– И вы думаете, они стали бы разговаривать по-деловому? – если не враждебно, то уж, во всяком случае, ехидно поинтересовался Браун.

– Думаю, что стали бы, Артур.

– Да ведь это же чистейший самообман! – воскликнул Браун. – И с тех пор как мы начали предвыборную кампанию, вы обманываете себя уже не в первый раз. Мне совершенно ясно – вам не хочется, чтобы ректором стал Кроуфорд. В этом я ничуть не сомневаюсь. Но мне ясно и другое – Джего вас тоже не очень-то устраивает. Вот почему вы так часто возражаете против очевидно разумных доводов. Неужели вам не понятно, что вы ведете себя по меньшей мере странно – особенно если вспомнить все наши совместные достижения. Вчера вы говорили, что если у Джего будет реальная возможность победить, то вы обязательно его поддержите. А сегодня, когда такая возможность появилась, вы находите предлог, чтобы все испортить.

– Я ничего не испорчу, Артур, – сказал Кристл, – при условии, что у него и правда появится надежда на победу. Весьма вероятно, что это собрание закончится ничем. Но и тогда – если Гей не забудет о разговоре с Элиотом и Калвертом – мы все равно победим.

– Мне постоянно вспоминаются паши совместные достижения, – с горечью проговорил Браун. – Порознь мы пс сделали бы и половины того, что нам удалось сделать вместе. Порознь мы бы ни за что не получили дар сэра Хораса. У нас так много совместных побед! И мне очень тяжело видеть, что мы перестали понимать друг друга.

– А мне, думаете, не тяжело? – грубовато сказал Кристл. Его вдохновляла и взбадривала собственная удачливая деятельность, ему нравилось, что люди ждут его советов и соглашаются с ним, в глубине души он, вероятно, был рад избавиться от постоянной, хотя и почти незаметной опеки Брауна, но когда тот напомнил ему об их многолетней дружбе, он помимо воли расстроился, а поэтому, подавив в себе желание примириться с Брауном, сейчас же стал колючим и агрессивным: его разозлила собственная чувствительность.

Браун и сам расстроился. Он говорил медленно, с трудом подбирая слова, – я, пожалуй, ни разу не видел его таким взволнованным и открытым. Он искренне и сердечно любил своего друга, но сейчас его взволновало вовсе не это. Он расстроился, потому что потерпел поражение, проиграл битву за своего кандидата и ощутил яростную горечь неудачи. Я был уверен – он воззвал к дружбе, зная, что Кристл относится к ней даже бережней, чем он сам.

– Так вы не хотите отменить это собрание? – спросил Браун.

– Теперь уж я просто не могу его отменить, – ответил Кристл.

– Ничего опаснее придумать сейчас нельзя, – сказал Браун.

38. Оппозиционная фракция

Вечером пятнадцатого декабря в трапезной собрались почти все члены Совета, и после обеда, не заходя в профессорскую, мы отправились небольшими группками, по два и по три человека, в служебную квартиру Кристла. Подымаясь по лестнице, я оглянулся и увидел, как в подъезд вошли Кристл, Деспард и Гетлиф, потом Джего с Кроуфордом, а потом Браун.

На собрание явились все, кроме Гея. Льюка в трапезной не было, а к Кристлу он забежал лишь на несколько минут – чтобы извиниться перед Деспардом и Брауном. Я сидел у самой двери, но хорошо слышал его по-юношески чистый и почтительный голос – он сказал, что, к сожалению, не сможет присутствовать на собрании. Потом, пробираясь к выходу, Льюк остановился возле меня и прошептал:

– Мне надо закончить эксперимент, и я его обязательно закончу, даже если мне придется проторчать в лаборатории всю ночь. – Не слишком заботясь о приличиях, Льюк шептал довольно громко. – Я сказал этим дядюшкам, что буду голосовать за Джего. Просто удивительно – они никак не могут этого запомнить, хотя я твержу им одно и то же вот уже целый год.

Деспард, как и обычно, не сразу согласился занять председательское место. («Когда-нибудь мы поймаем его на слове, – отнюдь не шепотом сказал Рой, – и он навеки разучится кокетничать».) Деспард торжественно объявил, что «некоторые члены Совета всерьез обеспокоены неудовлетворительной подготовкой к выборам» и что он, как ему кажется, имеет право сообщить собранию о двух письмах, которые он получил «за истекшие сутки от профессора Гея».

– Содержание первого письма я обнародовать не могу, – сказал Деспард, – ибо оно адресовано мне как руководителю группы, поддерживающей одного из кандидатов, но мне кажется, что я могу, и даже должен, уведомить собравшихся о том, что старший член нашего Совета профессор Гей намерен оставить свой голос в резерве. Другое письмо адресовано непосредственно участникам собрания, и я прочитаю его полностью. – Как и всегда в таких случаях, Деспард принялся читать письмо нараспев и немного в нос, словно совершая церковную службу:

«Уважаемый Деспард,

Я с удовлетворением узнал, что вы собираетесь держать совет… – Деспард-Смит мрачно повторил последние слова, – …держать совет о выборах нового ректора. Я полностью одобряю ваше смелое начинание – совещайтесь, и да сопутствует вам удача. Герои моих саг тоже сначала совещались в узком кругу, а уж потом выносили свои дела на обсуждение в Тинге. Вы, безусловно, правы: каждому из вас нужно окончательно определить, кого он хочет поддержать, – так что примите мои поздравления, джентльмены! Да-да, вам всем нужно определить, кого вы хотите поддержать. Что же до меня, то я, по моему теперешнему статусу, не могу принять участия в вашем совещании. Вы предполагаете, что мне трудно явиться вечером в колледж из-за моего преклонного возраста. Прошу вас, не обременяйте себя подобными заботами. Может так случиться, что я еще переживу многих более молодых коллег. Нет, я не приду на ваше совещание вовсе не потому, что я слишком стар. Совсем недавно мне напомнили, что мои скромные заслуги налагают на меня двойную ответственность: стоять до великого дня выборов у кормила власти, а потом окончательно решить, кто из кандидатов должен стать ректором.

Взвесив в уме эти обстоятельства, я счел за благо устраниться от предвыборной борьбы вплоть до великого дня выборов. А когда этот великий день настанет, я, повинуясь велению совести, укажу колледжу достойнейшего из кандидатов.

Желаю удачи, джентльмены!

Всегда ваш, М.Г.Л.Гей»

– Это заявление отнюдь не облегчает нашу задачу, – окинув взглядом собравшихся, проговорил Деспард-Смит. – Насколько я знаю, члены Совета разделились на две группы, и ни один из кандидатов не располагает большинством голосов. По мнению некоторых из нас, такое положение следует назвать поистине к-катастрофическим. Мне не приходилось сталкиваться с чем-нибудь подобным за все те долгие годы, что я проработал в колледже. Мы всегда знали накануне выборов, кто из кандидатов должен набрать абсолютное большинство голосов. Мы всегда знали, – он понизил голос до зловещего полушепота, – кто наберет счастливое б-большинство. На этот раз мы оказались не столь прозорливыми. Я предлагаю выслушать, что думает о нашем тяжелом положении декан.

– Наше положение представляется мне чрезвычайно прискорбным… – начал Кристл и произнес резкую, энергичную, откровенную, но вполне мирную речь. Длительная неопределенность очень вредит нашему сообществу. Он, Кристл, не хочет враждовать со своими друзьями из противоположного лагеря и надеется, что им тоже не нравится воцарившаяся в колледже вражда. Каждый из выдвинутых кандидатов может стать превосходным ректором, и колледж, несомненно, будет процветать под управлением любого из них. Видимо, наше поведение с самого начала было в чем-то ошибочным, если мы разделились на враждующие партии только потому, что не сумели отдать предпочтение одному из двух достойнейших людей. Но факт остается фактом – мы не сумели этого сделать.

– Таковы наши затруднения, – закончил Кристл. – Прискорбные, на мой взгляд, затруднения. К несчастью, мне и самому неясно, как их можно преодолеть. Но я хочу задать вам прямой вопрос – не пора ли нам забыть о наших распрях? Не пора ли поискать выход всем вместе?

Кристл замолчал, и все замерли в напряженном ожидании. Этот разговор был затеян неспроста: что-то готовилось. Даже те, кто не понял, куда клонит Кристл, чувствовали, что назревают серьезные события. Браун сидел, опустив голову; Джего, казалось, даже не слышал, о чем идет речь.