Около семи вечера проснулся телефон, оповещая о новом сообщении.

Зорин покосился на экран и усмехнулся:

— Семёнова пишет. Похоже, у нее для тебя важная информация.

Нахмурилась, открываю письмо и нахожу там одну фразу.

«Артем был прав — это ветрянка».

Зашибись! Сообщаю мужу Машкин диагноз, на что он саркастично отвечает:

— Ну что ж, вот и проверим твою везучесть.

— А сам-то почему такой спокойный? Ты тоже с ней общался!

— Тин, если ты не в курсе — ветрянка явление одноразовое. А я ею еще в детстве переболел, так что мне бояться нечего.

Я лишь фыркаю и откидываю телефон в сторону в полной уверенности, что эта зараза пройдет мимо меня.

Ничего не произошло на седьмой день, и на десятый, и через две недели. Я показывала Зорину язык, а он снисходительно улыбался и говорил, что рано радуюсь — инкубационный период у ветрянки может быть до трёх недель. В ответ на эти слова я лишь беспечно отмахивалась. Глупости все это.

А на двадцать первый день с утра смотрю на себя в зеркало и замечаю первые красные точки на коже. От обиды на несправедливость бытия сижу в ванне, наверное, час, пока Артем не выковыривает меня оттуда.

Увидев мою пятнистую физиономию, самодовольно улыбается:

— Я ж говорил, что попадешься.

— И ты этому, похоже, рад! — ворчу себе под нос, с трудом удерживаясь, чтобы не начать чесаться, как шелудивая дворняжка.

— Да ладно тебе ворчать, это всего лишь ветрянка. Врача давай вызову.

— Не надо. Я сама, у нас семейный доктор.

Через час в квартире появляется ухоженная женщина лет сорока пяти. Римма Денисовна. Она проводит осмотр, подтверждает диагноз, рассказывает о лечении, потом уходит, предупредив, что придет через несколько дней.

Зорин приносил из аптеки два пузырька: один — изумрудный с зелёнкой, второй — розовый с фукорцином.

Не знаю, как дети умудряются легко переносить ветрянку, лично мне это заболевание далось очень тяжело. Во-первых, температура под сорок, во-вторых, нескончаемый зуд, когда хочется чесать каждый миллиметр кожи, но нельзя, поскольку могут рубцы остаться, ну а в-третьих, меня выводили из себя сами эти пупырышки. На лице и передней части тела их практически не было. Большая часть высыпала на спине и пятой точке, даже не поспишь нормально.

Да еще и мыться нельзя. Мерзко, гадко и противно! Я ворчала, причитала, а Тёма невозмутимо мазал меня зелёнкой, не обращая никакого внимания на мое дурное настроение. К зеркалу подходила только когда чистила зубы, при этом старательно отводя глаза, чтобы не лицезреть свой пупырчатый вид, который наводил на мысли о тех самых страшненьких огурчиках-последышах, что мы с Машкой на даче поливали.

Спустя десять дней снова пожаловала врач. Зорин принес ей с кухни стул, а сам устроился у окна, привалившись к подоконнику.

Римма Денисовна задала два десятка вопросов, сделала записи у себя в блокноте и попросила раздеться, показать состояние кожи. Я стянула с себя длинную широкую футболку, бросила ее на диван и с обречённым видом предстала перед ясными очами доктора. Она посмотрела мой живот, удовлетворённо кивнула, потом сказала поворачиваться спиной.

Ее голос оборвался, когда она увидела мою заднюю часть.

— Все плохо? — подозрительно спрашиваю, а у самой перед глазами уродливая, испещренная глубокими безобразными рытвинами кожа.

— Нет, — слегка прокашлявшись, ответила она, — все в норме. Просто тут неожиданно много высыпаний… было. Теперь все в порядке. Одевайся.

Я торопливо натянула футболку и села на диван. Римма Денисовна, чуть растеряно, потерла кончик носа, покосилась на невозмутимого Артема, потом хмыкнула и сделала очередную запись в блокноте.

— Поздравляю, ты здорова. Все ограничения можно снимать.

— Мыться могу? — это единственное, что меня интересовало в данный момент.

— Да, конечно.

Вскоре врач ушла, Зорин галантно проводил ее до входной двери, после чего вернулся по мне:

— Ну что? Какие планы, ветряночная моя?

— В душ, все остальное потом.

Вприпрыжку направилась в ванную, чувствуя, как Тёмка провожает меня насмешливым взглядом.

В ванной скинула с себя грязную одежду, затолкав ее в корзину для белья, и, наконец, набралась смелости посмотреть на себя в зеркало.

Φизиономия, в принципе, нормальная, три зелёные точки и все. Живот, грудь, да и вся передняя часть покрыта россыпью мелких где зелёных, где розовых точек. Зорин чередовал зелёнку с фукорцином, под настроение, так сказать. Терпимо.

Меня волновала спина. Римма Денисовна сказала, что высыпаний чрезвычайно много, поэтому я с опаской развернулась спиной к зеркалу и посмотрела через плечо.

Твою мать, что это?!

На всей спине ни одного чистого места. Измазано все! И не просто измазано, а покрыто незамысловатыми рисунками, на уровне детсадовских художеств! Здесь и солнышко, и уточки, и человечки. А уж про розочки на заднице вообще молчу!

Это я вот в таком идиотским виде сейчас перед врачом стояла? Неудивительно, что докторша так растерялась. Стыдоба, блин! Ну, все, сейчас кто-то получит!

Выскакивают из ванной с диким воплем:

— Зорин, я убью тебя!

В квартире тишина. Сверкая разукрашенной пятой точкой, пробегаю по всем комнатам. Его нигде нет. В туалете, что ли, спрятался? Тоже пусто.

Мое внимание привлекает лист на кухонном столе, подхожу ближе, беру его в руки и читаю послание, написанное ровным почерком:

«Я не сбежал, а тактично ретировался. Вернусь, когда успокоишься. Вечно ваш Леонардо да Винчи. Пы. Сы. Зелёный вам к… лицу».

Ыыыыы, свин! Как же, ретировался он! Сбежал! Позорно покинул поле боя. Знал, что малой кровью не отделается.

Комкаю лист и швыряю его в мусорное ведро, после чего возвращаюсь в ванную, чтобы лицезреть шедевр на своей коже. Это он целых десять дней на мне оттачивал свои таланты художника, а я ничего не заметила? Вот паразит!

И тут, словно со стороны вижу картину, как я стою у дивана, что-то бурчу, а Тёма увлеченно, высунув язык, рисует на моем заду цветочки. Это выглядит настолько нелепо, что меня накатывает неудержимый смех. Вот что за дурень?! И не лень же было!

Смеялась до слез, после чего взяла в руки телефон и отправила ему сообщение.

«Все. Можешь возвращаться. Меня отпустило. Казнь откладывается до следующего раза».

«Врешь?»

«Даже не думала, но с тебя цветы. В этот раз настоящие!»

«Без проблем».

Возвращается домой через полчаса с огромной охапкой роз, в тон цветов, которые рисовал. Хм, где только нашел такие?

— С выздоровлением, — произносит, улыбаясь от уха до уха, когда я распахиваю входную дверь, и у меня просто нет сил сдержать ответную улыбку.

Невыносимый. Прибила бы, но без него будет скучно.

Бросаю последний взгляд в зеркало, чтобы убедиться в том, что идеальна, подхватываю сумочку и покидаю гардеробную. В прихожей поверх короткого темно-лилового платья накидываю легкую кожаную курточку-косуху, обуваюсь, еще раз поправляю длинные, красиво уложенные волосы.

— Тём, я пошла, — громко кричу, пытаясь привлечь внимание Зорина. Он за компом и занят далеко не работой — скачал какую-то игру и уже третий день не может от нее отойти. Зависает, как маленький. Здоровенный мужик, а такими глупостями иногда страдает!

Слышу его шаги, и через пару секунд он собственной персоной появляется в коридоре.

— Ну как? — кручусь перед ним вокруг своей оси и в недоумении замираю, когда вместо одобрения вижу недовольство в зелёных глазах.

— Ты в таком виде собралась на концерт под открытым небом?

— Что не так?

— Кристин, ты на термометр сегодня смотрела? Чуть выше нуля, а у тебя разве что задница из-под юбки не выглядывает!

Он что, серьезно? Решил в няньки заделаться? Снисходительно улыбнувшись, потрепала его по плечу:

— Не переживай, папочка, не замёрзну.

Артем на лету перехватил мою руку и произнес: