Эта мысль, завладев разумом Рейфа, заставила его поспешно броситься в дом.

На террасе сидела Алисия.

— Где Лайл?

— Пошла спать.

Рейфу хватило пяти минут на то, чтобы удостовериться в ее отсутствии, натянуть спортивные брюки и пляжные туфли, схватить фонарь и опять выскочить из дома.

У стены над морем он на секунду остановился, прислушался и закричал:

— Лайл, Лайл, Лайл!

Ни звука в ответ.

Рейф сбежал по лестнице и включил фонарь. Небо все еще слегка светилось. Море, берег и небо пока существовали отдельно друг от друга, но еще немного — и наплывающая мгла сольется с поднимающейся водой.

Рейф остановился в нерешительности. Ничто не могло подсказать ему верный путь. Но если тот страх, что привел его сюда и теперь орошал его тело холодным потом, все-таки порожден чем-то большим, нежели больное воображение, то Лайл нужно искать в направлении Шепстоунских скал. Это самая дикая, опасная и пустынная часть побережья, а в этот час — самое уединенное место, лучше всего подходящее для замыслов убийцы. Рейф даже предположить не мог, что Лайл отправится в ту сторону одна. А если она пошла туда не одна, то куда ее завели и где теперь искать ее?

С этими мыслями Рейф продолжал рыскать по окрестностям. Люди вечером вообще редко заходили в эти места. В некотором отдалении от лестницы песок уже был гладким и совершенно нетронутым, каким оставил его отлив Вода еще не совсем достигла каменной гряды. На сухом песке у ее подножия не могло остаться следов. Но через полдюжины ярдов свет фонарика выхватил из темноты то, что искал Рейф: следы Лайл, ведущие в направлении Шепстоунских скал, а рядом — более крупные и четкие отпечатки ног Дейла.

Рейф прошел по следам около дюжины ярдов, когда фонарь высветил еще одну цепочку отпечатков ног: это были следы Дейла, который шел в обратном направлении один. Они вели к песчаному склону и там терялись. Смысл увиденного был прост и ужасен: ушли двое, а вернулся один. Через несколько часов прилив смоет гибельную улику, и песок снова обретет невинную чистоту. Но судьба не подарила Дейлу этих нескольких часов.

Теперь Рейф был холоден и спокоен. Перед ним стояла лишь одна цель — найти Лайл, живой или мертвой. Он подумал, что Лайл, должно быть, уже умерла, ведь теперь Дейл не мог оставить ее в живых. Рейф мог размышлять об этом совершенно спокойно, потому что в ту секунду, когда он увидел цепочку одиночных следов, он утратил всякую способность чувствовать. Он не ощущал страдания и не До конца ощущал собственное тело. Он сохранил только способность рассуждать — здраво, проницательно, не отвлекаясь на ненужные эмоции.

Рейф пошел по следам к песчаной косе, сбегавшей в направлении моря и гребня позади Шепстоунских скал. На полпути их смыла у него из-под ног первая приливная волна. Сунув фонарик в карман, Рейф двинулся дальше, в воде по щиколотку, по колено, по грудь — и наконец пробился сквозь толщу воды вверх, к склону длинного гребня Здесь вода доходила лишь до щиколоток. Рейф зашагал вдоль гребня, минуя острую верхушку скал, и уже повернулся к берегу, когда услышал крик Лайл.

Он был таким слабым, что в другое время слился бы с миллионом тех звуков, что человек просто не замечает. Но теперь, находясь в состоянии напряженного ожидания, Рейф его услышал. Сердце его резко стукнуло. Молодой человек двинулся на звук, спустился в более глубокую воду и стал осторожно, чтобы миновать валуны, нащупывать ногами путь. Оказавшись в самом глубоком месте, он опять услышал крик. Тут ноги его ступили на гальку, и Рейф зашагал вверх по пологому склону пляжа по направлению к утесу.

Выбравшись из воды, он позвал:

— Лайл, где ты?

Слова отскакивали от поверхности скал и возвращались к нему обрывистым эхом. И вдруг посреди отзвуков его крика послышалось его имя:

— Рейф!

Лайл продолжала звать на помощь. Что-то в ней говорило, не желая сдаваться: «Если я утону, то не потому, что сдамся!» «Сдаться» означало не только «умереть». Это означало впустить в сердце темноту, одиночество и предательство Дейла. Даже если ей суждено умереть, она до самого конца будет бороться. И ее крик означает, что она еще не уступила. Услышав голос Рейфа, Лайл почувствовала себя во много раз смелее. Она смотрела вверх и видела, как в вышине его фонарь вспыхивает, как молния во время весенней грозы. Но это не было вспышкой мол Это был свет.

Лайл снова закричала:

— Я здесь! Здесь, здесь! — и продолжала повторять это, пока свет фонарика не проник в колодец и Рейф не показался на краю: встав на колени, он вглядывался в темноту. Луч выхватил из мрака ее обращенное вверх лицо. Лайл смотрела на Рейфа, вымокшая, побелевшая, но глаза ее были живыми. Рейф увидел, как от внезапного яркого света сузились ее зрачки и сжались веки.