— Публика серьезная.

— Не то что суворовская братва. Помнишь, как полтора года назад хоронили своего кореша?

— Да, кино было, — улыбнулся капитан.

Суворовская братва своего павшего товарища закопала вместе с сотовым телефоном, после чего пошла новая мода. Следующего закопали уже не только с «трубой», но и с любимым стволом. Третьего — с магнитофоном, притом включенным, так что, пока не сели батарейки, из-под земли доносилась залихватская музыка — что-то из любимого покойным, понятное дело, не Бетховен.

Постепенно похороны мафиозных вождей и воинов приобретали все больше мистические, какие-то первобытные формы. Правда, до того, чтобы, как было принято на заре цивилизации у язычников, хоронить вместе с погибшим вождем жен и любовниц, пока не доходило, но любимые вещи уже зарывали вовсю. Это была отличная иллюстрация того, что нравы и психология определенной части богатеев с каждым годом все больше тяготеют к пещерам. И налет цивилизованности осыпается старой штукатуркой, а наружу выступает морда дикаря — злобного, невежественного и суеверного.

Тем временем процессия достигла свежевырытой могилы — шли прямо по живым цветам. Настало время речей, большей частью пространных и бестолковых. Они лились патокой — какой кристальной души человеком был Глушко, как любил жену, друзей, каким надежным был и, вообще, сколько с его гибелью потеряли русский бизнес и вся страна. Слова, слова — искусственные, как пластмассовые цветы на венках. И очень хорошо было заметно, что несчастная судьба самого Глушко, по большому счету, всем до фонаря.

Вперед выступил отец погибшего. Проведя дрожащей рукой по седым волосам, он зло прокричал, глядя куда-то себе под ноги:

— В смерти моего сына виноваты не только подлые убийцы, но и те, кто его предал.

И сжал кулаки в бессильной злобе, понимая, что руки у него коротки посчитаться и с предателями, и с убийцами. Он всего лишь пожилой человек, вышвырнутый теперь на обочину жизни, потерявший единственного сына. Его время давно прошло. И от осознания этого ему хотелось так и остаться здесь, на этом кладбище…

— Это все, конечно, занятно, но не более, — хлопнул Ушаков по пространной петиции с грифом «Сов. секретно», пришедшей из УБОПа. Сейчас перед ним сидел один из авторов этого труда, подполковник Гурин, тот самый начальник отдела по борьбе с бандитизмом — самоуверенный, одетый в дорогой костюм с жилеткой.

— Почему? — поинтересовался Гурин, подбавив в свой голос щепотку сарказма.

— У меня ощущение, что вы агентурные сообщения списываете с желтой прессы, — произнес Ушаков. — Ведь всем понятно, что разгорается новая война группировок вокруг табачного бизнеса. Главное, кто и за что глушит табачных королей, а?

— Если бы мы знали кто — они бы сидели в камере, — небрежно бросил Гурин. — Тем более Глушак на роль короля никак не тянул.

В кабинете начальника уголовного розыска совещались его хозяин, Гринев, начальник УБОПа и начальник отдела по борьбе с бандитизмом. Они пытались прийти к согласию — кому и что делать при раскрытии громких заказных убийств. У Ушакова была цель выцарапать побольше информации, которую собирал УБОП на лидеров преступной среды и которой делился крайне неохотно, памятуя, что в современном мире информация — это большая ценность и ее обладатель владеет всем.

— Если уж перешли на карточные термины, то на валета тянет, — сказал Ушаков. — Не шестерка какая-то. Собирается УБОП хоть чуток поучаствовать в раскрытии?

— Мы во всем участвуем, — с барственной изнеженностью повел рукой Гурин. — Вообще, если на то пошло, подразделения по оргпреступности создавались не для раскрытия конкретных преступлений.

— А для их совершения, — продолжил мысль Гринев, меряя собеседника тяжелым взором.

— Вы что-то перепутали, — усмехнулся пренебрежительно Гурин. — Наши подразделения созданы для контроля за организованной преступностью. Чтобы она держалась в определенных рамках.

— А рамки не широковаты? — не унимался Гринев. — УВД когда взорвут — это как, в рамках или за ними?

— Не стоит горячиться, — примирительно произнес начальник УБОПа полковник Еременко, видя, что Гринев начинает заводиться и рваться в бой, а тогда остановить этот локомотив практически невозможно. — Одно дело делаем.

— Это еще вопрос, — буркнул Гринев, немножко успокаиваясь.

Руководство УБОПа не забывало напоминать всем о том, что несет нелегкую ношу борьбы с лидерами преступной среды, легализацией преступных доходов и бандитскими сообществами, при этом наотрез отказываясь работать как положено — денно и нощно, засучив рукава, — по «мелким» оргпреступным группам — бригадам автотранспортных воров, налетчикам на офисы и магазины. Для них тут масштабы не те. Ушаков, в общем-то, был не против такой постановки вопроса, поскольку у уголовного розыска для выполнения подобных задач просто возможностей не было — каждый человек на счету, у опера на руках десятки материалов, нераскрытых преступлений, тут не до битв с легализацией преступных доходов. Но когда опера розыска начинали раскрывать наемные убийства и как воздух не хватало именно информации о профессиональной преступной среде, из УБОПа приходили отписки — справки, похоже, содранные с газеты «Трезвый взор». И тогда розыску приходилось крепить собственные оперативные позиции в среде организованной преступности.

— Положение хреновое, — резюмировал Ушаков, оглядывая хмуро своих коллег. — Опять пойдут взрывы. Город умоется кровью… Нам нужно ознакомиться с вашими оперативными материалами на сигаретчиков.

Он увидел, как убоповцы напряженно переглянулись. — Мы предоставили справки по всем материалам, — сказал начальник «бандитского» отдела.

— Мне нужно все. Сводки технических мероприятий. Агентурная информация. Связи фигурантов. А не бессвязные выжимки.

— Лев Васильевич, ты прекрасно понимаешь, что я не имею права этого делать, — развел руками начальник УБОПа. — Режим секретности… Люди в активной разработке.

— И мы поломаем разработку, да? — взвился Гринев. — Продадим бандюкам информацию, сдадим вашу агентуру, так?

— Вопрос не в этом…

В общем, представители смежных служб так и не договорились ни до чего. Убоповцы, считавшие себя больше сотрудниками спецслужбы, а не обычными ментами, очень быстро переняли все дурные привычки КГБ, прежде всего — тотальное недоверие ко всем, и своим, и чужим, стремление законспирироваться так, чтобы никто не разобрался, чем ты конкретно занимаешься и за что отвечаешь.

Как обычно, совещание закончилось тем, что Еременко выделил трех оперов в следственно-оперативную группу по табачному делу, но, как показывала практика, они послоняются пару дней в МУРе, попытаются высосать информацию, имеющуюся в розыске, естественно, ничего не получат, поскольку к коллегам сыщики с каждым месяцем относятся все с меньшим доверием. И потом «оргпреступники» исчезнут с концами, и их не сыщешь днем с огнем.

— Разработчики, мать их! — выругался Гринев вслед ушедшим. — Ты слышал, чего он выдал сгоряча? Их задача — контролировать оргпреступность. Их мечта — Гарика нам на область усадить. Они совсем заигрались, сволочи!

Действительно, УБОП в последнее время заигрался. Пользуясь поддержкой заместителя начальника УВД по криминальной милиции, тоже выходца из этой организаций, руководство Управления мечтало посадить на область смотрящего — вора в законе Гарика, на которого оно имело возможность каким-то образом влиять. Отлично — заправлять всем в Полесске при помощи вора в законе! Прознав про этот план, Ушаков, отработавший не один год в ИТУ и ни в одной тюрьме не допустивший воровской власти, отлично представлявший, что такое дать возможность вору в законе верховодить на зоне или в городе, встал на дыбы. Когда все было на мази и местная братва уже присматривала Гарику коттедж в заповедной зоне на косе и четырехкомнатную квартиру в центре Полесска, Ушаков умудрился провести красивую, классическую оперкомбинацию, сбросил кое-какую информацию в блатной мир, стравил Гарика с полесскими авторитетами, так что вопрос был снят сам собой.