— Так… И что нам это дает? В чем связь с Дубовым? — Грохов задумался, а я снова деликатно молчал, давая возможность следователю самому догадаться.

Хотя догадка так себе. Призрачная. Но все же странное совпадение.

— Погоди, — Горохов снова хлопнул себя по лбу, там уже пятно краснело, не лоб, а броня. — То есть, ты думаешь?..

— Все может быть, Никита Егорович, — пожал я плечами. — Вы сами говорили, что когда дело касается преступлений, то совпадений не бывает…

— Да нет… Двое — это совпадение, — отмахнулся Горохов.

— Может, и совпадение… Но почему-то мне так не кажется, — я задумался, прокручивая в голове всевозможные варианты, а Горохов продолжил:

— Ты хочешь сказать, что есть некий преступник, который убил двух человек? Дубова и Печенкина. А общего между жертвами то, что они оба принимали участие в осмотре места происшествия по факту убийства Роговой? Так?..

— Так.

— Звучит неправдоподобно… — следователь намотал на палец галстук и дергал его в задумчивости, пока водил по кабинету невидящим взглядом.

— Согласен, — кивнул я. — Может, простое совпадение, и убийства Дубова и Печенкина никак не связаны. Но… Произошли они с разрывом в три дня. Не правда ли, очень странно? Орудие убийства — и там, и там нож. Мотива нет, свидетелей нет, ограбление исключается. Вещи Дубова целы, у алкашика вообще брать нечего. Явных врагов тоже нет.

— Но Глеба Львовича убили в подъезде, его специально ждали, — попробовал возразить Горохов. — А Печенкину просто не повезло. Напоролся в темном уголочке на кого-то, повздорил спьяну и получил удар в пузо.

— А может, его тоже поджидали? — предположил я. — В гаражах подкараулили. Печенкин там всегда очень много времени проводил. Это все знали. Несложно было его там застать…

Я говорил и сам не знал, верить себе или нет. Но и не верить не получалось.

— Ну, не знаю, Андрей… — Горохов потер виски, покряхтел, переваривая новую вводную, — пока за рабочую версию я бы такое не брал. Но проверить, естественно, нужно… Чтобы отмести, так сказать. Разузнайте, что там по убийству алкаша, и мне потом доложите. А насчет схожести почерка, тоже не совсем соглашусь. Нож и там, и там, это да… Но Печенкина убили одни ударом, так?

— Да, в печень.

— Стало быть, не дилетант пырнул?

— Возможно, но не исключено, что и дилетант. Просто ткнул ножом в живот и убежал. А рана смертельная оказалась. Ведь может и такое быть? Я не настаиваю на том, что моя версия — истина. Высказал предположения, только и всего. Надеюсь, что они не оправдаются.

— И я надеюсь, — вздохнул следователь. — Я хочу заниматься одним важным эпизодом. С головой в него уйти. А не разгребать за местных тяжкие висяки.

— Ну, вы же понимаете, Никита Егорович, что это от нас не зависит. Всякое может случиться. Тьфу-тьфу…

— Да ясень пень, что статистику искажать и преступления укрывать никто не собирается, как это делали местные с эпизодами по Новоульяновскому душителю. Не признавали до последнего серию. Просто хочется за Глеба расквитаться по-быстренькому, так сказать, не затягивать. У нас были разногласия с Дубовым, признаю. Но спец он от бога. И отморозкам всяким спуску никогда не давал.

Никита Егорович задумался, видно перебирая в памяти терки со своим погибшим сокурсником. Потом тряхнул головой, будто избавляясь от ненужных и уже немного пустых воспоминаний и спросил:

— А что по Печенкину? Вообще зацепок нет?

— Пока нет, — заговорил Погодин. — Я с местными оперативниками переговорил, склоняются к уличным разборкам. Что, мол, на хулиганов напоролся – как вы и предполагаете. Но сосед по гаражу, что хорошо знал убитого, нам с Андреем интересную деталь поведал. За пару дней до смерти к потерпевшему приходил некий гражданин вида презентабельного. В пиджаке, и что-то там со змеей было в его одежде. Мы с Андреем так и не поняли. Дескать, предъявлял Печенкину претензии с угрозами за карточный долг. Но думаю, это все россказни. Или сосед выдумал, или Печенкин нафантазировал. Какой из него игрок — в стоптанных тапках и трико круглый год ходит. Живет один, жена ушла, мать умерла. Перебивается случайными калымами. За тунеядство уже отбывал.

— Хм… — Горохов закурил у распахнутого окна. — Согласен, Федор Сергеевич, но проверить надо, что там за долг у него карточный. Иногда люди совсем оказываются не теми, кем выглядят внешне.

— Сделаем, — кивнули мы с Погодиным.

— Все равно пока других зацепок нет, – добавил я.

— А что с духами “Пани Валевска”? — спросила Света.

— А что с ними не так? — вскинул на нее бровь Горохов, пыхая дымом “Мальборо” (теперь, после Олимпиады, это были любимые сигареты шефа).

— Кому они все-таки предназначались? — Света постучала алыми глянцевыми ноготками по столу. — Так и не выяснили?

— Пока нет, — ответил я за следователя. — Со вдовой на такие деликатные темы как-то не хочу говорить… Вот думаю, с какой стороны зайти. Может, ты попробуешь?

— Я тут изучила материалы дела, — Света открыла свой блокнот. — Побеседовала с коллегами Глеба Львовича. С его рабочим окружением и с супругой его пообщалась и составила на него психологический портрет…

— Ого, — я с удивлением уставился на психологиню, — когда успела?

— Не зря же нам машину с водителем дали, — улыбнулась Света. — Нужно использовать ее по полной.

— Это, конечно, интересно, Светлана Валерьевна, — развел руками Горохов, — но лучше бы вы психологический портрет убийцы составили. Зачем нам характеристики потерпевшего? Мы и так все знаем, что собой представлял Глеб Львович.

— Не скажите, — обезоруживающе улыбнулась Света (как у нее так получается — невинно улыбаться оппоненту и при этом гнуть свою твердую линию, психолог, блин), — Поняв сущность потерпевшего, мы сможем представить, кто мог быть его недоброжелателем. А портрет преступника определить по одному эпизоду трудно, почти нереально. Слишком мало исходных данных.

— Хорошо, — кивнул Горохов. — Соглашусь с вами. Рассказывайте.

Светлана излагала аккуратно. Дубов Глеб Львович тридцать восьмого года рождения, женат, двое уже совершеннолетних детей. Всегда был примерный семьянин и образец для подражания. Но в последнее время замечен в тяге к молоденьким девушкам, хотя в семье все нормально. Скандалов, крупных ссор и размолвок не наблюдалось.

— А вы откуда знаете такие подробности личной жизни? — удивился Горохов. — Неужели в прокуратуре коллеги Дубова рассказали? Не могли они наверняка того знать…

— Нет, не прокурорские поведали, а люди гораздо более осведомленные в превратностях личной жизни Дубова. Это показал опрос бабулек, которых я встретила на лавочке возле подъезда Глеба Львовича. Очень они сетовали на преждевременную кончину его. Расчувствовались и выложили все без утайки. С их слов, семья замечательная была. Никаких скандалов было слышно. Вот только на работе следователь Галина, симпатичная, между прочим, поведала, как Дубов ей букетик пытался подарить и до дому подвезти. Цветы она не взяла, и все стало между ними как раньше. Просто коллеги.

Но тут старания психолога начальник не оценил.

— Подумаешь, — прервал Горохов Свету, — мужика на баб потянуло. Я извиняюсь, мужик — в любом возрасте мужик. Ничего странного в этом не вижу.

— Подождите, Никита Егорович, — мягко осадила его Света. — Я же говорю, раньше он за юбками не волочился.

— И что? Работа, дом, работа. Времени не было… А тут, наконец, решил начать жить. Понял, что время уходит безвозвратно. Я, конечно, потаскунов не поощряю, но всякое бывает. Тут уже не наше дело, так сказать… Это личное.

— Вы верно подметили, что жизнь проходит. В этом и крылась его проблема.

— А у Дубова была проблема? — брови Горохова сдвинулись на лоб, а в глазах теперь сквозило любопытство.

— Не так чтобы явная, но небольшие психологические комплексы у него прослеживаются.

— У кого? — расхохотался Горохов. — У Глеба? Да это не Глеб, а глыба. Где он – и где комплексы? Вы что такое говорите?