Младший сержант убрал пистолет и уже собирался встать на лыжи, пока я выхватывал ключ у Сереги, но его приняли под белы рученьки мои сослуживцы в штатском, что наблюдали за мной издалека и все видели. А когда началась катавасия, подоспели на помощь, сумев не раскрыться. Вовремя. Потому что бить морды милиционерам на глазах прохожих мне ой как не хотелось. А так получилось почти без шума и пыли. Никто даже особого внимания не обратил, будто старые друзья обняли ментов и затолкали в машину. Отдыхать повезли прямо со смены, ага.

Уже в управлении троицу хорошенько досмотрели. Помимо гашиша у таракана оказался еще «аптечный» набор: заводской морфин в порошке и раствор промедола в белых шприцах-тюбиках, которые использовались как опиоидный анальгетик в аптечках АИ-2.

Такие аптечки в оранжевом пластиковом футляре, похожем на огромный портсигар, были разработаны в СССР как средство первой медицинской помощи для силовых структур и сил гражданской обороны. В случае возникновения тотального военного конфликта с применением ядерного оружия должны были быть розданы гражданскому населению. Потом, конечно, такие аптечки запретят, а пока ими были благополучно забиты все склады Гражданской обороны. Опера раскрутили таракана по полной, и тот признался, что его родственник состоит в комиссии по списанию этих самых аптечек за сроком годности. Двое сотрудников тут же умчались за этим родственником, взяв себе в помощь еще и ОБХСС-ника.

Не будь все службы на ушах по случаю приближающейся Олимпиады, вряд ли всё можно было бы провернуть так молниеносно. А сейчас этот член комиссии вряд ли скроется.

При личном досмотре милиционеров обнаружили много занятного: рубли, по сумме эквивалентные двум их зарплатам, доллары (видать, иностранцев они тоже щипали) и цыганские паспорта, которые они забирали у промышлявших гаданием на площади ромал – и возвращали им только после уплаты соответствующего вознаграждения.

Конечно, крышевание наркодилера им не пришить. Трудно такое доказать, но валюты и паспортов было вполне достаточно для того, чтобы с работы поганой метлой выгнать и дело уголовное пришить.

***

Так и пролетали мои будни. В борьбе с мелкой Московской преступностью. Пока однажды мой временный командир майор Солдатов меня не обрадовал, сообщив, что я опять убываю в распоряжение Горохова. Сказал он это с каким-то недовольством. Я еще слышал, как вдогонку майор бурчал, что, мол, Горохов уже третью неделю сидит без дела и целый кабинет занимает. А они вынуждены ютиться по четверо в одном.

Я не стал с ним спорить и доказывать, что одно дело делаем, что если охотник сидит в кустах и не стреляет, это не значит, что он прохлаждается. Крупную дичь можно днями выжидать, а мышек, что мы сшибаем каждый день, в час по связке ловить.

— Разрешите? — я распахнул дверь без стука, на радостях решил не церемониться.

— Входи, Андрей Григорьевич! — Горохов протянул мне руку, я уже оказался возле его стола, и разрешение на войти оказалось простой формальностью, сказанной самым дружеским тоном.

Справа от следователя на стульях, что расставлены вдоль стены, сидели Света и Катков. Лица тоже довольные и одновременно чуть напряженные. Будто охотничьи собаки в предвкушении долгожданной охоты.

— Привет, — Света встала навстречу и протянула руку.

Вместо того, чтобы ее пожать, я ее чмокнул. Будто игриво, но все равно, окружающие уловили флюиды не просто галантности с моей стороны.

Катков, что “стоял в очереди” за приветствиями, вдруг нахмурился и даже попытался сесть обратно на стул, не пожав мне лапу. Но я вовремя его заметил (наверное, он подумал, что снизошел) и широко распахнул ему свои объятия, чтобы хоть немного растопить ледок с его стороны.

— Здорово, Алексей! — я чуть приобнял пухляша и похлопал по спине. — А ты, я смотрю, схуднул чуть-чуть?

— Схуднул? — тот забрезжил слабой улыбкой. — Правда?

— Конечно, — произнес я вслух, а про себя добавил, — нет.

Алексей украдкой бросил взгляд на Свету — оценила ли она то, что он теперь стройняшка. Света смотрела на нас обоих и улыбалась. Катков принял это на свой счет, мельком оглядел свой живот, втянув его до отказа, даже дыхание задержал. Чего только не сделаешь ради любви. В том, что он по уши влюбился в психологиню, я теперь нисколько не сомневался. Наверное, никто не сомневался. Казалось, только твердолобый Горохов ничего не замечал. Но, скорее всего, он просто делал вид при подчиненных. Этакий служака, которого интересуют лишь дела рабочие, а все остальное побоку.

— Итак, товарищи! — командным голосом прервал он нашу приветственную болтовню. — У нас есть новое дело. Точнее сказать, дела. Не объединили их еще.

— Что там, Никита Егорович? — спросил Катков, еще не отошедший от радости внезапного похудения. — Убийства? Изнасилования? Очередной маньяк объявился?

— Маньяков пока новых нет, тьфу-тьфу, — Горохов постучал по столу. — Но есть преступление похуже…

— Что может быть хуже маньяка? — Катков раскрыл рот.

Горохов обвел нас хитрым взглядом и загадочно улыбнулся:

— Хуже маньяка может быть только женщина-преступница. Естественно, серийная. В общем, дело такое. Все произошло в Волгограде полгода назад. Потерпевший Золотов Алберт Евграфович, уже не пионер давно, за пятьдесят мужику. Начальник управления образования Волгоградского облисполкома. Мужчина солидный, в прошлом педагог со стажем. Разведен. Познакомился на конференции с молодой учительницей. На вид около двадцати пяти-тридцати лет. Воспылал к ней интересом естественным на почве внезапно возникших личных приязненных отношений.

— Вот старый пень, — усмехнулся Катков, продолжая втягивать живот, наверное, радуясь, что он совсем пацан еще, ведь ему всего сорок, и для мужчины это не возраст. А для такого похудевшего орла, как он, это вообще не недостаток, а, скорее, преимущество.

— Алексей, — Горохов поморщился. — Не перебивай. Он хоть и старый, а на девок заглядывается. А ты доколе еще нецелованным ходить будешь?

Катков насупился, уши его покраснели. Мы со Светой переглянулись, еле сдерживая улыбки.

— А кто вам сказал, что у меня девушки не было? — вдруг захорохорился Алексей, ерзая на стуле и раздувая ноздри. — Знаете, их сколько у меня было? Две!

— Отлично, — кивнул Горохов. — А то я уже переживать за тебя стал. Моральное здоровье и социально-бытовая устроенность моих сотрудников — залог успешной работы. Но две — это ни к чему, Алексей. Нужна одна и надолго. Вот как у меня была. Почти пятнадцать лет прожили, а у тебя из этих двух, наверное, одна из пионерлагеря, что за руку ты подержал на прощальном пионерском костре в конце смены, а вторая – с которой ты на выпускном танцевал вальс разученный. Ее тебе в пару худрук поставила. Так? Ну неважно… Продолжим о делах.

Катков покраснел еще больше, недоумевая, как так Горохов его раскусил с этими двумя…

— Так вот, — продолжал следователь. — Учительница эта оказалась вовсе не учительница. После третьего свидания с Золотовым вдруг заявила, что она замужем, но мужа давно не любит и собирается развестись, а тот, дескать, мелочный до ужаса, развода не дает, говорит, что не желает имущество общее делить. Жигули возраста старой собаки, потертую югославскую стенку, сервиз ГДР-овский и прочие ковры на стенах. И требует в качестве компенсации за развод сумму немаленькую. Две тысячи рублей. Вот училка и попросила у нашего Золотова в займы. Две тысячи не набралось, а полторы он ей дал. Та намекнула, что отдавать ей не придется, скорее всего, так как, если все и дальше у них замечательно будет складываться, то в скором времени бюджет общий будет. Семейный, так сказать. Девица, конечно, деньги получила и пропала.

— А что, он имя ее не спросил даже? — пытался реабилитироваться Катков, задавая умные вопросы.

— Спросил, но имя и фамилия вымышленные, и оказалось, что ни в какой четырнадцатой школе она сроду не работала.