— Ненавижу тебя!

Он пожал плечами.

— Ты можешь говорить все, что угодно, Фаллон. Я норманн, и я не стал церемониться… Страна будет изнасилована, и ты можешь тешиться тем, что разделила ее судьбу. Фальстаф не стал бы насиловать, Фаллон. Я не столь заворожен тобой. Я знаю, на что ты способна, и поэтому настороже. Видит Бог, я и сам едва не погиб от одной из твоих ведьминых штучек.

Он замолчал, продолжая наблюдать за ней. Затем опустил ее руки, словно провоцируя на то, чтобы она снова ударила его.

Наконец он поднялся с нее. Она испытала чувство облегчения и освобождения. Схватив простыню, она поспешила прикрыться.

Аларик привел в порядок свою одежду. На его губах продолжала играть суровая насмешливая улыбка.

— Помни, Фаллон, по английским законам ты моя. Моя собственность… Моя рабыня.

Фаллон была внучкой безудержного в гневе Годвина. Она зашлась в гневе.

— Я не преступница, которую можно судить или продавать!

— Как же, миледи, именно преступница! Ты покушалась на убийство, а возможно, и совершила его. Я могу лишиться услуг Фальстафа. А они для меня более ценны, чем твои, как бы приятны они ни были.

Фаллон уже не могла сдерживать свою буйную натуру. Она закричала и бросилась, чтобы ударить и изничтожить Аларика! Но он был наготове. Он схватил ее за руки и подтянул к себе, крепко прижав обнаженную девичью грудь к своей груди. Фаллон продолжала сыпать проклятьями. Щеки ее побледнели, а он благодушно улыбался, глядя, как она беснуется. Сунув простыню ей в руки, он негромко произнес:

— Веди себя прилично.

— Безмозглая скотина!

— По английским законам убийство — это преступление. Оно наказывается рабством. А я, миледи, твой господин. Ты всегда говорила, что тебя нельзя сломить. Я клянусь тебе, Фаллон, что ты либо смиришься, либо…

— Ты не сломал меня, Аларик! Тебе это никогда не удастся! И я никогда не склонюсь перед твоим ублюдочным нормандским герцогом!

Он улыбнулся ей любезной улыбкой, однако Фаллон услышала, как он скрипнул зубами, и пережила минуту триумфа. Он снова крепко сжал ее.

— Стало быть, битва только начинается? — шепотом произнес он.

Кажется, прошла жизнь, целая вечность, пока он прожигающим насквозь взглядом смотрел на нее, не выпуская из объятий. Наконец его руки разжались, и она упала на кровать. Он круто повернулся и вышел из шатра.

Фаллон взглянула на простыню, увидела на ней свидетельство своей потери — и слезы градом полились из ее глаз. Отец погиб, Англия разорена, она лишилась невинности и чести.

Фаллон уткнулась в подушку, содрогаясь от рыданий. Меньше чем за сутки она потеряла все, чем дорожила в жизни.

Она не заметила, как забылась спасительным благотворным сном.

В тот вечер Аларик не вернулся к себе. Он выяснил, куда отнесли Фальстафа, и отправился навестить старинного друга.

Фальстаф спал. Лекарь сказал, что остается только ждать и надеяться на лучшее. Сегодня было очень много раненых. Их до сих пор приносили с поля боя, где команды были заняты печальным делом — отделяли тех, кто еще дышал, от мертвых, рядом с которыми они лежали. Когда Аларик вышел из шатра лекаря, уже забрезжила заря. Он не прошел и десяти шагов, как его остановил рассыльный.

По его словам, герцог всю ночь провел на поле боя. Он разослал людей, чтобы те отыскали Эдит Сваннесхалс и привели к нему. Мертвых саксов раздели и сложили в одну кучу. Вильгельм хотел, чтобы Эдит помогла найти среди убитых тело Гарольда.

Эдит пришла. Аларик встретил ее и провел туда, где пляж смыкался с долиной. Там страшной горюй лежали уже окоченевшие трупы, голые и изуродованные.

Среди них был Гарольд.

Эдит тяжело опиралась на Аларика. Он боялся, что ее может вырвать. За свою жизнь Аларик прошел через многие битвы, но при виде стольких трупов даже ему стало не по себе.

— Эдит, — тихо сказал Аларик. — Позвольте мне увести вас отсюда. Я поговорю с Вильгельмом. Мы позовем кого-нибудь другого, чтобы опознать Гарольда.

— Нет! — Эдит выпрямилась, и хотя ее лицо оставалось мертвенно-бледным, она выдавила из себя улыбку. — Идут слухи, что он жив, что он может объявиться. Я должна знать… И если он мертв, я буду умолять похоронить его с почестями, как это обещает герцог.

Аларик понимающе кивнул. Но как найти Гарольда среди множества убитых? На некотором расстоянии за ними шел священник. Аларик с удивлением узнал в нем отца Дамьена, который так уверенно и загадочно говорил в ту ночь, когда на небе появилась комета.

Отец Дамьен шел среди мертвых, бормоча молитвы. Он поднял голову и встретился взглядом с Алариком, сдержанно и печально поклонился рыцарю и женщине. Они продолжили скорбный поиск.

— Кажется, это он, — очень тихо сказал Аларик.

— Не смотрите долго, ваша светлость, — предупредил священник. Но Эдит не могла оторвать взгляда от обезображенного обнаженного трупа. Из ее груди вырвался звук, не поддающийся описанию, и она бессильно повалилась на землю. Слезы беззвучно лились из ее глаз, когда она обнимала тело того, кто был мужчиной и королем, а стал…

— Эдит!.. Эдит! — Аларик наклонился к ней. Он поднял рыдающую вдову и знаком подозвал двух воинов. Безмолвно и сурово они завернули труп в пурпурное покрывало и отнесли подальше от горы мертвых тел.

Отец Дамьен снова поклонился и пошел следом за телом своего короля. Аларик увидел, как священник подошел к шатру Вильгельма. Грудь его стеснило волнение, ибо он понял, что Дамьен попросит разрешения сопровождать тело Гарольда к месту захоронения. Был ли священник сторонником или врагом норманнов?

Аларик вновь посмотрел на Эдит. Рыдания ее постепенно становились тише. Он простерла к нему руки.

— Гирт, Леофвин, Гарольд — все погибли… — прошептала она. — Тостиг вдали, а Вулфнот — пленник. — Она снова зарыдала, и Аларик обнял ее, произнося слова утешения. Внезапно она отпрянула и уставилась на него огромными голубыми глазами, которые до боли напоминали глаза ее дочери. Он обязан сообщить ей, что Фаллон у него. Ей будет больно, но это лучше, чем мучительная неизвестность.

— Все погибли, все ушли в одночасье! — твердила Эдит. — Аларик, я ничего не знаю о Галене и Аэлфине. Тэм цел и невредим, он в Бошеме. Но я ничего не знаю о судьбе других моих мальчиков… Вильгельм сказал, что он пощадит меня, если дети не встанут против него… Их он тоже пощадит… Но… — Она помолчала, и глаза ее вновь наполнились слезами. — Если они станут воевать против Вильгельма, пощады им не будет… Аларик, даже Фаллон неведомо где!

— Фаллон здесь…

Эдит изумленно посмотрела на него.

— Она сопровождала отца до самого начала битвы?

— Она сражалась.

Тревога и боль отразились на лице Эдит. Она закрыла глаза.

— Она жива… и не ранена?

— Она жива и здорова, — успокоил ее Аларик.

— Он не разрешит мне увидеть ее, — тихо произнесла Эдит. — В этом я уверена.

Аларик не стал разубеждать Эдит. Вильгельм мог проявить милость к Эдит, но не к ее дочери. Лишь со временем, если он убедится, что Фаллон смирилась с его владычеством, он позволит ей повидаться с матерью.

Эдит смотрела на Аларика так, словно пыталась найти в нем утешение.

— Она так любила отца! Так восхищалась им! Пожалуй, никто не занимал столько места в ее сердце… Она не перестанет бороться… Я прошу вас, Аларик… Вы друг герцога, но вы были также другом Гарольда… Он верил вам… Пожалуйста, в память о нем, защитите ее от нормандского проклятия, которое свалилось на всех нас…

— Эдит, — мягко перебил ее Аларик, чувствуя, как сжимается его сердце. — Она под моей опекой. Я расстался с ней считанные минуты тому назад. И я же — то проклятие, которое свалилось на нее. Вам трудно будет поверить, но началось все много лет назад…

Эдит внимательно посмотрела ему в глаза. Он не отвел взгляда, хотя и испытывал острое чувство горечи и раскаяния.