– Недели за две до ее кончины.

Пуаро наклонился и что-то поднял с пола.

– Извините… я уронил ручку… А, вот она. – Он выпрямился. – Ну и разбойник же ваш умница Боб, – заметил он.

– Что с него возьмешь, сэр, – снисходительным тоном произнесла горничная. – Боб, конечно, умница, но он только пес. Хозяйка мучилась бессонницей, вот и вставала по ночам, ходила по дому, спускалась вниз.

– И часто это бывало?

– Почти каждую ночь. Но она не позволяла ни мисс Лоусон, ни кому-либо другому хлопотать вокруг себя.

Пуаро снова вошел в гостиную.

– Красивая комната! – заметил он. – Интересно, встанет ли в этот альков[25] мой книжный шкаф? Как вы думаете, Гастингс?

Ничего не понимая, я на всякий случай ответил, что на глаз определить трудно.

– Да, расстояния на глаз довольно обманчивы. Возьмите, пожалуйста, мою рулетку, измерьте ширину, глубину, а я запишу данные.

Я покорно взял рулетку, протянутую мне Пуаро, и стал измерять то, что ему требовалось, а он записывал цифры на тыльной стороне конверта.

Я хотел было удивиться, как это он решился на такую небрежность – писать на конверте, вместо того чтобы аккуратно занести результаты обмера в свою записную книжку, но тут он протянул мне конверт и спросил:

– Правильно я записал? Проверьте, пожалуйста, все ли так, как вы говорили.

На конверте я не увидел никаких цифр. Вместо этого было написано: «Когда мы поднимемся наверх, сделайте вид, будто вы вспомнили о нужной вам встрече, и попросите разрешения поговорить по телефону. Уведите с собой горничную и задержите ее там подольше».

– Все верно, – сказал я, пряча конверт в карман. – По-моему, тут запросто поместятся оба шкафа.

– Тем не менее проверить не мешало. Если вы не против, мне хотелось бы еще раз осмотреть спальню вашей бывшей хозяйки. Я не обратил внимания, есть ли там стенные ниши.

– Конечно, сэр. С удовольствием.

Мы снова поднялись наверх. Когда Пуаро стал промерять стену и громко разглагольствовать о том, как ему лучше поставить кровать, гардероб и письменный стол, я взглянул на часы и озабоченно завопил:

– О боже! Уже три часа. Что подумает Андерсон? Мне необходимо позвонить ему. – И, обернувшись к горничной, спросил: – Вы позволите воспользоваться вашим телефоном, если, конечно, он у вас есть?

– Разумеется, сэр. В маленькой комнате, сразу за холлом. Я провожу вас.

И она повела меня к телефону. Потом я попросил ее помочь мне найти нужный номер в телефонном справочнике и, наконец, заказал разговор с неким мистером Андерсоном из соседнего городка Харчестер. К счастью, его не оказалось на месте, и я попросил передать ему, что ничего срочного в моем звонке нет и я перезвоню ему попозже.

Когда я вышел из комнаты, Пуаро уже спустился вниз и дожидался в холле. Глаза у него приобрели зеленоватый оттенок – явное свидетельство того, что он чем-то взбудоражен.

– Когда ваша хозяйка упала с лестницы, она, судя по вашим словам, очень перепугалась и, кажется, ее очень беспокоил Боб и его мячик?

– Странно, что вас это интересует, сэр. Она действительно очень беспокоилась о нем. Даже умирая, в бреду, почему-то все время поминала Боба, его мячик и еще какой-то кувшин с крышкой.

– Вы, говорите, кувшин с крышкой… – задумчиво произнес Пуаро.

– Мы, конечно, ничего не поняли, сэр. Но она только и твердила об этом.

– Минуточку! Я должен еще раз зайти в гостиную.

Он обошел комнату, тщательно осматривая каждую вещь. Его внимание привлек кувшин с крышкой. Обычный кувшин с рисунком – типичный образчик викторианского юмора, – грустный бульдог, уныло сидящий на пороге, а под ним надпись: «Всю ночь на улице за неимением ключа».

– «Всю ночь на улице за неимением ключа», – пробормотал Пуаро. – Ну и ну! А с вашим мистером Бобом такого не случается? Ему не приходится иногда проводить всю ночь под дверьми на улице?

– Редко, сэр. Очень редко. Наш Боб – очень послушный пес.

– Нисколько не сомневаюсь. Но даже лучшие из собак…

– Вы правы, сэр. Раз-другой, бывало, он исчезал и появлялся часа в четыре утра. В таких случаях он садился на пороге у двери и лаял, пока ему не открывали.

– А кто его впускал? Мисс Лоусон?

– Кто слышал, тот и впускал. В последний раз его впустила мисс Лоусон. Это было как раз в ту ночь, когда хозяйка упала. Боб вернулся домой около пяти утра. Мисс Лоусон поторопилась открыть ему дверь, опасаясь, как бы он всех не перебудил. Особенно она боялась, что проснется хозяйка. Она ведь не сказала ей, что Боба нет дома.

– Значит, она считала, что мисс Аранделл лучше не говорить об этом?

– Да, сэр. Она сказала: «Боб обязательно вернется. Он всегда возвращается. А она будет зря волноваться, и ни к чему хорошему это не приведет». Мы и промолчали.

– А Боб любил мисс Лоусон?

– По-моему, сэр, он относился к ней с явным пренебрежением. С собаками такое случается. Она была к нему очень добра. Называла «славным песиком», «умницей», а он не обращал на нее никакого внимания и никогда не слушался.

– Понятно, – кивнул Пуаро.

И вдруг неожиданно для меня вынул из кармана то самое письмо, которое получил утром.

– Элен, – спросил он, – вам что-нибудь известно об этом?

Элен опешила, нижняя челюсть у нее отвисла, глаза округлились.

– Господи! – наконец выпалила она. – А мне-то и в голову не пришло!

Признание было невольным, а потом сразу стало ясно, что она имела к письму прямое отношение.

Придя в себя от изумления, она спросила, уставившись на Пуаро:

– Так вы и есть тот джентльмен, которому было адресовано это письмо?

– Да, я Эркюль Пуаро.

Как и большинство людей, Элен даже не удосужилась взглянуть на документ, дающий нам право на осмотр «Литлгрин-хауса», который мы предъявили ей, когда пришли.

– Так, значит, вы – Эркюлес Пуарот? – сказала она на свой лад. – Господи, вот кухарка-то удивится!

– Тогда, если вы не возражаете, – не растерялся Пуаро, – давайте пойдем на кухню и вместе с вашей приятельницей поговорим обо всем по порядку.

– Пожалуйста, как вам угодно, сэр, – не очень уверенно согласилась Элен.

Ее смущало, что господа пойдут на кухню, да еще будут беседовать с ней и с кухаркой. Но деловой тон Пуаро убедил ее, что в этом нет ничего дурного. Мы отправились на кухню, где Элен растолковала суть дела рослой, приятной на вид женщине, которая как раз снимала с плиты чайник.

– Представляешь, Энни, вот джентльмен, которому предназначалось письмо, которое, помнишь, я нашла в бюваре?

– Не забывайте, что я не в курсе дела, – заметил Пуаро. – Не могли бы вы объяснить мне, почему письмо было отправлено с таким запозданием?

– Видите ли, сэр, честно говоря, я просто не знала, как мне поступить с ним. И Энни тоже. Правда, Энни?

– Сущая правда, – подтвердила кухарка.

– Дело в том, сэр, что после кончины хозяйки мисс Лоусон стала разбирать вещи. Кое-что раздала, кое-что выбросила, а среди них был маленький бювар, так, кажется, он называется. Премиленький, с ландышем на крышке. Хозяйка обычно пользовалась им, когда писала, сидя в постели. Мисс Лоусон он ни к чему, поэтому она отдала его мне с ворохом других вещей, принадлежавших хозяйке. Я спрятала его в ящик комода и вынула только вчера, чтобы положить в него новую промокательную бумагу на случай, если мне вдруг вздумается кому-нибудь написать. В нем был такой кармашек. Я сунула туда руку, а там конверт, да еще с адресом, написанным рукой нашей хозяйки. Так вот, я не знала, как мне поступить. Конверт был с письмом, и я поняла, что хозяйка сунула его туда, чтобы на следующий день отправить, а потом, наверное, забыла, как часто все забывала, бедняжка. Однажды то же самое произошло с процентным купоном из банка. Никто не знал, куда он подевался, а потом нашли его в письменном столе, провалился за ящик.

– Она была неаккуратной?

– О нет, сэр, совсем наоборот. Она ничего не бросала абы куда, а клала каждую вещь в определенное место. Но в том-то и беда! Лучше бы она ничего не убирала. А то положит куда-нибудь и забудет.