Я подошел к Абдуле и присел рядом, рассматривая красноватую маску боли на его лице.

— Нет тут доктора, а ты зуб давал, — попенял я ему. — Слово надо держать.

Подцепил пальцами желтый зуб и потянул на себя — но вместо одного, на руки выпал целый ряд, сцепленный проволочкой. Тяжеленный! Дернул нижний зуб — и получил всю челюсть. Пощелкал их друг об друга и закинул в карман, вновь пошатнувшись. Слабость не хотела меня отпускать, вновь баюкая качающейся землей.

Кое?как выкатил телегу из палатки и медленно, выписывая кривые линии, побрел к калитке, толкая ценный груз перед собой. По пути пришлось собирать медведей обратно — силы на секунду пропали, мир погас и вновь включился вместе с ощущением полета вверх, через телегу. Боль от падения подарила еще несколько минут бодрости, но я уже прекрасно понимал, что даже до калитки вряд ли дойду, не то, что до людей. Но все таки дальше забора я вырвался — а там приметил серый вагончик у самой стены и решительно направился туда. Сначала хотел подремать за ним, но потом приметил, что под днищем достаточно место для меня и медведей, да еще само оно — сухое и без травы в самом центре, а значит ничто не помешает там задремать — совсем чуть — чуть, минутку или даже меньше. Вперед себя я положил медведей, затем опрокинул телегу, закрывая с другой стороны (скорее, она сама так удачно упала), а затем обнял своих новых друзей и смежил веки.

Мне снилось что?то тревожное, с близким ревом сирен, женским плачем, громкими голосами и лаем собак, то удаляющимся, то приближающимся вновь. Один раз почудилось даже громкое дыхание совсем рядом, но оно тут же сменилось испуганным скулением, очень быстро скрывшимся где?то вдали.

Проснулся я от холода, вцепившегося в левый бок беззубой пастью — только давит, не в силах прокусить, но и от этого совсем не легче. Хотя нет, зубы там на месте — стоило пошевелиться, как в кожу вонзились бесчисленные иголки, вынуждая замереть на месте. Холод совсем не доволен, что его добыча вдруг вздумала сбежать. Но я больше не добыча, я теперь сам кого хочешь укушу! Не сам, конечно, я же не дикий какой, у меня теперь для этого челюсть железная есть.

Собравшись с силами и игнорируя боль, перелез через теплого медвежонка — оказывается, я как?то устроился меж ними, хотя помню себя уснувшим на самом краю. Оно и понятно — медведи теплые, только земля подвела, совсем остыла. Нащупав край вагончика, подтянул себя к нему и перекатился. Да так и замер, рассматривая тысячи звезд над головой, больших и малых, чуть подрагивающих от холода, как и я. Вот это я поспал.

Осторожно, морщась от покалываний по всему телу, поднялся на ноги и медленно сделал зарядку. Постепенно холод и боль ушли прочь, только в груди словно ежик застрял, заставляя морщиться на глубоком вдохе. Глазами нашел тележку, часть которой выглядывала из?за вагончика, и аккуратно достал медвежат, сложив рядом с их главным средством передвижения. Медвежата все еще спали, но попытку съесть мои руки предприняли оба — пришлось окутывать руки даром. Голодные, наверно. Я вот точно голодный, и таким мне быть до самого утра. В интернате?то давным — давно съели полдник и ужин… пролетела по этажам команда 'Отбой', ребята спят в теплых кроватях, пожелав друг другу спокойной ночи. Хорошо им… Интересно, вспомнил кто меня? Вряд ли. Разве что грустно смотрит Машк в мое окно, ожидая котлеты. Быть ему сегодня голодным, как и мне.

Подняв тележку на колесо, покатил по тропке, освещенной ярким светом полной луны — она пряталась все — это время за вагончиком. Но даже так — темно, особенно под деревьями и на узких тропках. Ни одного включенного фонаря вокруг, зоопарк спит. Правда, не весь. Иногда я ловил на себе чужое внимание, замирал и смотрел в ответ — интересно ведь — и желтые пятнышки взглядов отворачивались, теряя интерес.

Обратный путь я повторил легко и через некоторое время оказался там, где все началось. Возле громадного куба с яркими огоньками. Ночь скрыла стеклянные грани, оттого казалось, будто светлячки сами собрались и образовали такую красивую форму. Но медленное, тоскливое движение выдавало их несвободу. Так же двигались тигры, жирафы и другие звери за решетками зоопарка — свободные только в вольере, они будто разучились двигаться быстро. Но тигров я научил обратно.

— А меня сегодня тоже хотели похитить, — пожаловался огонькам, прильнув носом к стеклу.

Отсюда, если смотреть снизу вверх, огоньков казалось гораздо больше. Только часть из них почему?то совсем не двигалась… А нет, это же…! Но ведь тогда внутри…! Оглушительное понимание взбудоражило все во мне, заставив резко подняться на ноги.

— Они похитили звезды! — Возмутился я, крепко сжав кулаки.

Нет преступления хуже!

— Я вас освобожу, — пообещал, шмыгнув и вытерев слезинку.

Откатил тележку с медвежатами подальше, окутал руки даром и с силой врезал по стеклу. Куб вздрогнул, гулко простонав, но устоял.

— Так, да! — Со злостью принял я вызов.

Но тут же успокоился. Злость — плохо. Вот любопытство…

— Интересно, а что если сделать так? — Почесав затылок, я положил руку на грань и пустил сквозь нее силу.

Звезды тут же ринулись ко мне, облепив ладошку и сжавшись маленьким солнышком.

— А теперь — так!

Азартно прикусив язык, вытянул другую руку и окутал ее Силой Крови, а затем медленно и осторожно создал мостик меж ладоней.

— И вот так!

Я попробовал 'зажечь лампочку' в свободной руке, черпая силу из левой, но используя только свой дар.

Сначала сияющей лентой, а потом и сплошным потоком огоньков расцвел воздух вокруг, освещая парк светом нового дня — доброго и свободного! А в кубе никого не осталось — с довольством отметил я, потянулся, разминая мышцы и одним жестом стряхнул прилипшие к рукам звезды.

— Бывайте, всем привет! — Помахал им рукой.

Только они что?то совсем не торопились улетать.

— Ну ладно, — пожал я плечами, взгромоздил тележку на руки и пошел дальше к выходу. По подозрительно ярким тропинкам.

— Эй, вам туда, — остановившись, ткнул пальцем, указывая облачку огоньков в небо. Но те совсем не впечатлились, продолжая со знакомой медлительностью летать над головой. — Ну ладно, но только до выхода! — сдался я неожиданным попутчикам.

А вообще — удобно, светло и кочки можно объезжать.

Так что до ворот мы добрались быстро. До высоких, кованых, закрытых ворот, с огромным замком на цепи.

— Так, и что делать? — спросил медведей, но те предательски спали. А звезды вообще неразговорчивые — ни 'спасибо', ни 'ура' от них.

Глянул влево — так же тянется забор, сплошной стрелой, иногда скрывавшейся за деревьями. Глянул вправо — и к облегчению (а я уже приготовился лезть с медведями на дерево) обнаружил небольшую сторожку, приютившейся под разросшейся березовой кроной. Подошел ближе и сумел заглянуть в окно, хотя когда оставался последний шаг, уже знал, что там точно кто?то есть — уж больно громко оттуда храпели, аж стекла дрожали. В отсветах звезд дремал бородатый старичок, накрывшись серым пледом. Рядом с ним, на столике, блеснула высокая бутыль, из тех, что так любил таскать дядя Сергей первые недели, и граненый стакан. В их тени пряталась тарелочка с двумя зелеными огурцами. Предательски буркнул желудок, требуя если не ключ от ворот, то хотя бы один огурец.

Обошел вокруг и подергал за дверцу — заперто. Придется будить.

— Эй, доброй ночи, — застучал я в окно, пытаясь привлечь внимание. Да куда там — тот храпел громче, чем я кричал.

— Ладно, попытка номер два, — хмыкнул, подав силу к руке, и уже через мгновение почувствовав в нем живое солнце.

Сложил ладонь лодочкой, сосредотачивая сияние в узкий луч, и посветил прямо в лицо спящему в сторожке мужику.

— Подъем! — гаркнул, как умел.

— А, что?! — заполошно отозвался сторож, тут же запутался в пледе и рухнул на пол.

— Ворота, откройте, пожалуйста.

В окошке показалось заспанное лицо, подслеповато вглядывающееся наружу.