Сегодняшний день показа многое. Незнакомец не обманул, и действительно открыл во мне силу. Вот только зачем он это сделал? Почему именно я? Он сказал, что я достойный наследник, но что это значит? Чей наследник? Я ломал над этим голову все два месяца моего пребывания в госпитале.

В больнице, когда мне привезли смарт и портативник, я только и делал, что копался в сети, ища информацию, которая прольёт свет на случившееся со мной в Волыни. Но о людях с фиолетовыми глазами я не нашёл ничего, зато узнал кое-что про серые зоны — остаток страшной войны, потрясшей Европу семьдесят лет назад — которые образовались на месте Франкфурта и Парижа после сброса на них энергоконцентратных бомб. С тех пор энергетическое ОМП было запрещено международной конвенцией. Европа после той войны так и не оправилась, а серые зоны ширились, поглощая всё живое, и все учёные умы не могли придумать способ прекратить разрастание мёртвой земли.

Незнакомец был прав: если никто не остановит данный процесс, однажды, лет через пятьсот, большая часть планеты станет непригодной для жизни. Наш мир медленно и неотвратимо шёл к своей гибели. Моё поколение это уже не увидит, так что беспокоиться вряд ли мне об этом стоило.

А может, и стоило, поскольку серые зоны начали посылать первые тревожные весточки. В день, когда мы наступали на Бельск, над парижской зоной появилась чёрная туча неизвестного происхождения. Она накрыла одну из исследовательских баз, все учёные, работавшие там, погибли. Облако удалось развеять с помощью реагентов, но что это было, до сих пор оставалось загадкой. Два дня назад появилось ещё одно такое же облако, но на этот раз его уничтожили, не допустив человеческих жертв.

Ещё я вычитал легенду о потомках древних волхвов, которые обитали где-то на севере: в новгородской земли и на Вятке, поклонялись старым богам, жили по обычаям предков и обладали очень большой силой — такой, какая не снилась даже энергетикам первого ранга. Именовали их просветлёнными. Вот только их никто не видел, и документальные подтверждения их существования отсутствовали. На основе этой легенды некоторые даже умудрялись строить конспирологические теории, но где правда, а где вымысел, разобраться было сложно.

Разумеется, были те, кто пытался найти этих таинственных волхвов, были даже настоящие секты, поклоняющиеся им. Я подумал, что когда выдастся свободной время, следовало бы поговорить с кем-нибудь из них: вдруг эти волхвы — те, кто мне нужен?

Много читал я и о событиях в Бельске. Происходящее там меня только расстраивало. Регулярная армия захватила несколько кварталов, закрепилась там, а потом ни с того ни с сего войскам приказали отступить. Получается, что все наши усилия, наша жертва и смерть сотен солдат оказались напрасны из-за этих уродов генералов, сидящих в своих штабах.

А вот отношение в обществе к операции в Волыни было неоднозначным. Многие люди не хотели этой войны. Жители Московского княжества или нашего, Новгородского, не понимали, почему их сыновья должные ехать умирать за Галицко-Волынское княжество. И я тоже не понимал. Впрочем, находились и те, кто поддерживал боевые действия в Волыни, поскольку верили, что за повстанцами стоят не только литовские националисты, но и Иранская империя, желающая ослабить Союз. Такова была и официальная позиция властей, в частности, нашего канцлера.

Однако сейчас все эти проблемы для меня утратили свою актуальность. Сейчас было важнее другое.

Утром меня разбудил стук в дверь:

— Тёма, Тёма, просыпайся! — кричала Ира. — Беда случилась.

Я вскочил как ужаленный, надел штаны, выбежал из комнаты:

— Что стряслось?

В глазах сестры стояли слёзы.

— Папа погиб, — выпалила она.

— В смысле? Как? Когда?

— Мама только что позвонила. Говорит, кто-то напал на машину Эдуарда Михайловича. Они убили князя и папу.

— Ты уверена? — я был в полнейшей растерянности.

Я побежал в комнату, схватил смарт-браслет и позвонил маме. Она подтвердила случившееся. Сегодня утром отец повёз князя в офис управляющей компании. Неизвестные устроили засаду возле здания. Машину уничтожили энергетическим зарядом, а Эдуарда Михайловича, который выжил после взрыва, зарубили шашками. Про нападающих пока ничего известно не было.

Весть эта шокировала всех. И ведь ничто не предвещало беды. Конечно, у Вострякова наверняка были враги, как и у любого влиятельного человека, но отца-то за что? За то, что тот оказался рядом? Да, защищать князя, было его долгом и работой, как и любого боевого дружинника, но я не мог с этим смириться. Меня душила злость и обида. С отцом я виделся редко, но всё равно испытывал к нему тёплые чувства. Кажется, он обладал самым спокойным характером и чистым разумом из всех, кого я знал, а боевых дружинников в поместье я повидал достаточно. Отец был хорошим человеком и не заслужил такой участи.

Ира опять расплакалась, пришлось её утешать. Нам надо было ехать в усадьбу к маме, чтобы в этот трудный час поддерживать друг друга.

Я сам разогрел завтрак. За едой Ира немного успокоилась. Я попытался разузнать, кто мог напасть на князя, но она ничего не знала о делах рода Востряковых. Несмотря на то, что наши родители — слуги, причём не последнего порядка, я и остальные дети росли в полнейшем неведении о том, что делается в княжеской семье. Мы и они находились словно в двух параллельных мирах, которые лишь иногда соприкасались друг с другом.

Но позавтракать нам спокойно не дали. Мы пили чай, когда в дверь начали колотить. Я спросил, кто там — оказалось, полиция. Всё ясно: пришли за мной. Бежать или сопротивляться смысла не было, я открыл. Люди в тёмно-синей форме ввалились в квартиру.

— Тарасов Артём Иванович, — сказал офицер, застёгивая на моём запястье вначале специальный браслет, блокирующий энергию, а затем — наручники, — вы задерживаетесь по обвинению во вторжении на частную территорию и разбойном нападении на представителей знатных родов. Проедем в отделение.

Ира стояла в дверях кухни и растерянно хлопала глазами. Это утро приготовило для нас слишком много неприятных сюрпризов.

Сегодня Востряковы встретились за ужином в особняке, что находился на берегу озера Ильмень в десяти километрах от города.

Утром был убит князь Эдуард Михайлович. Никто не знал, кто это сделал и угрожает ли опасность остальным членами рода. Так или иначе, следовало быть начеку. На всякий случай усилили охрану усадьбы: всю боевую дружину перевели в режим повышенной готовности, а на территории теперь дежурили пять бронированных внедорожников, вооружённые энергетическими пушками.

В этот непростой час род собрался, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию.

Старший наследник, Николай Востряков, сидел во главе стола вместе с супругой. Парню едва исполнилось двадцать пять, а ему уже предстояло стать главой семьи, занять место в семейном совете и унаследовать все отцовские дела.

По правую руку расположилась вторая жена Эдуарда — Екатерина Сергеевна и оба дяди: Андрей Михайлович и Геннадий Михайлович или дядя Гена, как его обычно звали племянники.

Дядя Гена был человеком коренастым, мощного телосложения, имел простодушное открытое лицо с глазами навыкате. Носил завитые вверх усы и зачёсанные назад волосы, любил костюмы без изысков и редко надевал галстуки, хотя сегодня сделал исключение. Прежде он служил в боевой дружине великого князя, участвовал в скандинавском конфликте, а потом занялся делами собственного рода. В настоящий момент Геннадий занимал должность исполнительного директора холдинговой компании «Север», куда входили все родовые предприятия, и являлся одним из членов семейного совета. Дядя приехал с женой и старшим сыном, который был на год моложе Николая и тоже работал в компании.

Дядя Андрей имел утончённую наружность, благородные черты лица, которое портили разве что оттопыренные уши. Он был светловолос и худощав, и походил на брата разве что глазами. В отличие от дяди Гены он, наоборот, любил украшения, носил золотые часы и перстни. Несмотря на то, что ему перевалило за сорок, дядя Андрей до сих пор не обзавёлся законными наследниками. От первого брака детей не было, а после развода так и не женился больше. Он возглавлял земельную компанию, и по сути являлся управляющим вотчиной рода Востряковых.