Мать велела побольше запасти воды, чтобы гости могли утолить жажду. Сэнди впряг свою лошадь в салазки и отправился вместе с отцом и Джо к роднику за водой. Салазки представляли собой развилистый сук дерева — нечто вроде упрощенной тележной рамы, только без колес. К концу сука припрягалась лошадь, а задние концы развилины были скреплены перекладиной, чтобы бочка не вываливалась при подъеме в гору. Сэнди вел коня под уздцы и нес ведро. Отец шел впереди, расчищая дорогу от камней. Джо сидел верхом на бочке, чтобы она не опрокинулась. Меньше трех человек с салазками не управлялись.

Воду они привезли слишком «густую». Перед ними у родника побывал старый Андерсон и порядком взмутил ее, вытаскивая своего вола. Но отец насыпал в бочку побольше золы, и вода очистилась.

У каждого из нас было свое дело. Сэнди разбирал перегородку и украшал комнату ветками. Девочки с матерью готовили еду и оклеивали газетами стены. Отец собирал коровий помет и обновлял пол.

До свадьбы оставалось всего два дня, а дел было хоть отбавляй!

Отец месил смазку для пола, засунув руки в ведро выше локтей; с одной стороны от него лежала куча коровьего помета, с другой — куча песка и лопата. Дейв и Джо сжигали дохлую корову, только что околевшую перед самым домом, а Сэнди уехал в город покупать новые брюки из твида.

К нашему дому подъехал какой-то мужчина в длинном черном сюртуке с белым воротничком и новенькими крагами на ногах. Поговорив с отцом, он сошел с коня. Вид у отца был преуморительный — он распрямился и стоял, широко раздвинув руки, с которых капала навозная жижа. Из дома вышла мать? Незнакомец пожал ей руку — отцу он почему-то не захотел, — и они прошли в дом. Отец остался во дворе мыться.

Дейв послал Джо разузнать, что это за человек. Отец объяснил ему шепотом, что это пастор, мистер Макферсон, который будет венчать Кейт и Сэнди. Дейв присвистнул и подкинул дровишек в костер. Мать позвала его и Джо, но Дейв не пошел. Немного позднее он кинул еще поленце и тогда все же решил посмотреть, чем они занимаются в доме.

Подойдя к окну, Дейв заглянул в комнату. Не поверив своим глазам, он просунул голову поглубже. Все, кто были в комнате, стояли на коленях и что-то повторяли за пастором. Дейв обрадовался, что обошлись без него.

Занятное получилось молебствие! В тот самый момент, когда пастор произнес: «И не введи нас во искушение», в открытую дверь проскользнула здоровенная собака и хапнула со стола свежее мясо. Дейв, правда, успел ее перехватить у дверей и как следует наподдать. Отец только издал стон и заерзал на коленях.

После ухода пастора отец заметил, что вся его проповедь «Что посеешь, то и пожнешь» — сущая чепуха, и рассказал, как он однажды посеял в поле два бушеля ячменя, а собрал вместо этого здоровенный стог ржи.

Свадебный пир начался в три часа дня. Большинство гостей приехали еще до обеда. А Гамильтоны появились сразу же после завтрака. Один лишь Джим Маллинс прибыл к самому обеду.

А уж сколько было повозок! Все они даже не уместились во дворе.

Гости сидели рядком под изгородью, ожидая начала церемонии. Последним прибыл пастор. Входя в дом, он стукнулся головой о кенгуровый окорок, свешивавшийся с крыши веранды. Отец посмотрел на качавшийся окорок и сердито сказал Джо:

— Я же велел тебе снять его еще утром!

Джо отцепил окорок и огрызнулся:

— А куда я его перевешу? В другом месте его хапнет собака!

Отец попытался выдавить смешок и сказал громко, чтобы все слышали:

— А для кого же еще это мясо, как не для собак? — и поспешил спровадить Джо, прежде чем тот успел что-либо возразить.

Джо ничего не понял.

— Ты что же хочешь, чтобы все знали, что, мы едим кенгуровое мясо? — шепнул ему отец, засовывая окорок в мешок.

Только тут Джо смекнул, в чем дело.

Церемония началась. Все, кто мог, втиснулись в комнату, остальные глазели в окно и сквозь щели в стенах.

Миссис Мак-Дулан вывела Кейт из задней комнатки. Сэнди, сидевший у камина, поднялся и встал рядом с невестой. Все нашли, что Кейт выглядит очень мило. Какой был на ней подвенечный убор! Она походила на цветущее апельсиновое дерево, покрытое новой тюлевой занавеской. Сэнди тоже выглядел молодцом в новых твидовых брюках с ремнем из змеиной кожи, но потом он стал поеживаться и дергаться, когда в шею воткнулась булавка, которой Дейв приколол ему воротничок.

Пастор быстро покончил с церемонией, и тут поднялась суматоха — каждому хотелось первому получить поцелуй невесты. Верзила Джордж уверял, что первый поцелуй принадлежит ему, но Миссис Мак-Дулан говорила, что, не помешай ей ребенок, первый непременно бы достался ей.

Пришел черед веселью. Всю мебель вынесли во двор, и гости парами стали прохаживаться по комнате в ожидании танцев; впереди всех шествовали Кейт и Сэнди. Наконец один из колодезных мастеров потребовал музыки. Но наша гармоника была до того залатана, что из нее можно было извлечь только три ноты. Тогда Джим Бэрк вскочил на коня и поскакал домой за своим аккордеоном.

И начались танцы! Танцевали до самого утра. Кто не танцевал, в комнате оставаться не мог: весь пол был перепахан. А пылища стояла — не продохнуть! К утру комната напоминала скотный двор.

Свадьба получилась шикарная. Все соседи говорили, что такой в нашей округе еще не бывало.

Глава 13. Лето, в которое умер старый Боб

Солнце палило немилосердно. Стоял знойный летний день. Воздух струился, жара загнала кур под телегу, и даже пес в изнеможении заполз в дом и уснул на полу. А Дейв и отец при этой испепеляющей жаре расчищали поле за выгоном, обливаясь потом. Уже третью неделю они раскорчевывали новый участок — низинку, густо заросшую самшитом. И если в начале работы звон топора и стук кирки еще звучали для них как музыка, то теперь они уже больше ее не слышали.

Отец пытался не терять веселого расположения духа. Он бросил кирку на землю и, содрав мокрую рубашку, чтобы выжать ее от пота, сказал:

— Хорошенько пропотеть — полезная штука!

Дейв ничего не ответил. Не знаю, что он подумал; он только взглянул на отца, а пот застилал ему глаза, струился по носу и капал с него, как дождь с нашей крыши. Затем, поддернув штаны, он снова взялся за топор.

Дейв был философом. Он работал, пока топор со страшным свистом не сорвался с топорища. Топор мог бы затеряться в высокой траве, но отец остановил его ногой. Вряд ли он поступил обдуманно, если вспомнить, как он тогда подскочил. Пожалуй, это было самое примечательное событие за последние две и без того мрачные недели. Отец страшно рассердился — ведь надо было поскорее закончить расчистку. Он сетовал на свою горькую судьбу: ни одна работа не обходилась у него без неприятностей. А Дейв, тот даже обрадовался: теперь можно было полчаса посидеть в холодке, насаживая топор на топорище.

— Раз уж так получилось, пошли обедать, — горестно сказал отец.

По дороге домой он несколько раз посмотрел на безоблачное и раскаленное небо.

— Хоть бы дождик бог послал, — сказал он в пространство, и это прозвучало как издевка над молитвой.

Дейв промолчал. Впрочем, я не думаю, что отец ждал от него ответа.

Последним к обеду подошел Джо. Пот лил, с него градом. Он угонял от фермы чью-то корову, забредшую на наши посевы. Обычно в жару Джо совал под шляпу зеленые ветки, чтобы голове было прохладнее, и сейчас в его мокрых нечесаных волосах торчало несколько эвкалиптовых листьев.

— Отец, я прогнал корову, — сказал он, окидывая оценивающим взглядом все, что стояло на столе. — Она хотела перепрыгнуть через изгородь, да застряла там и повалила несколько столбов. Я бы ее как следует отдубасил, да под руками ничего не было, одна кукурузная ботва и навоз.

Затем, после безуспешной попытки насадить на вилку здоровенную муху, кружившуюся над его тарелкой, он принялся за еду.

Но мясо оказалось, мягко выражаясь, не первой свежести, и мы встали из-за стола голодными… Тут Джо торжественно объявил, что знает одно местечко, где есть много яиц, и куда-то умчался.