— Ясно. Воображение отражается от мозга и докатывается до этого клубка, и он начинает искривлять пространственно-временной континуум.

Я снова протянул спицу и дождался возникновения тлеющего разряда.

— Воображение.

Голубой разряд вытянулся вслед за спицей и превратился в тонкий дёргающийся шнур длиной двадцать сантиметров.

А теперь накапливаем заряд, создавая нечто вроде конденсатора.

Разряд прилип к кончику спицы. По идее металл должен был отвести электроны в мою руку, но вместо этого на кончике загорелся огонёк, становящийся со временем ярче и ярче. Словно нечто вытесняло электроны из металла на его поверхность, как при явлении сверхпроводимости, но и не давало им разлететься в пространстве, но это, скорее всего, сопротивление воздуха. Когда искра стала белоснежной, я встал и, старясь не дышать, подошёл к Урсуле.

— Давай руку.

Женщина вытянула её и уставилась на меня зарёванными глазами.

— Так, — пробормотал я на русском, — сейчас все станет на свои места. Сейчас станет ясно, маг я или не маг.

Вытянув вторую, пустующую, спицу я коснулся ею выше ползущего под кожей наконечника стрелы. Тот уже упёрся в стиснутые пальцы мечницы и искал обходной путь к плечу, раздвигая кожу. А я сделал вдох и коснулся заряженной спицей кожи ниже наконечника.

— Разряд! — прокричал я и мысленно отпустил электроны на свободную спицу, уравновешивая потенциалы.

Урсула дёрнулась, а наконечник потерял форму и начал вытекать прямо сквозь кожу прозрачной слизью. Эктоплазма, мать её.

Я почувствовал, как забилось моё сердце. А потом метнулся к шокеру, ткнув в него спицей, а когда поискал глазами кровавого червяка и отскочил, то выругался. Магия — это не про суетливых людей. Она про науку, терпение и выдержку. Разряд просто сорвался с кончика, а сама спицей осталась ни с чем.

— Блин, — процедил я и опустился на колени, а потом начал считать вслух. Только когда досчитал до сорока, только тогда яркость свечения вокруг спицы стала как в первый раз.

Сделал глубокий вздох, я встал и подошёл к выползшему из полотенца червяку, неся разряд, не знаю… как воду в полной кружке, чтоб не разлить, как свечку на ветру, чтоб не погасла. Наверное, все это сразу.

Ну а потом я просто и незатейливо ткнул ровно тлеющим белым огнём в эту тварь. Свернуло, как от перегоревшей лампочки, а червь разлетелся на белёсые ошмётки.

Я встал. Меня переполняли эмоции, которые я не смог сдержать.

— Авада Кедавра, мать вашу! Я маг! Маг!

Выехали сразу, как более или менее рассвело. Было ещё прохладно, и я кутался в шерстяной плащ. Фургон мелко трясло на дороге, и это мешало мне тренироваться. Я сидел на лавке, подстелив под пятую точку свёрнутое в несколько раз одеяло, и держал в руках те самые спицы, ставшие моими волшебными палочками. Пробовал без них, но просто руками колдовать получалось хуже.

По рекомендации профессора Глушкова я взял медицинскую люминесцентную лампу без покрытия, прицепив к контакту от генератора только один провод, а затем водил спицей вдоль стекла. В разрежённом инертном газе проще получалось контролировать поток плазмы, чем просто на воздухе. Но и здесь требовалось терпение. Стоило поторопиться, и нить плазмы срывалась, снова прячась в контакте лампы.

— Что делаешь? — глядя на мои потуги, спросил Андрюха.

Лейтенант сидел напротив меня и жевал галеты, макая их в мёд.

— Уровень прокачиваю, — ответил я.

— С нулевого до минус первого? — ехидно спросил товарищ. — Раньше же лучше получалось.

Я промолчал, поджав губы: не хватало ещё сейчас отвлекаться на этого тролля!

Спица в очередной раз вытягивала голубоватую нить плазмы, которая извивалась по стеклу, словно щупальце глубоководного осьминога или диковинный светящийся червяк. Потом нить оторвалась от основы и осталась на внутренней стенке лампы, сжавшись в мерцающий клочок почти круглой формы.

Я повёл спицу вдоль лампы, и сгусток начал скользить следом. Получалось нечто вроде миниатюрной самодельной шаровой молнии, которая медленно теряла яркость, так как энергия всё же имеет свойство рассеиваться.

Когда полог фургона распахнулся, а внутрь залезла Катарина, я потерял концентрацию, и плазменный сгусток исчез, напоследок вспыхнув и заняв весь объём сосуда.

Храмовница сразу же потянулась к корзине с покупками, которую принесла накануне из города.

— Юрий, — самодовольно протянула она. — Я купила тебе подарки. Вот, погляди.

Передо мной появился целый набор для рукоделия: пяльцы, тонкая, но плотная льняная простыня, несколько разноцветных катушек с нитками, подушечка с иголками и два клубка с белой и чёрной толстыми шерстяными нитями. Я состроил жалобную физиономию, а лейтенант сжал губы в попытке не рассмеяться. Если он начнёт сейчас меня подкалывать, точно в рожу дам, так как похоже на то, что Катарина решила сделать из меня приличного местного мужчинку, а не вольную птаху. По местным меркам, порядочный мужчина должен уметь вышивать, вязать, готовить и вести хозяйство. Для неё это норма. Но я ведь не местный. Я человек с Земли конца двадцать первого века. Для меня это всё дикость. У мамы в качестве хобби была вышивальная машинка, и я иногда помогал составлять в специальной программе файл с вышивкой. Но шить самому? Нет! Упаси меня Небесная Пара, как сказали бы местные! Максимум, что я сам могу сделать с иголкой и нитками, это зашить дырку на рабочем комбинезоне.

Тем временем храмовница всё вытаскивала и вытаскивала из корзины разные мелочи, которые хоть и являлись подарками, но были для меня как собаке пятая нога: набор кухонных ножей, два небольших расписных горшочка, фартук и медная ступка с пестиком для толчения специй.

— Отвернись, — попросила девушка Андрея, а когда тот, давя ехидную улыбку, прикрыл глаза, достала из корзинки шёлковые панталоны, похожие на семейные трусы, и небольшой белый передничек с ажурными краями, которым разве что…

— Блин, — тихо выругался я, поняв, что это за предмет, и покраснел, как варёный рак.

Это же Реверс. И если на Земле парни дарят девушкам эротическое бельё в виде пеньюаров, стрингов и лифчиков, то на этой планете подобным, напротив, занимаются девушки. И то, что мне только что подарили, было тем самым эротическим бельём.

Рядом раздался звук, словно кто-то мычал с зажатым ртом. Это снова оказался Андрюха, который сперва подглядел за подарками через щёлочку между пальцами, а потом согнулся пополам, стараясь не рассмеяться в голос.

— Бли-и-и-н, — жалобно протянул я, глядя то на Андрюху, то на Катарину, которая держала в руках сомнительные подарки.

— Юрий, — произнесла храмовница, сменив на лице улыбку на растерянность. — Я недорого сторговалась, ты не переживай, я не дура, я не все деньги потратила. Просто хотела яси сделать.

Она так и не поняла, почему я чувствую себя дураком и краснею: разница в менталитете. И ведь придётся, чтобы не обидеть её, учиться вышиванию и надевать этот напиписочник. Готовить я и так умею, если блюдо не сложное, а вот с иголкой — да, придётся повозиться. Из всего, что я помнил, так это названия «гладь» и «крестик». И всё. И, похоже, что маленькая коровка тоже была частью этого набора, и мне придётся за скотинкой ухаживать — ведь это тоже часть имиджа приличного мужчины с Реверса.

— Бли-и-и-ин, — в третий раз протянул я и опустил голову.

Не знаю, как выкручиваться из подобного положения. Не хочу заниматься рукоделием и готовкой. Не хочу кормить, доить и чистить корову.

Словно желая напомнить о своём существовании, рядом раздалось жалобное мычание. Это была Манча, привязанная к фургону. К слову, после зарплаты солдатки обзавелись целым обозом из скота: у кого-то появились коровы, у кого-то — молодые телята, которым суждено расстаться с мужским хозяйством и стать вместо быков волами по аналогии с лошадьми, у коих мерин это кастрированный жеребец. А ещё отряды в складчину купили живую птицу, столовых крыс, порчетт-подсвинков и целое стадо овец. Мелочь везли в открытых телегах в клетках, похожих на корзины, а копытные тянулись, привязанные к возам. Вся эта живность, выполнявшая в основном функцию живых консервов, непрерывно блеяла, мычала, пищала, кудахтала, крякала и гоготала. Смуту вносил и боевой пёс Малыш, бегавший среди скота с громким и озорным лаем.