Второй вместе с собакой пусть подождет.

- Тысяча извинений, - снял тот фуражку и протер волосы под ней, после чего вернул головной убор обратно. – Но у соседей чехлы от дивана пропали.

Я недоуменно посмотрел на него. Да, жить без соседей невозможно, так что дом окружали такие же владения – с солидными и спокойными жильцами. И, разумеется, изредка с ними случалось что-нибудь солидное и спокойное, но чтобы воровство...

- Черно-коричневые такие. Большие, - чуть замялся он. – Они их на веревку во двор вывесили, а утром раз – и нету.

- Мы-то тут причем? – Высказал я накопившееся недоумение, приоткрыв дверь в дом и замерев на пороге у входа.

- Просто, может видели чего, - стушевался представитель закона. – У нас район приличный, а тут такое.

- Бардак какой, - согласился я с ним.

- А еще собака поисковая на ваш участок поводок тянет, - совсем увел он взгляд в сторону.

- Ну, слушайте! - возмутился я в голос.

А затем посторонился, потому как на улицу изволила выйти Брунгильда во всем своем великолепии, лениво отодвинув участкового со своего пути корпусом.

- Может, просто через ваш участок воры прошли, - посторонился тот, опасливо поглядывая на прошедшую мимо собаку.

- Вряд ли, - усомнился я. – У нас система охраны, никто не пройдет. Да и собака, вон…

Словно уловив упоминание о себе, Брунгильда бухнула мощным гавком.

- Это да, - протер вновь пот участковый.

- Яков Степанович! – Донесся крик от калитки. – Барс новый след нашел! В стороне отсюда! Тянет – еле держу!

Мимо с невозмутимым видом вернулась в дом Брунгильда.

- Оу, тысяча извинений, - заторопился на выход служивый. – Извините за беспокойство. Хорошего дня!

- Да ничего, спокойной службы, - проводил я его на выход и закрыл калитку.

- Бардак какой-то, - с возмущением пояснил я девушкам, с любопытством собравшимся у входа. – Воры у соседей этой ночью были!

- Какой кошмар, - слитно согласились они и мигом ушуршали, будто не было.

И даже не спросили, что взяли. Подозрительно это все. Но да ладно – найдут, вон и след собака взяла…Странно, что след под девяносто градусов от нашего участка, но я как-то сторожевой выправкой не интересовался. Может, и нормально это.

- Ника, у нас самолет через час, - постучался я в гостевую комнату часом позже.

Дверь почти тотчас распахнулась, демонстрируя слегка встревоженную девушку.

- Я тут подумала... А может, на поезде поедем? – Последовало странное предложение.

- Почти сутки в пути? – Усомнился я в эффективности данного решения.

- А мне в понедельник все равно уже никуда не надо! – Ответила она браво и легкомысленно, махнув рукой.

- Что, и даже за штурвалом посидеть не интересно? – Приподнял я бровь.

- Нет! Точно нет, - категорично мотнула она головой. – Тем более, я летать боюсь. Вот.

- Свои страхи надо побеждать! – Поднял я ввысь палец. – Да не могу я отменить борт просто так, - извиняющеся повел я плечами. – Это не так просто, там столько людей задействовано, честное слово.

- Но, может…

- Никак не получится. Может, на поезде в следующий раз?

- Л-ладно, - отчего-то пригорюнилась она.

И оставалась какой-то странно подавленной все то время, пока ее собирали в дорогу (от банок с компотом она стоически отказалась, но литровую емкость с медом отчего-то взяла). Даже в пути, в машине, на вопросы отвечала односложно и без особой охоты.

- Ничего не бойся, все будет хорошо, - мягко подбодрил ее я, выбираясь из машины возле аэропорта.

- Да, конечно, - кивнула она, пряча глаза за круглыми темными очками.

- Иногда кажется, что все очень плохо и страшно, - пошел я в сторону терминала. – Но проходит день, и все становится вновь замечательно.

- А можно, чтобы этот день прошел вчера? – Неожиданно откликнулась Ника.

- Иногда плохой может быть целая неделя, - не нашелся я с ответом, ответил скомкано и прибавил в шаге, чтобы не встретиться с ней взглядом.

Шел, стараясь не замечать слишком пустой терминал. Шел, игнорируя скопления людей в черных костюмах, старательно огибающих нас своим вниманием. Шел, стараясь не перейти на бег в этой тревожной, наполненной скрытым напряжением атмосфере.

- Что-то происходит? – Обхватила мою левую ладонь своей правой Ника, когда до выхода к автобусу на летном поле оставались последние двери.

Эта скрытая тревожность оказалась доступна и ей.

- Всегда что-то происходит, - слегка сжал я ее руку, не отпуская. – Важно, готов ли к ты к этому или нет.

Я оттолкнул дверь от себя и уверенной походкой двинулся к автобусу. А когда до него оставалось с десяток метров, замедлил шаг.

Оглянулся – из терминала выходили люди в черных костюмах, замыкая пути отступления. В висках заломило от напряженного внимания холодных взглядов, словно наложенных поверх прицелов чего-то дальнобойного. Оглянулся – никого, но ощущение никуда не делось…

И напоследок, стоило остаться трем метрам до цели, как из автобуса, нам навстречу, неторопливо вышел поджарый мужчина средних лет, в гимнастерке прошедшего столетия – светло-зеленой, с высоким воротом, прошитым алым кантом, и украшенный тускловатыми медными пуговицами. Полностью седой, с высокой гривой зачесанных набок волос, он держал руки заложенными за спину, выпрямленную в идеальной осанке. Хромовые сапоги, начищенные до зеркального блеска, отражали высокое солнце. И ощущение чудовищной мощи рядом – чужой, неприятной, продавливающей волю ненамеренно, но одним своим присутствием.

Я смотрел на него краем зрения, чуть повернув взгляд и стараясь не встречаться прямым взглядом. Потому что, во-первых, чревато. Во-вторых, смотреть на него прямо бесполезно – образ то плывет, размываясь нечеткой картинкой, то обретает строгие линии, словно реальность сходит с ума, пытаясь воплотить это существо, собрать в единый образ всю ту силу, которой от него веет на физическом уровне, царапая обострившиеся чувства.

- Максим, это кто? – Тихо пискнула Ника, вцепившись до боли мне в руку и дрожа, как осиновый лист.

- Это Шуйский Александр Олегович, великий князь, - буднично ответил, успокаивающе пожимая ее ладошку. – Отец князя нынешнего и дед Артема.

Тот, о ком мы говорили, ощерился тонкой улыбкой и прикрыл на мгновение дикие, звериные глаза, от одного взгляда которых холодило чуть ниже солнечного сплетения.

- Итак, раз мы знакомы, - послышался негромкий, но очень низкий голос. – Вы, разумеется, окажете мне любезность и скажете, где мой внук?

- Я готов лично проводить, - постарался я улыбнуться, не обнажая зубы. – Самолет готов.

- Чудесно, - повернулся тут же он спиной и вернулся в автобус.

Мы молча последовали за ним.

Столь же немногословно доехали к ожидающему нас самолету, поднялись по трапу и расположились в салоне, пока командир корабля и изрядно нервничающая стюардесса проговаривали необходимые и ритуальные фразы перед полетом.

Великий князь предпочел первое кресло у выхода. Мы же расположились за семь рядов от его спины, ближе к крыльям – будто расстояние в самолете может что-то изменить.

- Максим, что происходит? – Маскируя вопрос за гулом двигателей взлетающего самолёта, нервно спросила Ника.

То, что происходило, откровенно пугало девушку. И далеко не безосновательно.

- Ты, возможно, знаешь ту небольшую тайну, которую скрывает семейство Шуйских? – Спросил я ее спокойным голосом, не стараясь как-то спрятаться за окружающим шумом или приблизить к ее ушку лицо.

- Не совсем понимаю…

- Род, некоторым образом, оборотни. – Уточнил я. – Медведи.

Впереди недовольно дернул плечом великий князь – глупо пытаться утаить голос от такого, как он. Шепчи или говори в полный голос – совершенно без разницы для лесного владыки.

- Понимаешь, - продолжил я, - со временем, зверь в их голове все равно побеждает людское начало. Тогда зверь с остатками человеческой личности уходит в лес, где обычно и погибает. Так правильнее для всех. Но до той поры, пока не придет смерть, у княжества все равно будет один владетель – самый мощный и самый сильный медведь в стае, глава рода. Одна территория, один владетель, понимаешь?