— Просто хочу знать, что от нас скрывают и грозит ли это чем-то серьёзным. Сможешь выяснить?

— Попробую. Только можно завтра? А то, если честно, меня уже вырубает. Я только спать собиралась.

— Завтра мне придётся уехать. Но как узнаешь, просто скинь на почту.

— Куда уехать? — нахмурилась Ира.

— В Псков. Возможно, надолго.

— Это из-за Борецких?

Я кивнул.

— Блин. Жалко, — произнесла Ира и зевнула. — Но если там безопаснее, то надо уехать, я согласна, — она вздохнула и уставилась в монитор.

— Всё хорошо будет, — уверил я её. — Разберусь с проблемами и вернусь.

Я говорил так лишь для того, чтобы Ира не расстраивалась, но сам слабо в это верил. Если Борецкие хотят убить меня, обратного пути в Новгород не будет. А вот Иру, когда поправится, попытаюсь переманить в Псков. Там тоже есть образовательные учреждения, она может поступить туда, а параллельно заведовать службой моей личной информационной безопасности. Но пока я не стал говорить о своих планах.

Всю ночь Николай не спал. Тягостные мысли не давали покоя. То он расхаживал из угла в угол по кабинету, то спускался вниз и стоял на крыльце, наблюдая, как луч прожектора освещает безмятежную озёрную гладь. Дружина была приведена боевую готовность. В четырёх километрах к югу отсюда начиналась территория Борецких, и Николай опасался нападения.

Конечно, такое развитие событий выглядело маловероятным. Соверши Василий вооружённое нападение на своих подданных, от него тут же отвернутся все князья и бояре, последует вмешательство правительства, разбирательства, иски, крупные штрафы, возможно, аресты. Николай не считал, что великий князь рискнёт всем из-за своих прихотей и фобий, но исключать вероятность было нельзя. Старику всякое могло взбрести в голову.

Гораздо больше Николая заботил вопрос, что делать с Артёмом? Николай уже созвонился с главой семейства Островских, обрисовал проблему и попросил на время приютить младшего брата. Островский согласился. А когда узнал об угрозе со стороны Борецких, обещал поставить в известность великого князя псковского и помочь военной силой, если ситуация выйдет из-под контроля. Завтра утром Артём должен был отправиться в Псков, а Николай намеревался подключить к делу юристов, чтобы подать иск в общесоюзный суд.

То, что суд встанет на сторону Артёма, Николай не сомневался. У Борецких нет никаких доказательств, кроме слов якобы пострадавшей внучки, которые легко опровергаются видеозаписью. Проблема в другом. Если Артём прав и великий князь действительно хочет избавиться от сильного энергетика, принадлежащего чужому роду, суд не поможет. Артёму придётся вечно жить в изгнании, скрываясь от Борецких, поскольку в Новгороде те рано или поздно доберутся до него.

Николай этого не хотел, у него были планы на Артёма. Во-первых, неизвестно на какой шаг пойдут Голицыны. Они — более серьёзная угроза, чем Борецкие. Поэтому Артём нужен тут, в Новгороде, на случай нападения. Во-вторых, Артёма можно подключить к управлению семейными предприятиями. В своём новом брате Николай видел значительно больший потенциал, нежели в Алексее, который никак не мог взяться за голову и которого, возможно, вообще придётся держать подальше от бизнеса. Да, Артём пока не имел образования и кроме махания кулаками мало что умел, но в будущем Николай возлагал на него большие надежды. Если Артёма не совратит богатая беспечная жизнь, тот мог стать одним из столпов семейного дела, какими являлись дядя Гена и Иван Ярославович и каким до недавнего времени был отец. А теперь парню придётся жить в чужом княжестве, где его, скорее всего, сманят на свою сторону либо Островские, либо Чудские.

Семейный совет получилось созвать лишь утром. Николай сидел за столом, а с широкоформатного голографического монитора на него смотрели четыре представительных господина: Станислав Юрьевич — тучный мужчина с седой коротко стриженой шевелюрой, Афанасий Павлович — обладатель длинных волос, собранных в хвостик, усов и козлиной бородки, Иван Ярославович и, разумеется, дядя Гена, который уже прилетел в Новгород и сейчас находился у себя дома.

С момента смерти отца Николай уже не первый раз общался с этими людьми, и каждый раз давалось ему это непросто. Все они были гораздо старше Николая и смотрели на него сверху вниз, как на сопливого юнца, ничего не смыслящего в делах семейных. И всё же именно Николай теперь был председателем совета, теперь ему предстояло руководить этими людьми, и он твёрдо решил, что не позволит собой манипулировать и не прогнётся ни перед кем: ни перед Голицыными, ни под Борецкими, ни перед своими дядьями и прочей роднёй.

Сейчас Николай собрал совет, чтобы поставить родственников в известность назревающего конфликта с великим князем.

— Так значит, ты ещё и с Борецкими рассорился? — укорил его Иван Ярославович, узнав о случившемся. — Извини, Николай, но что надо иметь в голове вместо мозгов, чтоб пойти на конфликт с собственным великим князем?

— А я должен был пустить его? — сдержанным тоном поинтересовался Николай. — Он не имел права заявляться ко мне с дружиной и подобными требованиями. А я имею право не пускать его на свою частную территорию, и я никому не позволю забирать среди бела дня членов моей семьи и устраивать над ними самосуд. Если у Борецкого есть претензии, пусть подаёт в общесоюзный суд. Там и определят, виновен Артём или нет. А позволить другим на твоей земле хозяйничать — это называется себя не уважать. Так что извините, Иван Ярославович, но тут вы не правы.

— Вражда с великими князьями — нехорошее дело, — медленно проговорил тучный Станислав Юрьевич. — Мириться надо. Этот Артём… мы даже не знаем его. Кто он такой? Он предан семье? Стоит ради него рисковать? Или он завтра получит наследство и поминай как звали, а мы останемся у разбитого корыта?

— Вот и я про то же, — поддакнул Иван Ярославович. — Приняли в род какого-то слугу, который даже вести себя не умеет должным образом, а теперь его проблемы разгребаем? Мало того, что ты, Николай, подставил семью под удар, когда отказался продать завод, так ещё и покровительства великого князя мы лишились. А всё — из-за твоего сумасбродства.

— Что значит, «какой-то слуга»? Артём — член семьи, — напомнил Николай. — В нём течёт кровь Востряковых. Такое ощущение, Иван Ярославович, будто вы решили противиться любому моему слову.

— Я просто не вижу в твоих действиях разумного зерна — одна бесшабашная удаль. Детство какое-то, — Иван Ярославович поправил очки. — Мы — деловые люди. Давайте вести себя соответствующе.

— Вообще-то, в данном случае Николай поступил правильно, — вмешался дядя Гена. — Потребовав пустить на нашу территорию свою дружину, Василий проявил к нам неуважение, попрал все нормы приличия. Войной он на нас не пойдёт — Василий не настолько туп, а покровительство его нам не так уж и необходимо. Есть другие семьи, готовые нас поддержать. Артём — сильные энергетик, чей потенциал огромен. Уже сейчас парень в одиночку раскидывает полтора десятка опытных бойцов. А что будет лет через пять-десять? И его потомки, скорее всего, унаследуют эту силу. Понимаете, что это значит для нас? Чудские возвысились, когда в их роду стали рождаться сильные энергетики, Вельяминовы возвысились. Теперь их отпрыск — канцлер, а всё семейство сидит во власти. И таких примеров в истории масса. Поймите, господа, я тоже не сторонник конфликтов на пустом месте. Я первым пытался унять Артёма, когда дружинники Борецких избили его сводную сестру. Но теперь детские шалости закончились. Есть границы, которые переходить не стоит. А Борецкие их перешли. Позволять другому роду учинять расправу над нашей роднёй без суда и следствия — это, господа… да как вам в голову-то могло такое придти?

— Хоть в чём-то ты со мной согласен, дядь Ген, — сказал Николай.

— Артём этот сбежит, как только получит наследство, — повторил настойчивее Иван Ярославович. — У меня нет к нему доверия.

— Мы уже слышали ваши аргументы, — произнёс Николай как можно более спокойным тоном. — Так или иначе, это мой брат, и как поступить с ним, решаю я. Артём на некоторое время отправится в Псков. С Островскими я уже договорился. А мы будем подавать иск в общесоюзный суд. Займётесь, Афанасий Павлович?