И, занявшим Волынь, полякам пришлось для осуществления своей ассимиляционной политики повести борьбу сразу по трем направлениям: против православной церкви, против русской культуры и против революционно-социалистических настроений.

Местных сил, кроме помещиков-поляков, для ведения этой борьбы Польша на Волыни не имела. Ни ополяченных, ни полонофильствующих групп на Волыни не было.

Но зато в Польше оказалось несколько тысяч петлюровцев, сидевших без дела и без всяких средств (их кормила Польша) и готовых выполнять все, что от них потребуют, давшие им приют, поляки.

После надлежащей подготовки и инструктирования, поляки начали их постепенно включать в хозяйственную, культурную и общественную жизнь Польши. Понимая, что переход от русского (общероссийского) характера жизни Волыни к чисто польскому, встретит много сопротивления, поляки, как переходную ступень, избрали “украинизацию” этого захваченного края.

Украинизация православной церкви, сопровождавшаяся насилиями и хулиганскими выходками, распропагандированных агентами власти, групп молодежи, к которой примкнула и часть православного духовенства Волыни, нанесла огромный удар единству православной церкви и поколебала ее авторитет в широких массах населения. Имея за спиной поддержку власти, эта украинизация деморализировала неустойчивую часть православного духовенства, которое пошло на поводу у хулиганствующих украинизаторов церкви.

Украинизация культурной жизни проводилась путем создания целой сети шовинстическо-украинских культурно просветительных обществ – “просвит”, получавших и моральную и материальную по мощь от органов власти. Кроме того открывался ряд учебных заведений в городах с преподаванием на украинском языке и полным изгнанием русского языка из преподавания. Польша субсидировала также украинские театры, спектакли, печать на украинском языке. Все русское было или под прямым запретом или, в лучшем случае, в загоне и едва терпимо оккупационными властями.

Украинизация хозяйственной жизни и, связанной с ней, местной общественной деятельности проводилась путем субсидирования и фаворизирования кооперативов и крестьянских банков, стоящих на украинских позициях и всяческого ущемления их конкурентов или прямых противников.

Кроме того бывшие петлюровцы приносили полякам большую пользу, как осведомители и сотрудники по борьбе с революционно-социалистическими настроениями и группировками. В годы Революции и Гражданской войны, пока они не пошли на “сотрудничество” с поляками, петлюровцы сами были активными революционерами и социалистами и своих бывших единомышленников на Волыни хорошо знали.

В результате всех этих мероприятий, Волынь внешне начала приобретать характер края примирившегося с властью Польши и постепенно поддающегося польской ассимиляционной политике. Но это было только внешне. На самом деле, поляки, несмотря на все свои старания, не смогли превратить население Волыни не только в патриотов Польши, но даже, лояльных граждан, что и было продемонстрировано, когда началась война. Население Волыни, как и галичане, не проявили никакого желания защищать Польшу, даже те, кто пользовался доверием польских властей и содействовал их ассимиляционной политике. А, игравшие на Волыни большую роль, петлюровцы сразу же отмежевались от поляков, предавши их с такой же легкостью, как в 1919 г. предали галичан.

Наш короткий очерк о жизни Волыни под Польшей был бы неполным, если бы обойти молчанием жестокую агрессию католичества, объектом которой было население Волыни. Не довольствуясь проведенной украинизацией православной церкви, благодаря чему она стала разъединенной и ослабленной, католики поведи наступление сразу по трем линиям.

Во– первых, они предъявили множество исков об отобрании православных храмов от православных прихожан и передачу их униатам, которые на скорую руку создавались, действуя “кнутом и пряником”: одним что-то обещали, других стращали, что отказ от перехода в унию будет рассматриваться, как акт политической неблагонадежности, со всеми отсюда вытекающими последствиями. Таким образом создавались небольшие группки униатов, которым и передавались православные храмы, а если прихожане этому противились, применялась сила. Требования эти католики обосновывали тем, что когда то эти храмы были униатские. На этой почве возникло множество конфликтов и случаев самого грубого вмешательства представителей власти в церковные дела, вплоть до насильственного разрушения храмов, их осквернения и запрещения совершать в них богослужения. Эта агрессия вызвала волну возмущения во всем мире и была приостановлена только перед самой войной.

Вторая линия католической агрессии заключалась в создании так называемого “восточного обряда” католической церкви. Заключался он в том, что при полном сохранении внешней, обрядовой, стороны православия, проводились догматы католической церкви. Эта подмена православия католичеством для людей малосведущих в вопросах богословия была совершенно незаметной.

Третья линия агрессии заключалась в создании приходов “православных поляков” в которых все богослужение шло на польском языке. Полонизация языка богослужений должна была содействовать полонизации прихожан, которые вовсе не были поляками, а только польскими гражданами. А этим открывался путь и к сближению с католицизмом.

Не имея возможности в этом кратком очерке более подробно описать эту беспримерную религиозную агрессию, имевшую место в 20-ом столетии в государстве, которое называло себя демократическим, мы отсылаем всех интересующихся этим вопросом к соответствующим источникам. Документирование и подробно описано это наступление католичества на православие в книгах магистра богословия А. Свитича (“Православная церковь в Польше и ее автокефалия” – Буенос Айрес. 1959 г.) и К. Николаева (“Восточный обряд”. Париж. 1950 г.)

Как уже описано раньше, после распада Австро-Венгрии, Карпатская Русь, под влиянием разных внешних обстоятельств, вошла в состав новосозданного государства – Чехо-Словакии. Это вхождение она рассматривала, как временное, впредь: до возможности воссоединиться с Россией, к чему единодушно стремилось все ее население. Чехами была обещана самая широкая автономия и полное невмешательство в национально-культурную жизнь.

Однако, чехи своего обещания не сдержали и начали бесцеремонно не только вмешиваться в национально-культурную жизнь Карпатской Руси, но и проводить свою политику, направленную к “чехизации” административно-политического аппарата Карпатской Руси и покровительству микроскопических группок “украинствующих” карпатороссов. Группки эти, почти, незаметные до войны, начали расти и шириться благодаря пропаганде, бежавших из Гадичины в Чехо-Словакию, галицких украинских шовинистов.

Этим последним Чехо-Словакия всячески покровительствовала из своих собственных соображений: желания ослабить Польшу, отношения с которой заставляли желать лучшего. Имея прочную базу в Чехо-Словакии, украинские шовинисты проникали в Карпатскую Русь, через которую шла пропаганда и материальная помощь тем, кто в Галичине вел борьбу с поляками. Но кроме этого они не оставляли своим вниманием и местное, карпаторусское население, ведя борьбу с прорусскими настроениями и желая превратить карпатороссов в “карпатоукраинцев”.

Униатская церковь (формально все карпатороссы были униаты); всемерно сочувствовала и весьма активно содействовала этой пропаганде украинских шовинистов, внося смуты и разногласия в жизнь населения.

Чехо– Словацкое правительство было полностью на стороне украинских шовинистов. Оно их поддерживало и морально, и материально и создало ряд центров украинской пропаганды на своей территории. Молодежь на средства государства обучалась не только во всех чехо-словацких учебных заведениях, но для нее были созданы и украинские, в которых господствовал дух крайнего украинского шовинизма и откуда выходили украинские пропагандисты и активисты.

Но подавляющее большинство населения твердо держалось своих традиционных русофильских настроений и пропаганда украинских шовинистов успехом не пользовалась.