***

После битвы прошло три дня. Мы оставили тюрьму Вечноскорбящей матери и теперь двигались прочь. Место силы оказалось на удивление скучным, стражницы забрали тела убитых соратниц, обозначили на месте черту, которую мы не вправе были пересекать, и исчезли в кустах. Больше мы их не видели. Зато вокруг часто шныряли потеряйцы, но их было немного, и потом мелкие высушенные создания остерегались к нам приближаться. К тому же оказалось, что карликовая нежить неоднородна в своём составе: у них есть несколько больших и агрессивных орд и множество неопасных, но назойливых шаек.

На одну из мигрирующих масс мы и напоролись у Золотого Ручья, облюбованного Акварелью.

Бычки медленно тянули фургоны и телеги. Нас мерно покачивало на неровностях дороги. За время пути я уже отсидел себе пятую точку, зато начал понимать, почему на рынке пользовались мягкие подушечки для путешествий: обшитые бархатом, расшитые шёлком и набитые лебяжьим пухом для знати и мешковина со мхом и соломой для простых людей. Казалось бы, чем такая подушка отличается от обычного мешка, но вот отличается. Ткань более плотная, и солома из неё не торчит. И самые последние крестьянки добавляют к таким подушечкам бахрому и вышивку прочной льняной нитью. Порой мякотку для седалища и вовсе делали из дублёной кожи.

Мне подушка уже надоела. Я каждый час соскакивал с повозки и шёл рядом с ней, разминая ноги.

— Пункт плана номер раз — освоить Искусство Огня местными традиционными способами. Пункт номер двас, отметить первый день осени так, чтоб не стыдно было, — пробормотал я, держа в руках собственную волшебную книгу, то есть записную книжку с пометками. Можно было сохранять всё в памяти системы, но я решил выпендриться и поступить как истинный маг. Тем более что книжка была частью моего образа и подчёркивала статус. Абы кто с книжками не ходил.

— Правда, Чужик?

Прирученный покемон сидел на полу фургона в ногах храмовницы и держал в лапах пустое осиное гнездо. Уж не знаю, чем оно ему понравилось, но стоило кому-нибудь заглянуть в фургон, как он подскакивал, вытягивал тонкие ручонки со своим сокровищем и истошно визжал.

Говорил я не громко, старясь не мешать севшей на полу Катарине. Храмовница расстелила овечью шкуру мехом вниз и, высунув язык, отмеряла на аптечных весах чёрный дымный порох для того чтоб закатать в патроны. Отдельно на льняном платке лежала горсть капсюлей и отлитые на вчерашнем привале пули для револьверов и переделанного на манер старинного пистолета обреза ружья. У него даже «яблоко» на рукояти имелось. Автоматическое оружие у неё отобрали со скандалом ребёнка, у которого отнимают леденец на палочке, и храмовница до сих пор ходила обиженная на всех, особенно на генерала, которого не смогла переспорить. Казалось, не будь он халумари, да ещё и трёхсотлетний барон, Катарина бы его на месте удавила.

— Помочь? — тихо спросил я.

— Я сама, — немного резковато ответила девушка, и тут же, зло зарычав, и оторвалась от занятия: — Юрий, твои гирьки, у них мера ведь не боли унций?

— Граммы, — отозвался я и тут же пояснил: — Это халумарские меры веса. Я Лукреции и Клэр уже показывал.

Катарина скрипнула зубами, поджала губы и снова прилипла к снаряжению патронов, подглядывая на свиток с переводом инструкции.

— Помочь? — повторил я вопрос, на который девушка не ответила и лишь отрывисто вздохнула.

Но молчания хватило ненадолго.

— Юрий, а если капусиль намокнет, он будет поджигать?

— Капсюль? Будет.

— А там маленький кремень спрятан?

— Нет.

— Но он же искры высекает, да ещё и с громким стуком.

— Там нет кремня.

— Понятно. Тогда там волшебство.

— Там нет волшебства. Там химия.

И снова усердной вид с высунутым языком и

Навеска пороха далась ей быстро, а вот закатка края гильз к Нагану под конус с помощью специального станка — с трудом. Реверс ещё был не знаком с понятием унитарный патрон, и Катарина сейчас являлось одной из первопроходчиц.

— Деревня! — раздался внезапно приглушённый крик. Его подхватили и начали передавать по цепочке. Я встал и вынырнул из повозки, откинув тент и вцепившись в дугу. Действительно, деревня. Я как-то пропустил часть происходящего, и признаки цивилизации возникли внезапно, зато не редкими домиками, а сразу, словно кто-то провёл границу межу, отделяя дикие территории от освоенных человеком земель. Вот и сейчас взгляду предстали сразу пять ветряных мельниц, расположенных на холмах. Сразу преставился герой Сервантеса идальго Дон Кихот Ламанчский, атакующий великанов, размахивающих здоровенными ручищами. Над горизонтом показались шпиль ратуши, украшенный знаменем вольного шира, и остроконечная крыша храма Небесной Пары, увенчанная святым знаком. Дорога пролегала между жёлтых скошенных полей, где крестьянки с усердием складывали в стога солому, оставшуюся после обмола зерна. Дорогу нам уступали многочисленные возы с корзинами, тюками и сеном. Деревенские жительницы при виде графских знамён кланялись, но не сильно усердно, а только из опасения, что знатная особа попадётся с чрезмерным гонором, и проще переломиться самому, чем потом хребет переломают бабищи из охраны.

Ясное голубое небо с редким белыми облаками и двумя солнцами, далёкий лесок, синее-синее поле с поздно цветущим льном, скорее всего, второго урожая, и многочленные стога прямо-таки просились на полотна в стиле Шишкина. Стрёкот кузнечиков, пение полевых пташек и лёгкий шелест травы сливались в единый концерт дикой природы. Запахом скошенных трав и сухого сена хотелось наслаждаться бесконечно. А откуда-то ветром доносился аромат свежего хлеба. Идиллия, однако.

Я глянул на высунувшегося вслед за мной Чужика. Полоса отчуждения вокруг проклятых земель являлась распространённой на Реверсе тенденцией. Люди боялись селиться рядом с обителями сумасшедших богов и полчищ кровожадных тварей. Тот же Гнилой Березняк имел такую полосу примерно в десять километров и неудивительно, что мы на своём пути почти не встречали торговцев и прочий бродячий люд — лишь самые отчаянные пытались проскочить мимо подобных мест в надежде сократить дорогу. А мест было немало. Вот и возникали на карте густонаселённого Королевства белые кляксы.

— Дель-кампо-вацо! — прокричала какая-то солдатка название городка, которое на русский можно перевести примерно как Пустополь!

— Сто-о-о-ой! Распряга-а-а! — громко и протяжно распорядилась Герда.

Конечно, это не она сама так решила, это ей приказала леди Ребекка.

Я глянул на Катарину, которая потянулась, разминая затёкшую спину. А следом в идиллию ворвалась тётя Урсула.

— Юн спадин! — прокричала она с нотками паники в голосе, — Юн, спадин!

— Что? — с лёгкой ухмылкой отозвался я, ибо на паникующую мечницу невозможно было смотреть без улыбки.

— Спадин Андрэ сказал, чё если я буду совсем везде с блогом на привязи ходить, то у меня тараканы в голове заведутся. А я его тока на льняной шнур повесила. И даже не на кожаный ремешок.

— Блог?

— Ну, блог, — проканючила Урсула, подняв пересол собой экшен-камеру.

Я через силу подавил смех. Теперь ясно: слово «блог» крепко-накрепко прицепилась к гаджету.

— Не заведутся. Он шутит.

— А это тады чё? — жалобно продолжила мечница, протянула вторую руку и раскрыла ладонь. На ней действительно оказался здоровенный таракан размером со спичечный коробок. Таракан отчаянно пытался вырваться, а ещё он пищал, как мышь-истеричка в капкане.

За моей спиной показались сразу двое: Катарина с любопытством на лице и Чужик. Демонёнок начал передразнивать насекомое, и от этого дуэта хотелось заткнуть уши.

— Не пойму, он настоящий, или это дух-страх? — произнесла храмовница, протянув к насекомому руку. — Вроде бы настоящий.

— Юн спади-и-н, — начала очередную жалобу Урсула, — они же теперь все мозги съедя-я-я-ят. Как я буду без мозгов думать и ходить? Я же дорогу домой забуду. Заберите-е-е у меня бло-о-ог. Он проклят.