В общем, отлично так работать! Настоящая взрослая работа, хоть и после  уроков. А за несколько коротких минут передышки, пока в цеху словно бы сам собою вырастает новенький грозный Т-34, который скоро будет уже бить проклятых фашистов на фронте, можно отлично поболтать или перекусить сухарями и бульоном из концентратов. Конечно, всё равно потом собранный корпус проверяют взрослые мастера: где-то подправят шов, где-то уберут острый угол... А если на каком-нибудь стыке оказалось слишком много раствора, и проплавилась некрасивая дырка в броне, то мастер только укоризненно покачает головой, — эх вы, ребята... а ещё в комсомол вступать собрались; да только не всерьёз покачает, потому что всерьёз дядька Игнат никогда не сердится, — да и заварит дефект обычным швом... Стоп, подумал Берия, вот оно.

Ремонт.

Собирать изделия выгоднее автоматикой — потому что процесс стандартизирован, следовательно, предсказуем, следовательно, не требует анализа на этапе реализации. А вот ремонт требует анализа: место повреждения, характер, оптимальный состав мер по устранению... Этого не умеет даже автоматика Патона, потому что даже самая «умная» земная автоматика — всё равно ещё очень глупа. По сравнению с тем уровнем, который демонстрируют роботы пришельцев.

Значит — человек.

А где?

- Ремонты, товарищ Патон, — уверенно произнёс нарком, — и, насколько могу судить, преимущественно в полевых условиях. Так? Техника нуждается в ремонтах.

Человек, в общем, тоже. Но так уж получается, что человека ремонтировать сложно.

Вот он родился; пока мелкий — вроде как и нормальный. А потом, глядишь, подрос — и сломался. Повредился головой. То ему «репрессии» мерещатся, то «невидимая рука» отовсюду лезет, то парада какого-то страсть как захотелось, то фруктовых огрызков; в общем, сбрендил гражданин. Снаружи гражданин, а внутри, в башке — труха горелая. А как его чинить-то? И, главное, зачем, когда гораздо проще нового родить и вырастить. Ресурсы всякого общества конечны: либо мы тратим их на починку идиотов — либо всё-таки заботимся о людях нормальных. Техника — другое дело. Техника, во-первых, не виноватая, что ломается; во-вторых, ремонту не сопротивляется, а совсем наоборот. Потому что техника — она умнее некоторых людей. Она благодарна человеку, который её придумал и создал; она жаждет приносить пользу, рвётся в бой, трепещет металлическими мускулами под броневой кожей — такой, как выясняется, тонкой.

В начале войны Советские танки превосходили немецкие бронёй — за  счёт рационального её наклона. Сорок пять лобовых миллиметров Т-34 работали за полновесные девяносто, потому что снаряд либо бессильно разрушался при ударе под углом, либо и вовсе рикошетировал. Не всегда: жизнь не сказка.

Но достаточно часто, чтобы Советские танкисты чувствовали себя уверенно. А уверенность, брат, это такая штука... да что тут говорить, сам всё знаешь.

И вообще, ты глянь на эти их «тройки» да «четвёрки»! Траки узкие, дрянь, а не траки. Камуфляж не по погоде — говорят, англичашки фрицам в Африке послабление устроили, чтоб те, значит, на Одессу танки перекинули. А затем на Ростов, какой там! Вот тебе и «ну». Да не журись, студент! Какая тебе разница, какого немца бить — хоть с Берлина, хоть с Лимпопо?.. Не, я только Лимпопо знаю, сынУ до войны читал. А, Нил ещё, но это где-то... да неважно. Придёт время — и Нил форсируем, и всё остальное. Конечно, придёт. А что Гитлер? «Гитлер», «Гитлер»... это ж так, начало только... держи картофанчик. Не, соли нет, звиняй, собирались впопыхах. Ты думаешь, нас зачем на Орёл-то перекидывают? А я тебе скажу: будем немца с Белоруссии гнать, ещё этой же зимой, помяни моё слово. А там: аты-баты — и до самого моря погоним, «загрохочут стальные тачанки». Кто нас там остановит-то, в Европах, когда фриц всю свою лучшую технику у нас похоронил.

Ясна морковь. Ты ж их пушки видел. Это разве пушка, нет, ты скажи?.. Одним словом — тьфу, а не танки.

Так что гадину фашистскую додавим, вернёмся по домам — житуха пойдёт. Я на МТС вернусь, второго сынА заделаю... с женой заделаю, не на МТС! А жена у меня, между прочим, передовик сельского хозяйства. Всё село за ней... Смотри карточку. Ну как? А пошла за меня, понимай. Так что ты, студент, как хошь, а я обязательно вернусь.

И ты, конечно. Институт свой закончишь наконец. Ты в каком, говоришь, учился? «Статистический»?..

А вот статистика на начальном этапе этой войны складывалась ощутимо не в пользу РККА. Техника лучше, люди чище — а статистика не та: на один выбитый из строя немецкий танк приходилось два с половиной Советских. Объяснялось это очень просто.

Во-первых, много единиц техники бросалось при отступлении из-за нехватки топлива и небоевых поломок. Иной раз и подорвать брошенный танк, чтоб не достался врагу, было нечем.

Во-вторых, поначалу поле боя чаще оставалось за немцами. Народ в Европе прижимистый, привык тянуть что плохо лежит. Вот немцы и повадились вытягивать танки, свои и чужие. Трактором его оттащат, подремонтируют, подшпаклюют там — и снова в бой. Ты его бац! один раз; бац! второй — а он  через пару дней опять тут как тут. Вот она, статистика — ну что ты будешь делать?..

При по-настоящему серьёзных повреждениях побитые танки отправлялись в тыл, в Германию. С большинством менее сложных случаев старались справиться на местах, благо, ремонтные базы у немцев были превосходные: настоящие маленькие передвижные заводы. Чинили свою технику, ремонтировали Советские «тридцатьчетвёрки» — трофейные машины проходили под конспиративной кличкой Pz.Kpfw.747 T-34(r). Один гражданин, — из тех самых, у кого в башке горелая труха, — скользким шёпотом божился, будто все Советские танки, попавшие в плен, после войны непременно сгноят в лагерях — да только кто же станет слушать настолько явного идиота?..

В общем, иной раз статистика очень мало говорит о реальном положении вещей — зато довольно много о методике подсчёта.

К холодам линия фронта стабилизировалась, русское поле боя всё чаще оставалось в русских же руках; а русские руки начали активно спасать подбитую технику. С новой остротой встал вопрос организации собственных ремонтных баз. А в этом вопросе глупо было не позаимствовать немецкий опыт; учиться даже и у врага — не грех, грех — не учиться. Строго говоря, концепция специализированных ремонтных предприятий для СССР в диковинку не была: те же МТС — машинно-тракторные станции, занимавшиеся обслуживанием колхозной техники. Концентрация ресурсов и специалистов позволяла МТС легко справляться с задачами, которые были не по силам большинству отдельных колхозов; пахать землю на тракторе — одно дело, а ремонтировать этот самый трактор — совсем другое. И вовсе не обязательно смешивать, потому что специализация почти всегда оказывается эффективней: на то она и специализация. На оккупированных и прилегающих к ним территориях на урожай в ближайшее время рассчитывать не приходилось — поэтому на базе машинно-тракторных станций активно создавались рембазы бронетехники.

- В первую очередь — бронетехнику, — объяснил Мясников. — Подрываем гусеницу, если повезёт — обе. Ганс решит, что обычная мина, вылезет чиниться...

- Я сделаю.

- Прошлого раза мало тебе?

- Я сделаю, — повторил Старкиллер.

Прошлого раза ему было достаточно. Лезть под пулемёт молодой ситх больше не собирался. Зачем? Когда знаешь о существовании опасности, всё становится намного проще.

За прошлую самонадеянную ошибку Учитель даже не ругал его. Более того: Владыка Вейдер мимоходом признал, что и сам вполне мог бы пострадать  от скорострельного баллистического оружия.

Половину стандартного года назад подобное признание потрясло бы юношу. Вейдер казался ему несокрушимым, всесильным, как сама Сила. Да, где-то далеко, за границами его мира, существовала скрытая угроза — Император. Но Палпатин казался слишком далёким — его время ещё не пришло.

Старкиллер привычно провёл рукой по инструментальному поясу. Холода он не чувствовал: поверх комбинезона был накинут плащ — не ритуальный, обычный, с базовым подогревом. Тончайшие пластиковые нити на подкладке преобразовывали электрический ток в теплоту, и почти вся энергия доставалась телу.