Недвусмысленной угрозы ожидающей ее кары оказалось вполне достаточно, чтобы заставить Александру согласиться на все на свете, лишь бы отложить отъезд.

Где-то в глубине души Алекс смутно сознавала, что, предложив ей шанс сохранить гордость хотя бы на людях, он гораздо более предупредителен по отношению к ней, чем она, объявившая на весь свет о проклятом пари. С другой стороны, Алекс почему-то не находила в сердце благодарности за то, что муж избавил ее от публичного унижения, – ведь возмездие все равно неизбежно.

Сверхчеловеческим усилием воли ей удалось принять хладнокровный вид и добиться, чтобы голос не дрожал. – Я предпочитаю танцевать.

Глядя в прелестное бледное личико, Джордан невольно восхитился ее мужеством. Он вежливо предложил ей руку, и Александра положила на его рукав дрожащие пальчики.

Как только Джордан отодвинулся, Александра заметила, как быстро, виновато поворачиваются головы, и поняла, что слишком много людей наблюдало за ними. Однако она с величавым достоинством прошла под руку с Джорданом сквозь расступающуюся, словно Красное море перед евреями, толпу.

Но самообладание Александры изменило ей, когда прекрасно одетая пара отступила, чтобы дать им пройти, и Алекс узнала в даме Элизабет Грейнджфилд, чей престарелый супруг недавно умер. Потрясение от встречи с бывшей любовницей мужа оказалось столь велико, что у Александры подогнулись колени и она едва не упала, хотя Джордан и Элизабет, казалось, чувствовали себя совершенно непринужденно.

– Добро пожаловать домой, ваша светлость, – чуть гортанно приветствовала Элизабет, протягивая руку.

– Благодарю вас, – улыбнулся Джордан, галантно целуя руку Элизабет.

Александре, наблюдавшей эту сцену, показалось, словно кто-то с силой ударил ее в живот. Она сама не понимала, каким образом ей удается сохранять вежливо-бесстрастное выражение лица, но, когда они очутились среди танцующих и Джордан попытался положить руку ей на талию, Александра судорожно дернулась. Глаза ее метали молнии.

– Вы, кажется, решили уехать? – вкрадчиво осведомился он.

Слишком взбешенная, чтобы заметить полные любопытства глаза окружающих, Александра неохотно положила ладонь на рукав его черного фрака, хотя лицо ее красноречиво говорило, сколь отвратительным она находит его прикосновение.

Джордан сжал ее талию, и они растворились среди многоцветья кружащихся пар.

– Будь у вас хоть капля здравого смысла, – с бешенством прошептал он, – и сумей вы хотя бы немного заучить правила этикета, вы бы стерли с вашей физиономии эту мученическую гримасу и постарались бы выглядеть по крайней мере дружелюбной.

Боже, что за высокомерное превосходство! Какая снисходительность!

У Александры чесались руки отвесить ему пощечину.

– Да как вы смеете читать мне лекции о приличиях и хороших манерах, когда сами только что раболепствовали перед вашей драгоценной любовницей на глазах у собственной жены!

– А какого дьявола вы от меня ожидали? – коротко бросил Джордан. – Чтобы я сбил ее с ног? Она стояла у нас на пути!

– Вы по крайней мере могли бы вовлечь меня в свой разговор, – прошипела Александра, слишком расстроенная, чтобы понять, каким стыдом и позором обернулась бы их совместная беседа.

Обмен резкими словами между герцогом Хоторном и его заблудшей женой не прошел незамеченным. Танцоры сталкивались друг с другом, стараясь подслушать ссору во всех подробностях, музыканты клонились из стороны в сторону, чтобы лучше видеть, монокли и лорнеты взлетали к глазам.

– Вовлечь вас? – неверяще протянул Джордан. – Вовлечь в разговор с женщиной, которая…

Он осекся, проглотив остаток фразы, но Александра не преминула договорить за него.

– …которая делила с вами постель? – язвительно поинтересовалась она.

– Вы не в том положении, чтобы учить меня манерам, мадам. Судя по тому, что я узнал, ваше поведение за последние недели вряд ли подобает жене герцога Хоторна.

– Мое поведение?! – взорвалась Александра. – К вашему сведению, – с уничтожающим сарказмом уведомила она, – веди я себя так, как подобает вашей жене, наверняка попыталась бы соблазнить каждого представителя противоположного пола, попавшегося мне на глаза.

Эта отповедь так ошеломила Джордана, что на какую-то долю секунды ему захотелось схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть, однако ему тут же пришло в голову, что она просто ревнует!

Слегка смягчившись, он поднял голову и заметил, что присутствующие неприкрыто глазеют на него и его разъяренную жену.

Джордан поспешно отвернулся, раздвинул губы в некоем подобии улыбки и тихо приказал:

– Улыбайтесь, черт возьми! Все уставились только на нас!

– Ничего подобного я не собираюсь делать, – нелогично объявила Александра, умудряясь, однако, выглядеть относительно спокойной. – Я все еще помолвлена с вашим кузеном.

Объяснение было настолько бессмысленно-неожиданным, что Джордан проглотил ошеломленный смешок.

– Что у вас за странные этические принципы, любовь моя! По-моему, вы замужем за мной.

– Не смейте называть меня своей любовью, и, кроме того, вам следовало бы вспомнить о Тони, – воскликнула Александра. – Подумайте, каким униженным он себя почувствует, если я сразу упаду в ваши объятия! Неужели у вас нет никакого сочувствия к кузену?!

– Весьма сложная моральная дилемма для меня, – солгал Джордан, – но в этом случае, однако, я должен прежде всего подумать о себе.

– Будьте вы прокляты!

Джордан смотрел на мятежную юную красавицу в соблазнительно-смелом лимонном туалете, с потемневшими глазами цвета Эгейского моря и губами как розовые лепестки и внезапно вспомнил, когда она в последний раз надевала светло-желтое платье, – в саду Роузмида. Очаровательное лицо поднято к небу, задумчивый нежный голос так мелодичен…

«Каждое время года таит обещание, что когда-нибудь со мной случится нечто чудесное. Зимой это обещание сбывается с первым снегом… Летом я слышу его в раскатах грома и вижу в разрядах молний, пронизывающих небо… Однако лучше всего я это чувствую сейчас, весной, когда все вокруг черное и зеленое…»

Она так надеялась на нечто чудесное, а все, что получила, – четырехдневный брак и пятнадцать месяцев вдовства вместе с полной потерей иллюзий, особенно когда ее, по всей видимости, просветили, какую жизнь муж вел до свадьбы.

Ярость мгновенно улеглась, и Джордан, глядя в ее великолепные глаза, с ужасом ощутил, как сжалось сердце при мысли о том, что сейчас придется отвезти ее домой и безжалостно наказать, не обращая внимания на слезы.

– Скажите мне, – мягко спросил он, – вы все еще считаете, что грязь благоухает, как духи?

– Я… я что? – ошеломленно спросила Алекс, пристально изучая неожиданно осветившееся улыбкой лицо. – О… да, теперь я вспомнила. Нет, больше не считаю, – Торопливо добавила она. – Теперь я повзрослела.

– Понимаю, – прошептал Джордан, сгорая от нежности и внезапно проснувшегося желания.

Александра заметила это и поспешно отвернулась, но ее собственный гнев стал испаряться. Совесть напоминала, что ее дерзкое пари и вызывающее поведение во время танца были непростительны. Не чувствуя себя больше невинной, несправедливо обиженной стороной, она прикусила губу и покаянно вздохнула.

– Перемирие? – предложил он с ослепительной улыбкой.

– Пока мы не выберемся отсюда, – немедленно согласилась Александра и, в свою очередь, нерешительно улыбнулась, готовая поклясться, что на самом деле видела искорки одобрения в непроницаемых серых глазах.

– Что случилось со щенком, которого я купил вам? – неожиданно поинтересовался он.

– Генри в Хоторне. Кстати, вы ошиблись, – лукаво добавила Алекс. – Мальчик, продавший его, не солгал – Генри в самом деле оказался породистым.

– Огромный? С лапами как блюдца?

– Скорее, как тарелки, – покачала головой Александра. Джордан рассмеялся, и она робко присоединилась к нему. Танцующие снова стали прислушиваться к музыке, лорнеты опустились, послышался привычный гул голосов. Когда вальс кончился, Джордан взял жену под руку и повел к выходу. Но уйти сразу они не смогли – знакомые и приятели Джордана то и дело подходили, спеша выразить радость по поводу его возвращения.