– Сидеть! – скомандовала она дерзкому животному. Девушка вздрогнула, Энтони подскочил, но Генри лишь задрал хвостик и возобновил неустанные попытки разорвать платье. Застигнутая врасплох столь небывалым открытым неповиновением, старуха попробовала взглядом пригвоздить негодного щенка к полу, но, когда и это не возымело ни малейшего эффекта, обернулась к величественно-невозмутимому дворецкому.

– Рамзи! – повелительно приказала она. – Немедленно уведите это мерзкое создание, и пусть его выгуливают как можно дольше!

– Да, ваша светлость. Сейчас же, – поклонился слуга, очевидно, привыкший ничему не удивляться, и, нагнувшись, подхватил несчастного Генри, но тут же отстранил его как можно дальше от себя.

– А теперь к делу! – резко бросила герцогиня, и Александра поспешно спрятала невольную улыбку. – Энтони уведомил меня, что вы намереваетесь вернуться домой.

– Да. Мне бы хотелось уехать завтра, после заупокойной службы.

– Нет! Вы поедете в Хоторн вместе со мной и Энтони.

Александра сама с ужасом думала о той минуте, когда окажется в Моршеме, где уже ничего не будет таким, как когда-то, и где ей придется влачить прежнее одинокое существование, словно Джордана вообще не было на свете. Но и в Хоторн она не собиралась ехать.

– Но зачем, ваша светлость?

– Потому что вы герцогиня Хоторн и ваше место в семье мужа.

Поколебавшись, Александра качнула головой:

– Мое место дома.

– Вздор! – невозмутимо изрекла старая женщина, и Александра порадовалась, видя, как быстро к ней вернулись непререкаемо-властные манеры. – В то утро, когда вы обвенчались с Хоторном, – решительно продолжала герцогиня, – он сам доверил мне наставлять и воспитывать вас, с тем чтобы вы в свое время смогли занять подобающее вам место в обществе. И хотя моего внука больше нет, думаю, во мне осталось достаточно преданности, чтобы выполнить его желание.

Она намеренно подчеркнула преданности, и Александра вспомнила, как уверяла герцогиню, что Джордан восхищался именно этим ее качеством. Девушка поколебалась, одолеваемая угрызениями совести, сознанием долга и тревогой за свое будущее. Что станется с нею в Хоторне, вдали от тех, кого она знает и любит? Герцогиня мужественно пытается побороть тоску, но не в силах помочь Александре исцелить разбитое сердце. С другой стороны, девушка не была уверена, что способна в одиночку нести это бремя, как в тот раз, после смерти отца и деда.

– Вы сама доброта, мадам, но боюсь, что я все-таки не смогу, – отказалась она наконец, немного подумав. – В отсутствие моей матери я должна позаботиться о других, о ком до сих пор так постыдно забывала.

– Кто эти «другие»? – осведомилась герцогиня.

– Пенроуз и Филберт. Я намеревалась просить мужа принять их в дом, но…

– Кто, – бесцеремонно перебила герцогиня, – эти Пенроуз и Филберт?

– Пенроуз – наш дворецкий, а Филберт – лакей.

– У меня почему-то давно создалось впечатление, что именно слуги должны заботиться о господах, а не наоборот. Однако, – немного оттаяла герцогиня, – я восхищаюсь вашим милосердием. Можете привезти их в Хоторн. Лишние слуги не помешают.

– Они очень стары, – торопливо объяснила Александра, – и не могут выполнять тяжелую работу, но оба горды и считают себя незаменимыми. Я… говоря по правде, поддерживала в них это заблуждение.

– Я тоже всегда считала своим христианским долгом позволять престарелым слугам трудиться, пока они могут и хотят, – не моргнув глазом солгала герцогиня, метнув убийственный взгляд на внука. Она твердо вознамерилась превратить Александру в блестящую светскую даму и не собиралась ни на шаг отступать от цели. Герцогиня упорно отказывалась признаться себе, что эта девочка с цыганскими кудряшками, которая так храбро провела ее сквозь мрачные лабиринты боли и ужаса, заняла уголок в ее сердце и что она не вынесет расставания с Александрой.

– Не думаю… – начала та, но герцогиня, поняв, что девушка снова решила отказаться, не преминула пустить в ход все средства.

– Александра, теперь вы Таунсенд и ваше место с нами. Более того, вы клялись выполнять желания мужа, а он настоятельно хотел, чтобы вы делали честь его прославленному имени.

Эти слова попали в цель и нашли отклик в душе девушки. Герцогиня права: она не все потеряла, когда лишилась Джордана. Он дал ей свое имя, и Александра вспомнила, что перед алтарем клялась почитать мужа и повиноваться ему. Джордан, несомненно, хотел бы видеть ее настоящей дамой, достойной его титула.

Подняв глаза на герцогиню и чувствуя, как переполняется нежностью сердце, девушка прошептала:

– Я все сделаю, как велел он.

– Превосходно, – проворчала герцогиня. Когда Александра отправилась собирать вещи, Энтони откинулся в кресле и насмешливо-вопрошающе уставился на бабушку. В ответ та величественно выпрямилась, пытаясь взглядом поставить Энтони на место. Однако и на этот раз у нее ничего не вышло.

– Скажите мне, – едва сдерживая смех, попросил внук, – с каких это пор у вас возникло столь горячее желание нанимать престарелых слуг?

– Когда я поняла, что это единственный способ удержать Александру, – откровенно ответила герцогиня. – Не позволю этому ребенку прозябать в захолустной деревушке и провести остаток жизни в трауре. Ей едва исполнилось восемнадцать!

Хоторн, наследственное поместье двенадцати поколений Таунсендов, насчитывал пятьдесят тысяч акров лесов, парков, зеленых холмов и плодородных полей. Внушительные ворота из черного кованого железа с гербом Хоторнов преградили путь элегантным дорожным каретам, и привратник в ливрее вышел из каменной сторожки, чтобы распахнуть створки.

Сидевшая подле герцогини Александра неотрывно смотрела в окно на безукоризненно подстриженный бархат газонов, рассеченный подъездной аллеей. По обе стороны от нее росли вековые деревья, простиравшие покрытые густой листвой ветви, словно зонтики, над экипажами. Невзирая на то что Хоторн теперь принадлежал Энтони, Александра не могла не думать о нем как о доме Джордана. Здесь он родился и вырос. Здесь она узнает о муже все, что не успела узнать, пока он был жив. Здесь она будет чувствовать себя ближе к нему.

– Прекраснее Хоторна нет места на свете, – выдохнула она.

– Посмотрим, что вы скажете, когда увидите дом! – улыбнулся Энтони ее детскому восторгу, и по его тону Алекс поняла, что здание должно быть настоящим дворцом. Тем не менее она затаила дыхание, когда за поворотом открылся вид на возвышавшийся в полумиле впереди трехэтажный особняк на фоне невысоких холмов, хрустально-прозрачных голубых речушек и спускавшихся уступами садов. На переднем плане, напротив здания, расстилалось большое озеро; по его спокойной глади скользили белые лебеди, а справа над озером стояла прелестная беседка в классическом греческом стиле с белыми колоннами.

– Это больше чем прекрасно, – прошептала девушка. На пологих ступеньках крыльца выстроилось с полдюжины лакеев. Подавив ощущение того, что ведет себя крайне грубо, Александра, однако, последовала примеру герцогини и прошла мимо слуг с таким лицом, словно тех не существовало.

Человек в роскошной ливрее, чей величественный облик лучше всяких слов изобличал в нем дворецкого, распахнул двери. Герцогиня представила его как Хиггинса и проследовала в холл вместе с Александрой.

Широкая изогнутая мраморная лестница поднималась изящным полукругом из холла на самый верх. Александра и герцогиня взошли по ступенькам в великолепные покои, отделанные в розовых тонах.

После ухода горничной герцогиня обратилась к Алекс:

– Не хотите ли отдохнуть? Вчерашний день оказался нелегким испытанием для всех нас.

Воспоминания о заупокойной службе по Джордану сливались в сознании девушки в бесконечные мгновения боли и нереальности происходящего – зловещий туман, в котором выделялись лишь глаза окружающих, смотревших на нее с каким-то странным любопытством. Александра все это время простояла рядом с герцогиней. На службу приехали овдовевшая мать и младший брат Энтони, худенький хромой мальчик. Было видно, что оба искренне скорбят о Джордане. Полчаса назад их экипаж свернул на дорогу, ведущую к бывшему дому Энтони. Александра сразу же полюбила новых родственников и была рада, что они живут поблизости.