— Пусть он пососет, это поможет появиться молоку, — посоветовала мать.

Фаллон приложила ребенка к груди. Ее охватило блаженство. Малыш сосал, мял грудь и бил ее кулачками. Фаллон смеялась и плакала. Она уже забыла о перенесенных мучениях. Фаллон была полна безграничной любви к своему крохотному сыну и восхищения красотой и чудом жизни.

Наконец малыш выпустил изо рта сосок с таким трогательным причмокиванием, что это заставило ее снова засмеяться.

— Я заберу и искупаю его, — сказала Эдит. — Магали помоет тебя, и ты должна поспать.

Фаллон глубоко вздохнула, с чувством величайшего удовлетворения откинулась назад, закрыла глаза и улыбнулась, прислушиваясь к тому, как мать и Милдред хлопочут над ребенком. Она почувствовала, как ее коснулись мягкие умелые руки Магали. Из-под нее вытащили пеленки, Магали помогла ей помыться и одеться.

— Мама, поднеси его еще раз! — тихо попросила Фаллон, лежа на чистых простынях. Ребенка тоже вымыли, и он стал еще красивее. Он открыл глазки и взглянул на Фаллон, издав негромкий, похожий на бульканье звук. Никогда в жизни не испытывала Фаллон такого щемящего, такого пронзительного и сладостного чувства любви, как сейчас к этому крохотному созданию. Затем малыш закрыл глаза и заснул.

Эдит осторожно забрала его у Фаллон. Она поцеловала дочь в лоб.

— Спи. А я понесу его отцу.

Фаллон смежила глаза. Прошло много часов с того времени, когда она начала свой поединок с болью. Она смертельно устала. Она будет спать, спать и спать!

Внезапно она подняла голову.

— Мама!

— Что, любовь моя?

— Это и вправду было? Мы правда… я правда…

— Вышла замуж? — счастливо засмеялась Эдит. — Да, моя дочь! Твой сын — законный наследник отца. И ты — законная жена… Графиня д’Анлу…

Когда Фаллон проснулась, ярко светило солнце. Она улыбнулась еще до того, как открыла глаза, услышав громкий крик сына, на который мгновенно откликнулось все ее тело. Она ощутила свои налитые груди и приподнялась с подушки ему навстречу.

Фаллон с удивлением увидела, что ребенок лежит голенький в ногах ее кровати, там же сидит Аларик, исследуя каждый дюйм тела сына и пересчитывая крохотные пальчики, как это делала она. Но теперь малыш решил выразить протест против этих исследований.

Аларик взглянул на Фаллон, и в его глазах сверкнули серебристые теплые искорки смеха. Ее немного смутило, что она сейчас сонная и растрепанная, но хорошо, что, по крайней мере, на ней чистый халат. Сегодня ей нужно выглядеть лучше, чем вчера, чтобы не оттолкнуть Аларика. Он сидел рядом с нею, большой, добрый, улыбающийся. Он казался моложе, чем она привыкла считать. Возможно, это объяснялось открытой добросердечной улыбкой. А может, мягким блеском его глаз…

— Я думаю, что он хочет к матери, — сказал Аларик, запеленал сына, осторожно поднял и передал Фаллон. Все это время малыш громко кричал. Фаллон откинулась назад и приложила сына к груди. Она была ошеломлена тем удовольствием, которое испытала, когда ребенок начал сосать, и поражена устремленным на нее взглядом. Глаза у него были голубые, словно ясное утреннее небо над Англией.

Фаллон поцеловала малыша в макушку, затем задумчиво посмотрела на Аларика.

— Он нравится тебе? — шепотом спросила она.

— Нравится ли? — переспросил Аларик. — Да это самый большой подарок, который я когда-либо получал!

Она улыбнулась, и Аларика поразила мягкость и чистота ее взгляда. Он не помнил ее такой умиротворенной и прекрасной. Пышные черные волосы оттеняли тонкую и нежную красоту ее лица, щеки и губы рдели и цветом напоминали розу.

— Он красив, — сказала она. — Очень красив, правда? Он никакой не сморщенный, а цвет кожи у него изумительный.

Аларик постарался подавить улыбку и быстро согласился:

— Да, совершенно изумительный.

Похоже, Фаллон могла еще долго восхищаться, но она завороженно уставилась на малыша. Аларик пододвинулся поближе, нежно провел пальцем по щеке сына, затем по ее щеке. Фаллон улыбнулась ему открытой, безмятежной улыбкой.

— У меня кое-что есть для тебя, — тихо сказал Аларик и протянул ей шкатулку. — Мой подарок новобрачной.

Фаллон улыбнулась. Этот датский обычай получил распространение в Англии. Правда, подарок вручали не после рождения ребенка, а после первой брачной ночи.

— Ну, ты немного запоздал с подарком, — пробормотала Фаллон.

Аларик пожал плечами и улыбнулся.

— У нас брачная ночь была раньше свадьбы…

— А мы действительно поженились?

— Да, Фаллон.

Фаллон дважды взмахнула длинными ресницами и прижалась дрожащими губами к шелковистым волоскам сына.

— Зачем, Аларик? — мягко спросила она. — Ради нашего сына?

— Не только, — медленно ответил он. — Ради нас. Ради нашего будущего. Ради мира между нами, о котором я так мечтаю. А ты возражаешь? Не хочешь быть женой норманна?

Фаллон покачала головой, будучи не в силах поднять глаза. Внезапно Аларик рассмеялся.

— Ну что ж, я рад. Вчера ты ненавидела меня и была решительно настроена на то, чтобы уйти в монастырь.

— Разве? — засмеялась Фаллон.

— Да… А ты не помнишь?

— Слабо, — созналась Фаллон.

— Тогда скажи, ты действительно так сильно меня ненавидишь?

— Как же я могу ненавидеть отца этого ангела?

Он на несколько мгновений замолчал, затем сказал:

— Я назвал тебя — и только тебя — владелицей поместья, где жили твои родители. Теперь эта земля твоя, и никто не может ее у тебя отобрать. Я знаю, что она принадлежала твоему отцу, возможно, ты посчитаешь, что я дал тебе то, что было изначально твоим, но я придал этому законность. Я думал о бриллиантах, о мехах, но я не знаю лучшего подарка, чем земля, которую любишь. Я надеюсь, что мой подарок порадует тебя… Акты о передаче тебе права собственности в этой шкатулке.

Фаллон смотрела на него, тронутая и пораженная одновременно. Слезы счастья появились у нее на глазах, на языке вертелись слова, что она любит его и что любила, наверное, всегда. Но Фаллон промолчала, потому что, несмотря на все то, что он сделал для нее, он должен был сказать это первым. Теперь она его жена, напомнила она себе, и сладостное тепло разлилось в ее груди. И все же что-то он утаил от нее, и она не знала, было ли это его прошлое, или его тайна касалась их недавней вражды.

— Спасибо, — шепотом сказала она. — Спасибо, мой господин. Не знаю, что порадовало бы меня больше, чем это.

Она закусила губу, чтобы сдержать подступившие слезы. Внезапно малыш громко рыгнул, что вызвало у обоих родителей смех. Фаллон подняла его — пока еще не очень умело — и прижала к себе. Он быстро уснул. Затем Аларик переложил его в старую колыбельку, которую Хэмлин принес из амбара. Она смотрела на отца и сына — чуть сонная, спокойная и красивая. Аларик поцеловал ей пальцы, лоб и, наконец, прижался к ее губам.

Фаллон прикоснулась к его щеке и негромко спросила:

— Как мы назовем сына?

Несколько мгновений Аларик колебался.

— Я не думаю, что будет разумно называть его в честь твоего отца, хотя уверен, что тебе хочется именно этого.

Фаллон покачала головой.

— Я совсем не хочу, чтобы Вильгельм мстил ему за то, что он носит имя деда!

— Фаллон, Вильгельм не имеет зла против тебя.

Ей не хотелось говорить о Вильгельме.

— Я думала о Роберте, отце моей матери. Пусть будет Робертом, как его прадед, — сказала она. — Пока он мал, можем звать его Робин.

— Что ж, пусть будет Робином.

Она застенчиво улыбнулась, испытывая удивительное чувство покоя. Глаза у Аларика блистали и искрились. Фаллон решилась обнять его за плечи, притянула к себе, и они нежно поцеловались. Стук в дверь вынудил их прерваться. На пороге стоял отец Дамьен.

Он улыбнулся Фаллон.

— Мне очень хочется взглянуть на ребенка. Надеюсь, мальчик.

— Да, сын.

Малыш уставился на священника и стал пускать пузыри. Фаллон протянула отцу Дамьену ребенка. Пока он благословлял Робина, Эдит сообщила Аларику, что его ждут в зале. Аларик и мать ушли, и Фаллон осталась наедине со священником.