- Отставить. Ствол. Ты уверен, что он там?

- Да, — сказал Коля, проверяя ППД, — он идёт за мной, я чувствую.

- Чувствует он... — пробурчал Мясников. — Хитренко! Где там СтАрик?

- Щас будет, тащ майор! Он на девятнадцатом, лифты отключились, он пешком бежит.

- Бежит он... Пока добежит, мы эту сволочь сами сделаем.

- Товарищ майор, не взять его в стволы. Я ж в него стрелял — так он все выстрелы мечом отбил.

- Отбил он... — сказал Мясников, но, покосившись на суровое и честное Колино лицо, всё-таки достал гранату. — Сейчас поглядим, как он это отобьёт. Майор подкинул увесистый кусок металла на четырёхпалой ладони и повернулся к Половинкину, но добавить ничего не успел. Коля вдруг застыл всем телом, как гончая, и произнёс сквозь зубы:

- Там, — он указал на тёмный проём коридора, — там, за поворотом. Все бойцы, — и земляне, и немногочисленные штурмовики, — обратились во внимание; все стволы, — и бластеры, и огнестрел — нацелились во мрак прохода.

Коля собирался ещё раз предупредить Мясникова, что их оружие против шпиона не поможет, но тут майор, словно и сам что-то почуял, привстал из-за укрытия, размахнулся и швырнул гранату в проём.

Из коридора донёсся короткий надменный смешок — cкрежещущий, усиленный металлическим эхом. Взведённая граната вылетела обратно, пронеслась по воздуху и зависла ровнёхонько над тем местом, где сидели Мясников и Коля.

Укрытие, — перевёрнутая грузовая платформа, — не смогло бы защитить их от осколков, разлетающихся сверху...

Коля вскочил на ноги, протянул руку — готовая разорваться граната висела слишком высоко, но это не имело уже значения. Он потянулся к металлу, ощущая его тяжесть, холод, злобу; сжал ладонь — и почувствовал, что держит снаряд, не касаясь снаряда.

Чья-то чужая сила, — невидимая, бесплотная, — дёрнула гранату, потянула к себе, пытаясь вырвать из Колиных пальцев, но Половинкин держал крепко и удержал.

Цокнул запал, зашипело что-то в механизме; рифлёная поверхность  дрогнула и начала раскрываться сразу во все стороны. Коля стоял, высоко задрав руку, и с замиранием сердца смотрел, как метрах в четырёх над его головой приходят в движение ломтики металла. Между сегментами оболочки пробивалось свечение взрыва, какое-то очень тусклое, вялое — и почти сразу иссякшее.

Он разжал руку. Сегменты бессильно осыпались на палубу. Он перевёл взгляд в тёмный проём коридора, где с горящим мечом в руке стояла фигура в коричневом плаще.

- Огонь, — скомандовал Мясников, прицыкивая сломанным зубом. Осназ и штурмовики открыли ураганный огонь. Фигура стояла почти неподвижно, только металось перед ней размазанное в движении огненное лезвие. Пули земного оружия растворялись в этом пламени; заряды бластеров разлетались по сторонам. Некоторые плазмоиды возвращались — находя цели среди самих стрелков. Штурмовики страдали от таких рикошетов намного чаще — ввиду отсутствия чудо-доспехов, тактика земного осназа предполагала гораздо более активное использование укрытий. Иногда отражённые «лучи смерти» долетали даже до стоящей в глубине ангара «Разбойной тени», но звездолёту ручное оружие, конечно, урона нанести не могло. Половинкин, внутренне отказываясь пригибаться, — он чувствовал, что враг не позволит случайному плазмоиду зацепить его, — стоял среди огненного безумия. Взгляд его сделался беспечен и наивен; юная сила трепетала в крови. Всё вокруг замедлилось, словно миру некуда было торопиться; всё вокруг казалось дивным: дерзким, весёлым, шумным. Он мог бы простоять так хоть триста лет, но сила гнала его вперёд, в драку — и Половинкин собирался драться!..

Он невпопад рассмеялся и одним движением вспрыгнул на перевёрнутую платформу. Огонь вокруг понемногу стихал: у осназовцев кончались патроны, у штурмовиков — морально-волевые. Фигура в коричневом подняла голову и посмотрела на Колю снизу вверх.

- Храбрый мальчик, — насмешливо проскрежетал шпион в наступившей тишине. — Но ты не усвоил урок.

- Я и с первого курса чуть не вылетел.

Шпион усмехнулся, медленно поднял руку и стянул капюшон. Обнажилась маска — реброватая, пластинчатая, мрачная. Отвратительная, прямо скажем, маска. Ни один нормальный человек не станет носить такую, даже анонимно, потому что такая маска — непременно прирастёт очень скоро и намертво. Без капюшона, в размётанном плаще шпион сильно напоминал гигантскую муху с агитплаката «Муха — источник заразы!»

- Вы, все, можете уйти, — сказал шпион, неторопливо приближаясь. — Ты — подойди. И наконец отдай мне свой... «меч».

По интонациям повреждённого динамика, Коля понял, что теперь супостат, кажется, передумал его убивать. Что-то произошло; планы изменились — и Половинкин чувствовал, что, наверное, предпочёл бы смерть.  - Не устраивать же безобразие в присутствии генерала, — закончила скрежетать «муха».

Коля оглянулся: в противоположном конце ангара, широко расставив ноги, стоял Рокоссовский. Он хмурился, прищурив светлые глаза. Ладонь генерала лежала на эфесе шашки. К сапогам парадной формы жался и скалил клыки встопорщенный Гитлер.

А рядом с Константин Константинычем стоял СтАрик... то есть Старкиллер. То есть уже не стоял, а бежал через ангар, — бежал стремительно и низко, в привычной своей манере, — и на ходу включал световой меч. «Ерунда», подбадривал себя Коля, бешено работая кистью, «кто со световым мечом к нам придёт — тот от светового меча и погибнет.» Движения были, в общем, несложные, молодому человеку в чём-то даже привычные. Ножевой бой у них в школе младшего командного состава НКВД преподавал товарищ лейтенант Прижимченко — а это лютый был товарищ. Ну и в лагере с осназовцами Коля дополнительно поднатаскался. Кто ж знал, что вот так вот пригодится.

Кто ж знал, что приёмы ножевого боя окажутся настолько эффективными против сложной, странной, изощрённой техники шпиона?.. ...Когда Старкиллер и шпион сошлись посреди ангара, — Коля благоразумно убрался с дороги, — всем показалось, что коричневая фигура будет повержена легко и быстро. Старкиллер сходу обрушил на противника такой град ударов, что «муху» стало даже жалко.

Багровые клинки сталкивались и разлетались; ангар гудел отражённым звуком. Коля смотрел заворожённо — он впервые видел настоящий поединок на световых мечах, впервые наблюдал в схватке этих загадочных «ситхов»; и все вокруг застыли в изумлении и трепете. Некоторые бойцы поднимали оружие, но стрелять не решались.

Маленькая зелёная фигурка, подрагивая трогательно тонкой шейкой, доверчиво прижалась к Колиной подмышке.

- Двуул? — машинально удивился Половинкин, не отрывая глаз от поединка. — А ты как здесь очутился?

Но родианец молчал, вместе со всеми переживая ярость и яркость боя. Тщедушное тельце его мелко подрагивало, и Коля в неожиданном приступе нежности прижал чумазого бедолагу к себе. Тот всхихикнул и отстранился.

- Двуул! Ты боишься щекотки?!

- О, Кавила!.. — сказал механик, указывая присоской на сражающихся ситхов, — смотри: хорошо-хорошо!..

Зрелище сталкивающихся багровых клинков, прямо скажем, производило впечатление.

Шпион стоял почти неподвижно, только лишь отражая удары. Ученик Вейдера кружился вокруг него, бил беспрерывно, прорубая защиту, вкладывая в  каждую атаку мощь, мастерство, ярость. Его меч вращался, как резец в токарном станке, стачивая... нет. Нет, показалось. Шпион стоял. И отражал все удары.

А затем в один миг, когда движения Старкиллера чуть замедлились и стали не так точны и яростны, «муха» ударила его, в знакомой уже манере — коротко и быстро.

Старкиллер всё же был очень хорошим бойцом: он успел отстраниться. Багровый клинок шпиона не рассёк ему грудь, лишь на несколько сантиметров вошёл под правую ключицу.

Юноша упал на колени, выронив погасший меч. Он вскинул левую руку, защищаясь, складывая пальцы в какой-то знак, и Колю словно из ушата окатило — так холодно стало в ангаре. Шпион уже отвёл оружие для второго, последнего удара, но вдруг отпрыгнул в сторону.

Командующий Особым Белорусским фронтом генерал-лейтенант Рокоссовский снова занёс шашку. Клинки, — металлический и огненный, — схлестнулись. Срубленная пластина златоустовской стали с тусклым звоном упала на палубу.