– Я уверена, что так и есть… – проговорила она со скорбным видом.

И тут у Баграта в голове все разложилось по полочкам. Стали понятны мотивы любимой женщины.

Заодно родился план, что он должен делать.

Он разом собрался, приободрился.

– Баграт, – проговорила Кира, немного помявшись. – Хочешь, я поговорю с Миланой, все ей объясню?

– Ну уж нет, – твердо ответил он. – Я сам накосячил, сам и буду исправлять.

– Вот и правильно, – кивнул Левон. – Это по–мужски. Пусть сами разбираются, а то каждый раз получается какой–то испорченный телефон.

– Вообще–то, мне понадобится помощь семьи, – проговорил Баграт деловым тоном.

– Ты имеешь в виду родителей? – спросил брат с недоуменным видом.

– И родителей, и Артура, и ваша, – кивнул Баграт. – Кира, Левон, послушайте, что я придумал…

Следующие несколько минут он в красках излагал родственникам свою идею. Чем дольше говорил, тем сильнее убеждался, что план идеален.

– Это то, что нужно, – кивнула Кира.

– Мы поможем тебе, – пообещал брат. – Все тебе помогут.

После визита Баграта Милана весь день слонялась по квартире Левона и Киры, не зная, чем себя занять.

Ей хотелось домой, в свою маленькую квартирку.

Скрыться от всех и вся, оплакать потерю. Ужасную и невосполнимую! Она ведь уже привыкла к мысли, что Баграт есть и будет в ее жизни. Она успела по–настоящему сильно его полюбить. Да что там, она давно его полюбила! Еще в самую первую встречу, и пронесла это чувство через всю беременность, несмотря на горечь разочарования в нем и жуткую злость.

Тогда это чувство казалось ей ядовитым, разрушающим ее изнутри. Но после того как Баграт и Милана оказались вместе в его квартире, решили строить отношения, любовь трансформировалась в нечто прекрасное.

И вот это прекрасное теперь безвозвратно ушло из ее жизни.

После визита Баграта Милана жутко злилась на него, но вот злость исчезла, ее место заменило горе.

Страшное чувство потери душило ее, то и дело заставляло глаза влажнеть от непролитых слез.

«Это надо просто пережить», — пыталась она себя успокоить.

И пережить в одиночестве, чтобы никто не видел ее горя.

Однако с возвращением домой вышла накладка.

Баграт купил билеты на самолет с тем расчетом, что они проведут в Москве неделю. Милана хотела поменять дату обратного рейса. Ее зять, Левон, сказал, что уладит вопрос со сменой даты… Но не уладил.

— Извини, Милана, все забронировано.

Тогда она попыталась просто купить новый билет до Анапы, но вскоре обнаружила, что эконом–класс раскуплен. А на бизнес–класс она банально пожалела денег. Не хотелось вышвыривать состояние на одну лишь поездку. У нее ведь нет кошелька, как у Баграта.

Учитывая ее беременность и остальное, у нее скоро будет каждая копеечка на счету.

Поэтому ей предстояло еще несколько дней куковать у сестры.

— Хорошо, что позже уедешь, — успокаивала ее Кира. — Хоть с племянником нанянчусь, с тобой побуду.

Сестра вообще, кажется, осталась довольна тем, что Милана не смогла улететь домой, как хотела.

В обычное время Милана очень обрадовалась бы возможности неделю пожить в московской квартире сестры. Они гуляли бы по городу, развлекались, получили тысячу и одно новое впечатление, наболтались обо всем на свете.

Но теперь ходить куда–то Милане совершенно не хотелось, а собеседник из нее был так себе.

Все, о чем ей хотелось говорить, — это о Баграте. А говорить о нем без слез она не могла, вот и молчала в тряпочку, возилась с племянницей и сыном, поедала вкусняшки, которыми Левон забил холодильник под завязку.

Ближе к вечеру ее начали одолевать нешуточных размеров сомнения.

Не переборщила ли она? Правильно ли сделала, отказав Баграту?

Разум говорил — очень даже правильно.

В самом деле, зачем ей муж, который ее не любит? Она, простите, не племенная кобыла, чтобы быть ценной исключительно тем, что приносит потомство. А Баграт выставил все именно так. Впрочем, он изначально начал к ней наведываться, уделять внимание только из–за Пашки.

А она настроила себе воздушных замков, придумала небывалую любовь.

Наивная дурочка!

Ей, как любой девушке ее возраста, хотелось настоящего, искреннего чувства, да побольше. Раньше она думала, что они с Багратом делят это чувство на двоих. Но после его поступка она кристально ясно поняла, что этот человек вообще не планировал оставаться с ней в долгосрочной перспективе, пока не узнал, что она снова беременна.

Чувство жуткого унижения, какое испытала Милана стоя в гостиной его родителей, до сих пор жило в сердце, красило щеки красным. Стоило ей вспомнить момент, когда Баграт отказался на ней жениться, хотелось провалиться сквозь землю.

Он унизил ее и растоптал то светлое, что жило в душе.

Еще и умудрился догадаться притащить три кольца. Что это, как не взятка? На тебе ювелирку и уже засунь свою обиду в попу? Так, что ли, он размышлял? Хорошего же он о ней мнения.

Милана отдала эти кольца Левону и попросила вернуть, на что он кивнул. Даже спорить не стал, ничего не сказал. Кира тоже молчала по поводу выходки Баграта.

Да, разумом Милана понимала, что сделала правильно, отвергнув предложение Баграта.

А вот сердце ныло, кровоточило, кричало: «Позвони ему! Позвони!»

И никак его было не унять, позвонить ему хотелось страшно.

Только что она скажет? Наверняка лишь разрыдается в трубку, ведь теперь способна лишь на это.

К вечеру Милана все же включила телефон.

Ожидала, что Баграт тут же ей позвонит, но он этого не сделал.

Он даже ни разу ей не написал, чем добил окончательно.

Еще и Кира с Левоном вели себя откровенно странно.

Почти с ней не разговаривали, только на какие–то бытовые темы. При этом выглядели, как два заговорщика.

А под вечер они вдвоем вдруг начали уговаривать ее съездить завтра вечером в гости к родителям Левона.

— Ты останешься в Москве всего на несколько дней, — говорил Левон, нависая над ней, пока она варила кашу для сына. — А они ведь так и не пообщались с Пашкой, очень просили, чтобы ты приехала.

— Мы поедем с тобой, не оставим одну ни на минуту, — вторила мужу Кира, поглаживая Милану по плечу.

— Я не хочу ехать в тот дом, — упрямилась Милана. — Мне это будет очень неприятно…

— Я понимаю твою обиду, — продолжил уговоры Левон. — Но родители и вправду не желали тебе зла, теперь чувствуют себя жутко виноватыми, хотят навести мосты.

Они не отстали от Миланы, пока та не согласилась.

А согласилась она только потому, что на какой–то момент представила себя в роли бабушки и дедушки Пашки. Когда–то наступит момент, и он вырастет, порадует ее внуком или внучкой. О, она, без сомнения, будет хотеть с ними видеться. Если она откажет, это будет жестоко, ведь они — родная кровь.

И Милана сдалась.

Процесс приготовления к поездке оказался на удивление сложным.

Следующим днем Кира вдруг зашла в комнату Миланы и спросила:

— В чем поедешь?

Как–то по–особенному выряжаться и краситься ей не хотелось, поэтому Милана пожала плечами и сказала:

— Так, — показывая на свою кофточку и джинсы.

— Нет, так не пойдет… — тут же замотала головой сестра. — Это же Саркисяны, они и на завтрак наряжаются. Ты будешь так чувствовать себя некомфортно.

Тогда Милана достала из шкафа черное платье–футляр с закрытым горлом:

— Есть еще вот это.

— Какое–то оно мрачное, — покрутила носом сестра. — Как на похороны, не пойдет.

У Миланы было еще бежевое, то самое, которое она надевала на несостоявшуюся свадьбу. Но ей даже притрагиваться к нему не хотелось.

— У меня здесь не так много одежды, — пожала плечами Милана. — Что есть, то и будет.

— О–о… — вдруг воскликнула Кира, подняв указательный палец. — Есть у меня один вариант…

С этими словами она убежала из комнаты и вскоре вернулась с кофром, в котором находились платье и жакет небывалой красоты — цвета слоновой кости, шелковые.