Мы молча глядели на приближающуюся хозяйку Золотого Ручья. Лишь Лукреция вместо слов цокнула языком и протяжно вздохнула.

— Ты не рад мне, человек?! — наигранным вежливым голосом спросила потусторонняя знакомая, остановившись в пяти шагах от нас.

— Добить пришла? — огрызнулся я.

Акварель задрала лицо вверх, отчего из-под края фарфоровой маски стала заметна нижняя челюсть голого черепа, и звонко засмеялась.

— Напротив, ты создал для меня санпилар и оросил его своей кровью. Ты под моей опекой.

Я поглядел на спутниц, стиснул кулаки и шагнул к богиньке.

— И где ты была раньше?! — закричал я, ткнув пальцем в грудь этой пафосной дуре. Действительно, холодная и мокрая, как полагается воде. — Где?!

— Ты забываешься смертный, — процедила богинька. — А что до опеки, то у Небесной Пары очень строгий свод правил.

— Поздно! Мне уже не нужна помощь!

Я вернулся к своим спутницам, сконфуженно глядящим на мою перепалку со сверхъестественной сущностью.

— И о чём бы ты меня попросил, смертный? Не об этом ли? — сменив тон нас самодовольный, произнесла в спину Акварель.

Я обернулся. А богинька плавно и изящно отвела в сторону руку, показывая на место подле себя. Из тумана медленно выполз, сжимаясь и разжимаясь, как пружинка, зеленовато-прозрачный речной червь, а в его кольцах зажата голая Катарина, вернувшая себе человеческий облик. Девушка, стиснутая хваткой водного чудовища, мола лишь молча моргать.

Я бросился к ней и упал на колени. В груди бешено заколотилось сердце, но уже не от злости, а от радости. Живая. Живая. Живая.

Проведя ладонями по гладкой и упругой шкуре водного червя, я протиснул руку меж колец и дотронулся до плеча Катарины. Девушка тоскливо смотрела на меня так, словно стеснялась того, что с ней приключилось.

— Ты снова человек, — прошептал я и улыбнулся.

— Она и была человеком, — раздался за спиной голос Акварели.

— Но ведь я видел своими глазами, как она стала зверем, — повернулся и произнёс я.

Акварель медленно подошла ближе и молча приподняла ладонь, словно ожидая, что в неё что-то вложат. Так и произошло. Из тумана вышел один из её мужей, неся в руках нечто похожее на грязно-серого слизняка. Эту вяло сопротивляющуюся сущность и вложили в руку богиньке. Слизняк сразу же начал меняться. Стал буквально белым и пушистым. На головном конце появились громадные кроличьи глазищи, а улиточные рожки стали перистыми, как усики ночного мотылька.

— Иллюзии, — произнесла прозрачная хозяйка реки. По её телу протекла медленная волна света, как будто в воду капнули флуоресцентной жидкости, обволакивающие истлевшие, покрытые водорослями кости, а следом женщина поблёкла, став совершенно нормальной, почти живой. Внешние покровы превратились хотя и в страдающую аристократической бледностью кожу, но выглядели теперь действительно живыми, с синеватыми прожилками вен. Даже высокая грудь с розовыми сосками медленно поднималась и опускалась в такт дыханию.

— Это иллюзии, — повторила она. — Дух просто использовал тот страх, что обитал в душе твоей избранной, и его добросовестно воссоздал. Страх же и довершил начатое. Зверь вырвался, стараясь убежать от своего ужаса. Я нашла твою избранницу меж коряг, зарёванную, как маленькая девочка, которую облаял злобный пёс.

Я опустил глаза.

— Спасибо. Но ты же поможешь нам?

Богиня вздохнула. Тот облик живого человека, что явили мгновение назад, снова сменился. Богинька опять стала прозрачной, и в это раз я заметил больше деталей, чем при нашем знакомстве. Помимо полосатого окуня, в её теле обитали и другие создания: по костям ползали водяные улитки; в грудной клетке гребли ногами жуки-плавунцы и личинки стрекоз; а там, где у живой женщины матка, выглядывал из большого, почти с апельсин величиной, наполненного воздухом паутинного пузыря паук-серебрянка. В некоторых местах от костей вверх тянулись тонкие ниточки крохотных дрожащих пузырьков воздуха, какие бывают в бокале с шампанским.

Такое же тело и у водяного червя, разве что вдоль всего туловища тянулся, как хорда, пучок водорослей.

— Ты должен тщательнее выбирать желания, смертный, — медленно произнесла Акварель и пояснила: — Правила Небесной Пары не позволяют вести человека за руку, как младенца. Я выполнила одно твоё самое сокровенное желание, потому пока не могу второе. Но небольшую помощь окажу. Решай.

Акварель наслаждалась своей ролью покровительницы. И даже на маске виднелось некое подобие снисходительной улыбки. Тоже мне, джинн с сиськами и тремя желаниями.

Но дарёному коню в зубы не смотрят.

Я медленно встал и поглядел на Катарину, стиснутую в кольцах речного червя.

— Придержи её у себя, чтоб ещё чего-нибудь не случилось. И просто проводи нас до места, не вмешиваясь.

Богиня медленно кивнула. Лица из-за маски не было видно, и сложно понять, какие она сейчас испытывает эмоции. Ну да ладно.

А я повернулся в том направлении, что намеревался продолжить. Раз появление Акварели распугало духов, то одно её дальнейшее присутствие существенно облегчит нам путь.

— Так нечестно! — раздался со всех сторон шелестящий, теряющий человеческие ноты, хор голосов.

— Честно, — тихо прорычала Акварель. Я впервые слышал столько злобы в её словах.

— Пришлые хотят достать оружие! Они обратят его против всех нас! — не унимались голоса.

— Я — не все, — сменив злость на ехидство, ответила богинька.

Мы медленно двинулись дальше, и туман зашипел, как клубок змей, и закипел. Среди деревьев замелькали многочисленнее силуэты. Духи-страхи словно взбесились, как шавки, которых начали науськивать на добычу, но при этом боялись атаковать в лоб. Значит, будут пытаться ухватить за зад, как лайки медведя на охоте.

— Держитесь ближе к богине, — сказал я своим спутницам, которые всё это время молчали. Их тоже можно понять, общение вживую с потусторонними сущностями даже для коренных жителей Реверса — из ряда вон выходящее событие. Многие могут всю жизнь прожить и ни разу не увидеть мелкую нечисть, а тем более богиню, ну или даже небольшую богиньку. Представляю, какие потом небылицы будет рассказывать Урсула.

А духи спешили. Скоро Небесная Пара поднимется выше и пригреет, и туман растает.

Из мглы вскочил паук. Тот самый, которого разворошили мы с Лукрецией. Он без половины конечностей, но всё равно очень прыткий.

Стоило ему приблизиться, как Урсула вскинула свой двуручник, выставив остриё навстречу атакующему монстру. Помнится, всем инкрустировали клинки тонкими серебряными вставками. И когда напоровшийся на меч паук зашипел и начал исходить чёрной пеной, не удивился.

Когда мохнатая тварь со скрежетом отскочила, упругая, словно резиновая постилка леса, состоящая из хвои и листьев, пошла волнами и зашевелилась. На свет полезли многочисленные многоножки, одна другой больше. Вся эта шевелящаяся напасть образовала ровный круг, в центре которого оказались мы, но не приближалась.

— Это, ю… ю… юн спадин, — жалобно заикаясь, пробормотала Урсула, которая сильно побледнела, а меч в её руках заплясал, словно наёмницу бил озноб. — Юн спадин, пожелайте у речной госпожи, чтоб этой напасти не стало. Ну, пожалуйста.

— Не бойся. Он нарочно страшно выглядят, — постарался приободрить я мечницу.

— Да я не боюсь, юн спадин, я просто до икоты в ужасе это этой гадости.

Урсула крутила головой на сто восемьдесят градусов, и водила мечом из стороны в сторону. За нами медленно шла Акварель, а позади неё — плёлся один из мужей ручейной богиньки, тащивший в руках белого и пушистого слизняка, и полз сжимающий в кольцах Катарину водный червь. Эта пародия на лох-несское чудовище сейчас казалась громадной анакондой, заглотившей, как и полагается змее, богатую добычу. И только моргающие внутри студенистого чудовища глазищи храмовницы доказывали, что девушка жива.

Внезапно этот ползучий рой начал сливаться в одно здоровое, тёмно-бурое создание, похожее на толстое щупальце толщиной в человека.