Увы, папе некогда было приезжать в такую даль, а путешествовать самой запрещал устав лицея. Даже на каникулы отпускали неохотно, и наблюдая за суетой охранения легко угадывалось, почему. Каждый выезд в столицу — полноценная боевая операция. После зоопарка охрана и вовсе ходила на ушах — как же, под их носом, да чужой одаренный, да чуть ли не убил… В общем, существование мальчика — которого — не — было признали. Не хотели, очень не хотели, но потом кто?то молнией сбил самолет. Кто?то подозрительно похожий на описания воспитанников.

Последовали официальные извинения перед ночными бегунами. Ника была не в претензии — за исполнение сложного Обета она чуть подросла в силе. Зато мальчики, все еще сияя фингалами, не были столь благодушны, однако извинения все же приняли. Им же хуже, дар любит благородство.

Нервные беседы руководства лицея с родителями прошли мимо нее, но по слухам — телефон не замолкал ни на минуту. Родители учеников очень уважали хозяина, и вовсе не выставляли никаких претензий, просто выражали легкую обеспокоенность.

Тех, кто по умнее, заботило категорическое невмешательство детей в процесс расследования — дети живы и ладно, и надо бы это положение дел сохранить, не становясь ценными свидетелями. Упавший самолет и его поиски — чужие проблемы и очень желательно быть от них подальше. Особенно, когда поисковики поймают?таки диверсанта за хвост — потому как по другую сторону хвоста может оказаться некто гораздо зубастей загонщиков.

Менее дальновидные рефлексировали по уже случившемуся, переживая за здоровье своих оболтусов и усилием воли удерживаясь от пошлого 'за что я плачу вам такие бешенные деньги?!'. Потому как даже самые скандальные прекрасно знали, что на князя Долгорукого можно наорать ровно один раз в жизни. Вот если бы был по эту сторону трубки кто по проще… Но кому?то попроще не доверили бы своих детей.

А вот старые семьи — отчего?то доверяли самой обычной школе. И это сильно удивляло юную наследницу.

В памяти был еще свеж визит на одно из родовых предприятий — огромного, полного шума механизмов, пропитанного запахом металла и машинного масла, неспешной суетой огромных, но очень добрых дядек, с нежностью и заботой наблюдающих за ее робкими шагами по длинным, кажущимся бесконечными, цехам и переходам. Когда папа сказал, что следующие три года все вокруг будут работать, чтобы она могла учиться, это шокировало маленькую девочку куда сильнее, чем какие?то скучные цифры, ценности которых она в то время еще не понимала. Ника пообещала учиться только на отлично — даже не папе, а начальникам цехов, уважительно столпившихся чуть поодаль. И обещание пока держала. Так зачем были эти жертвы, если старшие семьи вполне обходились обычной школой?

Папа говорил — они не могут обеспечить ее безопасность в городе, а учиться дома совсем не то, что в окружении равных ей сверстников. Папа пугал плохими людьми, желающими навредить роду, рассказывал о том, как ей будет хорошо в лицее. Он бы мог не говорить ничего — дочь и не собиралась спорить. Все казалось предельно понятным — сильные семьи учились отдельно, создавая собственные школы для себя и союзников. Те, кто послабее или привык держаться наособицу, платили Очень Сильному Клану за обучение своих детей. Ее задача — взять от обучения максимум, чтобы многолетний труд хороших людей не прошел даром.

До событий последней недели она не подвергала сомнению такое положение дел — действительно, у многих кланов были свои школы, и они даже соревновались с лицеем на ежегодных соревнованиях. Так что за 'старые семьи' и почему они игнорируют установленный порядок?

Ника никогда не считала свою семью слабой. Еремеевы, конечно, не столь благозвучны, как Романовы или Орловы, и нет за плечами тысячелетий истории. Но те столетия, счет которым аккуратно велся внутри семьи, выглядели вполне славно и достойно, были наполнены свершениями предков и великими победами. А еще там, в глубине веков, таилась небольшая хитрость, благодаря которой род не уступал в мощи сильнейшим семьям страны. Об этом не было упоминаний в родовой хронике, но как?то вечером, перед огнем камина, слегка хмельной от удачной сделки отец поведал, как давным — давно храбрый пра — пра — пра — много раз предок при штурме очередной твердыни соперника украл себе прекрасную невесту и умудрился в себя влюбить. Так в тогда еще вполне обычный род царских дружинников влилась кровь древней восточной династии. И если Ника посмотрит в зеркало, то наверняка увидит характерные черты лица. Предприимчивый предок еще и Силу Крови их спер, так как своей не имелось. А потом и сын их привел себе невесту из дальнего похода, по совету отца забрав главную ценность из разоряемого дворца противников, пока остальные дурни цеплялись за бесполезное золото и самоцветы… Отец в ту минуту отвел в глаза и смущенно добавил — как?то даже вошло в традицию. Ну не был ровней простой московский дружинник князьям и вельможным боярам — кто бы отдал ему свою дочку!? Вот и выкручивались, обаянием, заботой и лаской пленяя сердца чужестранных принцесс. Потому что без взаимности все закончилось бы кучкой пепла вокруг оплавленного гербового значка.

Разумеется, у папы с мамой все было иначе, род набрал силу и в тайных похищениях не было нужды. Ника в это искренне верила.

В общем, их кровь — точно не слабее! Ну, ладно, пусть этот мальчик богаче. Ну и что? Зато она могла сжечь его вместе с тиграми. Вот только без тигров не могла. И отдельно тигров без мальчика — тоже не могла. Там даже ограда бы пострадала — слишком огромную силу род получил от восточной красавицы, да еще изрядно преумножил. Так почему этот наглый мальчишка — старшая семья, а они — нет?! Почему ему можно учиться среди обычных детей? Не то, чтобы ей очень хотелось, но сам факт!

Прибытие отца Ника определила по суете слуг, отголоски которой вполне долетали до сада на заднем дворе. Минут пять займет дежурный доклад, омовение рук и квас с дороги. Еще три минуты Ника щедро выделила папе на отдохновение и благословенную тишину, наполненную хрустом свежих газет и ароматом кофе, и уже после направилась в дом, прижимая уснувшего на руках найденыша к груди. Самое время для одного — единственного вопроса — отец еще не настроился на чтение и вполне благодушен.

— Пап, а что такое 'старшая семья'? — Осторожно произнесла Ника, внезапно заробев.

Уже прозвучали слова приветствия, традиционные комплименты растущей не по дням, а по часам юной красавице, вежливые расспросы о работе и не менее вежливые ответы, такие же общие вопросы про учебу и зеркальное 'все хорошо'. Даже котенок был представлен — как и был, не просыпаясь, и благосклонно принят в качестве новой игрушки. Вроде бы, установилась тишина, после которой газета и папа должны были вновь воссоединиться, а дочь тактично покинуть рабочий кабинет, но… Вопрос все?таки прозвучал.

Сергей Олегович Еремеев внимательно посмотрел на дочку, чуть отклонив газету, которой уже было отгородился от мира.

— Просто говорят, что тот мальчик, из зоопарка, он из старшей семьи… — Совсем потерялась девочка.

— Кто говорит?

— Паша Огинский, ему папа сказал.

— Ты передавала кому его слова? Обсуждала?

— Нет! Конечно нет.

— Хорошо, — кивнул своим мыслям нахмурившийся отец. — В таких разговорах лучше слушать, чем говорить или задавать вопросы. А еще лучше вообще не участвовать.

— Я поняла, извини, — понурилась Ника, собираясь уйти.

— Подожди, дочка, — потеплевшим голосом остановил Еремеев — старший, убирая газету в сторону. — Ты ведь слышала, самолет сбили? Утверждение, что сделал это кто?то из старших семей, автоматически обвиняет сильнейшие кланы страны в преступлении. Их не так уж и много, моя милая, и они очень внимательно относятся ко словам. Такие разговоры, даже полушепотом — не наш уровень.

— Значит, старшая семья — лучше нас? — Определила самое главное Ника, отчего?то сильно расстроившись.

Она прекрасно знала, что есть семьи гораздо могущественнее, но именно в этом случае вместо безликого образа десятка людей виделась вполне определенная мальчишечья физиономия. И так хотелось, совсем по — детски, быть хотя бы не хуже.