— Чей это герб? — удивился брат, тщательно рассматривая магический артефакт.

— Боярского рода Ползуновых. Одно время они жили в Боровичах, но потом уехали оттуда в Ростов. А перстень достался мне случайно. Один из родовичей сделал глупость, решил жить собственным умом, отошел от Рода. В Изборск подался. Коммерцией заняться не вышло, так и сдох в нищете. А перстень заложил в ломбарде, да так и не успел выкупить. Станислав случайно его увидел. Он любит собирать родовые кольца. Коллекционер, видишь ли… В общем, рядовая и дешевая безделушка, но наши чародеи сделали из него шпионскую штучку. Легкое прикосновение пальцем — амулет активируется.

— Понял, — Устим натянул на палец перстень. Действительно, простецкое серебро с потускневшими рельефными выемками и гербом. Надо почистить, чтобы выглядел не как раритет, а обычный аксессуар. — Я так понимаю, и бумаги мне нужно выправлять на имя Ползунова?

— Конечно. Иначе расхождения в мелочах заинтересуют не только Назарова, но и «осовцев». Ладно, — посадник неожиданно широко зевнул, прикрыв ладонью рот. — Домой пора. Устим, завтра с утра в Головную Контору на Садовой подъезжай. Будем союзников уламывать на санкции против Твери.

Ханс Фекингузен — второй секретарь Ганзейского Союза и по совместительству эмиссар северо-восточного сектора по сбору агентурных данных — отчаянно хотел спать после бессонной ночи с одной хорошенькой горничной в гостинице Готского двора. Помимо своих основных обязанностей девушки из персонала ублажали очень важных гостей, одним из которых являлся сорокалетний жилистый и подтянутый Ханс Фридрих Фекингузен. Служащих в посольство подбирали из числа немок, полячек и датчанок. Русских здесь принципиально не принимали на работу, разве что по хозяйственной части: водители, слесари, работники котельной.

Ханс Фридрих с раздражением посмотрел на искрящиеся сугробы, образовавшиеся вдоль забора посольства от уборки дорожек, прошел по ребристым плиткам к выходу, миновал пост охраны и нетерпеливо оглянулся в поисках машины. Два тяжелых «Трабанта», производя странный и звенящий гул из-под капотов — двигатели работали на энергии магических кристаллов — подкатили к нему. Ханс Фридрих подумал с удовлетворением, что нечего русским варварам знать о технологической тайне новых автомобильных двигателей. Так и мерещатся потоки золота, текущие в казну Ганзейского Союза.

— Извините, герр секретарь, за опоздание! — послышался за спиной Фекингузена голос административного помощника, его племянника Юргена, по великому блату, как говорят на Руси, попавшего в новгородское посольство. — Больше такого не повторится.

Сказал он это на немецком языке, на что Ханс Фридрих ответил по-русски, с едва различимым прибалтийским акцентом, получив его после десяти лет проживания в Лифляндии.

— Мальчик мой! Мое место в Совете настолько прочно, что я могу и дальше закрывать глаза на твои огрехи! Но меня-то самого не обманешь! Не встретил своего дядюшку, весело провел время с тремя прелестницами в городе, а сегодня едва не опоздал на важную встречу!

Двадцатипятилетний «мальчик» с совсем не аристократическим лицом и с неимоверным количеством веснушек на носу и щеках отчаянно покраснел, а мочки ушей смешно задергались из-под низко надвинутой шапки.

— Больше такого не повторится! — на этот раз по-русски произнес он, распахивая дверь второго «Трабанта».

— Что ты заладил как заморский попугай! — раздраженно произнес Фекингузен, садясь в теплое нутро машины. — Ты все бумаги взял?

— Так точно, дядюшка! — Юрген с готовностью показал кожаный кейс, который крепко держал в руках. — Все, что пригодится на переговорах, здесь!

— Хоть ты и любитель пива и женщин, но толк в тебе есть, — одобрительно заметил секретарь. — За пару часов умудрился вычислить, о чем будет идти разговор с посадником, и взял необходимые документы! Талант, я гляжу!

Юрген захлопал ресницами и прикусил губу. Севший впереди мощный тевтонец-телохранитель кивнул водителю. Машина, мягко покачиваясь на мелких неровностях дороги, объехала Готский двор по кругу и устремилась к Головной Конторе. А Ханс Фридрих задумался, тщательно выстраивая будущий разговор с Борецким. Он уже знал, к чему будет призывать правитель Новгородской земли, и не был согласен со многими пунктами.

— Я искренне сочувствую, что произошло с вашим сыном, герр Борецкий, — слегка склонив голову, говорил через двадцать минут в огромном, залитом утренним праздничным солнцем, кабинете секретарь Союза. — Понимаю ваше состояние. Предлагаю перевезти его в Гамбург, где есть великолепная магическая аппаратура, поддерживающая функционал организма, пока он борется с последствиями тяжелого поражения.

— Спасибо, герр Фекингузен, — спокойно ответил Дмитрий, выйдя из-за длинного полированного темно-желтого стола, и подавая руку. Кроме него, Устима и еще пары мужчин в строгих костюмах и с хищным выражением лица никого не было. — Но Станислав идет на поправку. Медленно, но идет. Нет необходимости именно сейчас извлекать его из медицинской капсулы. А вот реабилитация потребует высококлассного обслуживания.

— Обращайтесь, как только возникнет необходимость, — сказал секретарь, и повинуясь пригласительному жесту, сел за стол. Рядом с ним примостился Юрген, робко оглядывая скромные по наполнению, но огромные по объему рабочие апартаменты русского посадника. Здесь могла разместиться целая рота ганзейских морских пехотинцев. Русские совершенно не умеют быть скромными. Хорошо уже то, что стены не отделаны балтийским янтарем, как это сделали наместники в Пскове, Ладоге, Изборске в своих особняках. Красиво для глаз, но безвкусно для души. Показывает истинную сущность русского нувориша.

— Итак, Дмитрий Ефимович, я ознакомился с вашим прошением о помощи, — начал Фекингузен, медленно перелистывая скрепленные скобками листы каких-то документов. — Надо сказать, в Совете очень удивились, насколько жестко вы хотите перекрыть возможности Руси. Ведь у нас договор о сотрудничестве не только с Новгородом, но и с Тверью, Невском, Новохолмогорами. Некоторые моменты совершенно недопустимы в отношении Русского государства.

— Я не прошу полностью перекрыть кислород Руси, — ответил Борецкий, положив руки на крышку стола. — Дело касается автомобиле и — дирижаблестроения, медицинского оборудования с магической компонентой, некоторых корабельных узлов. Таким образом, мы подкосим на определенное время развитие местной промышленности.

— Насколько мне известно, Русь уже заключила договор с империей Ниппон на создание дирижаблей с магическими двигателями, — улыбнулся Ханс Фридрих. — А оттуда недалеко рукой подать до прорывных идей в автомобилестроении. Не самый удачный пример, господин Борецкий. Медицинскую артефакторику, согласен, можно внести в санкционный список. Но у Твери достаточно Целителей, который работают над собственными компонентами. Московский университет, кажется, имеет целую кафедру. Насколько мы сможем затормозить развитие Руси с вашими требованиями?

— Нам хватит пяти лет, — нахмурился Борецкий. — Любая мелочь, использующаяся в экономике Тверской Руси, может больно ударить по амбициям Великого князя.

— Вы настолько разъярены покушением на своего сына? — поднял одну бровь ганзейский секретарь. — А вдруг князь Юрий непричастен к несчастному случаю?

— Я знаю, что это его рук дело! — едва не заревел посадник, но осекся, заметив предупреждающий жест брата. — Да, я понимаю, что у Ганзейского Союза есть множество договоров, и каждый форс-мажор бьет по репутации и карману! Но эмбарго против Руси может сплотить всю северную Европу!

— Каким способом? — ехидно спросил Ханс Фридрих.

— Любое преступление против члена Ганзейского Союза должно быть осуждено! — горячо произнес посадник. — Если мы оставим без ответа наглые нападения князя Юрия на наши интересы, то многие союзники начнут сомневаться, а защитит ли их Ганза?

— Ваш сын каким образом влияет на наши интересы? Он ведь просто наместник Изборска, так? Произошел террористический акт, согласен. Но это не повод вводить эмбарго. Не доказано прямого воздействия на экономическое сотрудничество.