С холодным любопытством она поочередно оглядела нас с Пуаро.
По-видимому, Пуаро надоело выдумывать имена, поэтому он послал заранее свою визитную карточку, которую в данный момент она и вертела в руках.
– Надо полагать, – сказала она, – что вы мосье Пуаро?
Пуаро галантно поклонился.
– К вашим услугам, мадемуазель. Позвольте мне отнять у вас несколько минут вашего драгоценного времени.
Подражая манерам Пуаро, она проговорила:
– Я счастлива, мосье Пуаро. Прошу вас садиться.
С некоторой опаской Пуаро сел на низкий квадратный стул. Я же выбрал стул с решетчатой прямой спинкой, отделанный хромом. Тереза небрежно опустилась на низкую скамеечку перед камином. Она предложила нам сигареты. Мы с Пуаро отказались, а она закурила.
– Возможно, вы слышали мою фамилию, мадемуазель?
– Маленький друг Скотленд-Ярда, верно? – кивнула Тереза.
Моему приятелю эта фраза, как мне показалось, удовольствия не доставила, ибо несколько напыщенно он сообщил:
– Я изучаю проблемы преступности, мадемуазель.
– Потрясающе интересно, – скучным голосом произнесла Тереза. – Подумать только, а я умудрилась потерять мою книжку с автографами знаменитостей.
– Я позволил себе явиться к вам по несколько необычному поводу, – продолжал Пуаро. – Вчера я получил письмо от вашей тетушки.
Ее глаза – удлиненной, миндалевидной формы – приоткрылись чуть шире. Она выпустила облако дыма.
– От моей тетушки, мосье Пуаро?
– Именно так, мадемуазель.
– Извините, если я каким-либо образом путаю ваши планы. Но дело в том, что такой особы не существует. Все мои тетки благополучно скончались. Последняя умерла два месяца назад.
– Мисс Эмили Аранделл?
– Да, мисс Эмили Аранделл. Покойники писем не пишут, вам не кажется, мосье Пуаро?
– Иногда случается и такое, мадемуазель.
– Какой macabre![41]
Но в ее голосе появилась новая нотка. Он стал настороженным.
– И что же моя тетушка написала вам, мосье Пуаро?
– Этого, мадемуазель, я не могу вам сказать в данный момент. Речь идет, – он кашлянул, – о некоем деликатном вопросе.
Минуту-другую длилось молчание. Тереза Аранделл курила.
– Звучит очень интригующе. Но при чем тут я?
– Надеюсь, мадемуазель, вы не откажетесь ответить на несколько вопросов?
– Вопросов? О чем?
– Семейного характера.
Ее глаза опять расширились.
– Весьма ответственная тема! О чем же именно?
– Не дадите ли вы мне нынешний адрес вашего брата Чарлза?
Глаза снова сузились. Ее скрытая энергия стала менее заметной. Словно она спряталась в раковину.
– Боюсь, что не смогу. Мы мало общаемся. По-моему, его нет в Англии.
– Понятно.
Пуаро молчал. Прошла минута, потом вторая.
– И это все, что вы хотели узнать?
– Нет, у меня есть и другие вопросы. Первый – вы удовлетворены тем, как ваша тетушка распорядилась своим состоянием? И второй – как давно вы помолвлены с доктором Доналдсоном?
– Смотрите-ка, как вы расстарались!
– Eh bien?
– Eh bien, раз уж мы такие иностранцы, то отвечу вам сразу на оба вопроса: вас все это абсолютно не касается. Sа ne vous regarde pas, мосье Эркюль Пуаро.
Пуаро какое-то время внимательно ее разглядывал. Потом, ничем не проявляя своего разочарования, встал.
– Ладно, пусть будет так. Я готов был это услышать. Позвольте мне, мадемуазель, отдать должное вашему прекрасному французскому произношению. И пожелать вам доброго утра. Пойдемте, Гастингс.
Мы уже дошли до двери, когда раздался ее голос. И опять я почему-то подумал о занесенном над головой кнуте. Она не двинулась с места, но, словно щелчок кнута, нам вслед прозвучало:
– Вернитесь!
Пуаро медленно подчинился. Он сел и с любопытством уставился на нее.
– Хватит валять дурака! – сказала она. – Вполне возможно, что вы можете оказаться мне полезным, мосье Эркюль Пуаро!
– С удовольствием, мадемуазель. И чем же?
Между двумя затяжками сигареты она тихо и ровно спросила:
– Научите меня, как опротестовать это завещание.
– По-моему, любой адвокат…
– Да, если бы я знала нужного мне адвоката. Но все адвокаты, с которыми я знакома, – люди респектабельные. Они мне скажут, что завещание составлено по закону и что любая попытка его опротестовать не увенчается успехом.
– А вы им не верите?
– Я верю, что всегда можно найти обходной маневр, если быть неразборчивой в средствах и хорошо заплатить. Я готова платить.
– И вы заранее уверены, что я готов быть неразборчивым в средствах, если мне заплатят?
– По-моему, так поступает большинство. Не понимаю, почему вы должны быть исключением. Впрочем, все поначалу любят потолковать о своей честности и незыблемых моральных устоях.
– Вы верно подметили. Это как часть игры, да? Итак, предположим, я соглашусь быть неразборчивым в средствах. Что я, по-вашему, должен делать?
– Не знаю. Но вы человек умный. Это известно всем. Вот и придумайте что-нибудь.
– Например?
Тереза Аранделл пожала плечами.
– Это ваше дело. Украдите завещание, заменив его поддельным… Проберитесь к этой Лоусон и запугайте ее, докажите ей, что она силой заставила тетю Эмили написать завещание на ее имя. Предъявите еще одно завещание, написанное тетей Эмили на смертном одре.
– У меня перехватывает дыхание, мадемуазель, от вашей изобретательности.
– Так да или нет? Я была с вами достаточно откровенна. Если это отказ праведника, то вот вам дверь и вот порог.
– Это не отказ праведника, – начал Пуаро, – но тем не менее…
Тереза Аранделл засмеялась. Она посмотрела на меня.
– Ваш друг, – заметила она, – просто потрясен. Может, ему лучше пойти прогуляться?
Пуаро обратился ко мне с легким раздражением:
– Пожалуйста, не давайте воли вашей благородной натуре, Гастингс. Прошу извинения за моего друга, мадемуазель. Он, как вы заметили, человек честный. Но и преданный. Он полностью лоялен по отношению ко мне. Во всяком случае, позвольте мне подчеркнуть тот факт, что все, – он посмотрел на меня твердым взглядом, – что бы мы ни собирались предпринять, будет совершенно законным.
Она чуть приподняла брови.
– Закон, – объяснил Пуаро, – допускает обширное толкование.
– Понятно. – Она мельком улыбнулась. – Ладно, значит, мы поняли друг друга. Хотите обсудить то, что вам причитается, вернее, будет причитаться?
– О чем разговор? Кругленькая, но в разумных пределах сумма – на большее я не претендую.
– Договорились, – бросила Тереза.
Пуаро подался вперед.
– А теперь послушайте, мадемуазель. Обычно – в девяноста девяти случаях из ста, скажем так, я на стороне закона. Но сотый случай может быть иным. Во-первых, это обычно бывает гораздо более выгодно… Но действовать надо осмотрительно, вы понимаете? Моя репутация не должна пострадать. Мне следует быть осторожным.
Тереза Аранделл кивнула.
– И я должен знать все факты. Я должен знать правду. Согласитесь, когда знаешь правду, понимаешь, где уместнее соврать!
– Да, это ваше требование вполне разумно.
– Значит, мы поняли друг друга. Каким числом датировано это завещание?
– Двадцать первым апреля.
– А предыдущее?
– Тетушка Эмили составила его пять лет назад.
– И согласно ему…
– После небольших сумм, оставленных Элен и предыдущей кухарке, все имущество делится между детьми ее брата Томаса и дочерью ее сестры Арабеллы.
– Деньги доверяются попечителю?
– Нет, они передаются непосредственно нам.
– А теперь будьте начеку. Вам были известны условия завещания?
– О да. Мы с Чарлзом и Беллой всё знали. Тетя Эмили не делала из этого секрета. В самом деле. Если кто-либо из нас просил у нее взаймы, она обычно говорила: «Когда меня не станет, все деньги отойдут вам. Так что наберитесь терпения».
– Она бы отказалась дать взаймы, если бы кто-то из вас заболел или возникла другая серьезная необходимость?
41
Ужас (фр.).