А Ерема уж это наперед знал; бает своей женке: «Смотри, как придут братья, я тебе велю сбирать на стол; а ты возьми да и не давай нам; мне, мол, надоть ребят накормить. Да еще подвяжи пузырь под пазуху, а я тебе ножом по ему — ты возьми и ляг; а я тебя плеткой — ты и вскочи поскорее. Смотри ж не забудь!» — «Ладно», — бает женка. Вот приходят братья. «Здравствуй, — бают, — Ерема!» — «Здравствуйте, братцы! Добро пожаловать! Что скажете хорошенького?» — «Да ништо! Мы вот хотим...» А Ерема: «Э, братцы, я вас наперед угощу. Женка, давай сейчас обедать». — «Некогда». — «Ну же, живее!» — «Да дай ребят накормить!» — «А вот я те[208] дам ребят накормить!» — да как чесанет ножом-то под пазуху — женка его так тут и грянулась оземь. «Ах ты, шельма!» Взял плетку с гвоздя да ее и ну пороть, а сам приговаривает: «Плетка-живилка, оживи мою женушку!» И! Женка разом вскочила, тотчас собрала на стол.

Вот братья пообедали, переглянулись: «А что, — бают, — Еремушка, дай-ка нам своей плетки, и мы своих жен поучим; они у нас нешто заленились». — «А как вы ее потеряете?» — «Небось!» — «Ну так возьмите, да смотрите отдайте». Они взяли и пошли. «Пойдем, — бает Фома, — сперва ко мне; сперва я поучу свою женку». Пришли. «Давай, женка, — бает Фома, — нам есть!» — «Погоди; вот я ребят накормлю, тогда и сберу». — «Нам некогда, давай скорее!» — «Да погоди!» Фома схватил нож да как чесанет свою женку под пазуху — та и грохнулась наземь. Схватил плетку и ну пороть, а сам приговаривает: «Плетка-живилка, оживи мою женушку!» Не тут-то было: женка лежит себе да лежит. «Постой-ка, — бает Кузьма, — ты не умеешь пороть; дай-ка я!» Хлоп, хлоп!.. Не встает. «Ну, ну, брат, ишь твоя жена какая непослухмяная[209]. Пойдем к моей». — «Пойдем, — бает Фома, — ведь моя-то ух как была непослухмя?на! Видно, и плетка ее не берет». Вот и пошли. «Женка, — бает Кузьма, — сбирай мне на стол». — «Некогда», — бает жена. Еще стала отговариваться. «Вот я тя!» — да как чесанет ножом-то, та и грянулась оземь. Он схватил плетку и ну стегать, а сам приговаривает: «Плетка-живилка, оживи мою женушку!» Не тут-то было: женка лежит себе да лежит. «Ну, делать нечего! Обманул Ерема. Пойдем мы его утопим».

Идут, а Ерема попадается навстречу. Вот они и схватили его. «Мы те, — бают, — дадим знать! Станешь ужо нас обманывать!» Взяли да и потащили к реке; а это дело-то было уж осенью, только что река замерзла. Притащили его к реке, а проруби-то и нету такой, чтоб его в воду бросить. «Поди, — бает Фома Кузьме, — поди, принеси топор». — «Не пойду», — бает Кузьма. «Ну так останься здеся, а я принесу». — «Нет, братеник, не останусь». — «Ну так делать нечего, пойдем оба».

Вот они взяли и пошли, а Ерему так тут и оставили, только ноги ему кушаком связали. Видит Ерема — барин едет; вот он и начал кричать: «Пожалуйте сюды!» Барин подъехал; а Ерема развязал себе ноги да как крикнет: «Скидывай попону-то[210]!» Тот скинул. Ерема снял с себя армяк да надел на барина, связал ему и руки и ноги. «Лежи, — бает, — здеся, пока опять приду». Только что Ерема ушел, а Фома да Кузьма и вернулись, прорубили прорубь да не посмотревши — бух в нее барина!

Немножко погодя едет Ерема на бариновой лошади и в бариновом платье. «Здравствуйте, — бает, — братцы!» — «Здравствуй, — бают братья, — где ты взял лошадей-то?» — «А вот где! Только что вы пихнули меня в воду, а я бурл!.. бурл!.. бурл!.. вот мне и явились буры кони; я на них и выехал из реки». — «Ах, братец родимый, пихни и нас туды, чтоб и нам достать по бурым лошадям». Он взял да и пихнул их в прорубь; а сам стал поживать, добра наживать.

Иванушка-дурачок

№400 [211]

Был-жил старик со старухою; у них было три сына: двое — умные, третий — Иванушка-дурачок. Умные-то овец в поле пасли, а дурак ничего не делал, все на печке сидел да мух ловил. В одно время наварила старуха аржаных клецок и говорит дураку: «На-ка, снеси эти клецки братьям; пусть поедят». Налила полный горшок и дала ему в руки; побрел он к братьям. День был солнечный; только вышел Иванушка за околицу, увидал свою тень сбоку и думает: «Что это за человек со мной рядом идет, ни на шаг не отстает? Верно, клецок захотел?» И начал он бросать на свою тень клецки, так все до единой и повыкидал; смотрит, а тень все сбоку идет. «Эка ненасытная утроба!» — сказал дурачок с сердцем и пустил в нее горшком — разлетелись черепки в разные стороны.

Вот приходит с пустыми руками к братьям; те его спрашивают: «Ты, дурак, зачем?» — «Вам обед принес». — «Где же обед? Давай живее». — «Да вишь, братцы, привязался ко мне дорогою незнамо какой человек, да все и поел!» — «Какой-такой человек?» — «Вот он! И теперь рядом стоит!» Братья ну его ругать, бить, колотить; отколотили и заставили овец пасти, а сами ушли на деревню обедать.

Принялся дурачок пасти: видит, что овцы разбрелись по полю, давай их ловить да глаза выдирать; всех переловил, всем глаза выдолбил, собрал стадо в одну кучу и сидит себе радехонек, словно дело сделал. Братья пообедали, воротились в поле. «Что ты, дурак, натворил? Отчего стадо слепое?» — «Да пошто им глаза-то? Как ушли вы, братцы, овцы-то врозь рассыпались; я и придумал: стал их ловить, в кучу сбирать, глаза выдирать; во как умаялся!» — «Постой, еще не так умаешься!» — говорят братья и давай угощать его кулаками; порядком-таки досталось дураку на орехи!

Ни много, ни мало прошло времени; послали старики Иванушку-дурачка в город к празднику по хозяйству закупать. Всего закупил Иванушка: и стол купил, и ложек, и чашек, и соли; целый воз навалил всякой всячины. Едет домой, а лошаденка была такая, знать, неуда?лая, везет — не везет! «А что, — думает себе Иванушка, — ведь у лошади четыре ноги, и у стола тож четыре; так стол-от и сам добежит». Взял стол и выставил на дорогу. Едет-едет, близко ли, далеко ли, а воро?ны так и вьются над ним да всё каркают. «Знать, сестрицам поесть-покушать охота, что так раскричались!» — подумал дурачок; выставил блюда с ествами наземь и начал потчевать: «Сестрицы-голубушки, кушайте на здоровье!» А сам все вперед да вперед подвигается.

Едет Иванушка перелеском; по дороге все пни обгорелые. «Эх, — думает, — ребята-то без шапок; ведь озябнут, сердечные!» Взял понадевал на них горшки да корчаги. Вот доехал Иванушка до реки, давай лошадь поить, а она не пьет. «Знать, без соли не хочет!» — и ну солить воду. Высыпал полон мешок соли, лошадь все не пьет. «Что ж ты не пьешь, волчье мясо! Разве задаром я мешок соли высыпал?» Хватил ее поленом, да прямо в голову, и убил наповал. Остался у Иванушки один кошель с ложками, да и тот на себе понес. Идет; ложки назади так и брякают: бряк, бряк, бряк! А он думает, что ложки-то говорят: «Иванушка-дурак!» — бросил их и ну топтать да приговаривать: «Вот вам Иванушка-дурак! Вот вам Иванушка-дурак! Еще вздумали дразнить, негодные!»

Воротился домой и говорит братьям: «Все искупил, братики!» — «Спасибо, дурак, да где ж у тебя закупки-то?» — «А стол-от бежит, да, знать, отстал, из блюд сестрицы кушают, горшки да корчаги ребятам в лесу на головы понадевал, солью-то поиво лошади посолил, а ложки дразнятся — так я их на дороге покинул». — «Ступай, дурак, поскорее собери все, что разбросал по дороге». Иванушка пошел в лес, снял с обгорелых пней корчаги, повышибал днища и надел на батог корчаг с дюжину — всяких: и больших и малых. Несет домой. Отколотили его братья; поехали сами в город за покупками, а дурака оставили домовничать. Слушает дурак, а пиво в кадке так и бродит, так и бродит. «Пиво, не броди, дурака не дразни!» — говорит Иванушка. Нет, пиво не слушается; взял да и выпустил все из кадки, сам сел в корыто, по избе разъезжает да песенки распевает.

вернуться

208

Тебе.

вернуться

209

Непослушная.

вернуться

210

Одежду.

вернуться

211

Записано в Вологодской губ. AT 1681 A (Дурак делает покупки) + 1691 (Дурак домовничает) + 1535. Первые два сюжета о дураке контаминируются в восточнославянских сказках нередко. Первый сюжет учтен в AT только в русском, венгерском и испанском фольклорном материале. Русских вариантов — 21, белорусских — 3. Известны также подобные варианты в сборниках сказок других народов СССР (например, Тат. творч., III, № 137, 139, 140). Второй сюжет распространен преимущественно в северо-восточной части Европы. Русских вариантов — 17, украинских — 11, белорусских — 8. История таких сказок связана с сочинением Бебеля «Opscula nova» (1514) и с итальянскими новеллами XIII—XVI вв., о дураке, делающем все невпопад (см. Novelline, № 109, 110). Первая русская публикация — Погудка.., I, № 5, с. 17—31.

К словам «Эх, — думает, — ребята-то без шапок» и т. д. (с. 126) Афанасьевым дан вариант: «Братцы родные, что ж вы без шапок стоите? Дождь пойдет — вымочит».

После слов «Разве задаром я мешок соли высыпал» (с. 127) указан вариант: «Дело было осенью; дорога — скользкая, лошаденка — некована, шаг сделает да оступится. «Что ты все спотыкаешься? — говорит дурак. — Постой, вот я маслицем копыта смажу». Вылил полон бочонок масла, а лошадь еще больше спотыкается. — «Что ж ты, волчье мясо, разве задаром я масло сгубил?» Стал дурак поить лошадь... потом догадался: «Али ей неловко, до воды далеко!» Взял и обрубил ей ноги по колена».