– Думаю, любовь имеет мало отношения к мудрости. Она приходит, когда пожелает.

– Как вспышка молнии?

– Вы верите в любовь с первого взгляда, мисс Синклер?

– Нет.

Девлен негромко рассмеялся.

– Так кто же из нас циник?

– Почему обязательно нужно любить кого-то за внешность? Человек может заболеть или состариться. Душа, характер гораздо важнее наружности, мистер Гордон. Ум, душевная тонкость, доброта – все это намного существеннее, чем внешность.

– Так вы считаете, что любовь приходит после разговора?

– Возможно.

– И сколько времени для этого требуется?

– Для разговора?

Снисходительная улыбка Девлена заставила Беатрис вспыхнуть.

– Для того чтобы влюбиться.

– Откуда же мне знать, если я никогда не влюблялась?

– Пожалуй, нам с вами следует больше разговаривать, мисс Синклер. Думаю, понадобится еще несколько бесед.

Девлен отвернулся, и Беатрис облегченно перевела дыхание. Откровенно говоря, она не нашлась что ему ответить.

Погода портилась. Снег плотной завесой отгородил карету с пассажирами от остального мира. За белой снежной пеленой Беатрис не могла разглядеть даже деревья и кусты вдоль дороги. Кучеру, похоже, и вовсе приходилось нелегко. Экипаж заметно замедлил ход. Возница дважды принимался стучать в маленькое окошко, отделявшее его от пассажиров, и дважды Девлену заверял его, что можно не спешить.

– Не торопитесь, Питер, у нас достаточно времени, – повторил он в ответ на встревоженный стук кучера. – Мы скоро доберемся до постоялого двора.

– Значит, мы собираемся остаться там на ночь? – спросила Беатрис.

Девлен откинулся на подушки, ленивым взглядом окинув свою спутницу.

– Из-за такой погода дальнейшее путешествие стало невозможным.

– Кажется, это не вполне прилично?

– Мы с вами вместе остановимся на постоялом дворе в сопровождении одного лишь семилетнего ребенка. Это прилично, как по-вашему? Вы одна можете ответить на этот вопрос. Выбор за вами, мисс Синклер.

– Не уверена, что мне нравится ваш тон. Я слышу в вашем голосе сарказм.

– Примите мои извинения, мисс Синклер. Я вовсе не хотел вас обидеть. – Беатрис бросила на Девлена хмурый взгляд. – Если мы не будем спать в одной комнате; я уверен, что наутро ваша репутация останется такой же незапятнанной, как и накануне. Хотя, возможно, я слишком самонадеян. Так ваша репутация безупречна?

– Разумеется! – Беатрис возмущенно фыркнула.

– А вот меня не слишком занимают подобные вещи, мисс Синклер. Репутация не самое важное в жизни.

– Возможно, потому что вам нечего терять, – съязвила Беатрис, но Девлен лишь довольно усмехнулся.

– Если таково ваше мнение обо мне, то вы не одиноки – многие охотно согласятся с вами. Не понимаю, что заставляет их наклеивать на меня ярлык закоренелого грешника? – Он улыбнулся. – Должно быть, у вас большой опыт в этих вопросах, мисс Синклер. Вы издалека видите грешника?

– Мой отец был школьным учителем, а не священником, мистер Гордон. Но мне кажется, ваше пристрастие к темным экипажам и путешествиям под покровом ночи заставляет людей думать о вас самое худшее.

– Всего лишь потому, что я ненавижу терять время? Уже поэтому меня можно считать извергом и злодеем? Довольно странно, как, по-вашему?

– Может, вас просто боятся? Люди часто называют злом то, что не в силах понять или объяснить.

– Следовательно, чтобы изменить дурное мнение о себе, я должен стараться стать для всех более понятным?

– Возможно.

– Дело в том, мисс Синклер, что мне совершенно безразлично, что обо мне думают. Вас это удивляет?

– Нисколько.

– И все же есть несколько человек, чьим мнением я искренне дорожу. Вас удивит, если я скажу, что в этот узкий круг входите и вы?

– Очень, – откликнулась Беатрис и опустила глаза, не в силах выдержать взгляд Девлена.

– Мне далеко не безразлично, что вы думаете обо мне. И я вовсе не тот распутник, каким выставляет меня отец.

– Я не так часто обсуждала вас с вашим отцом.

– И все же вы обсуждали меня. Как непривычно иметь дело с правдивой женщиной.

– Уже не в первый раз вы обвиняете женщин в неискренности, но я уверена, что лживых мужчин не меньше, чем нечестных женщин.

– Ничего подобного. Знаю по опыту: большинство женщин говорят правду, лишь когда преследуют какую-нибудь цель.

– Как женщина я должна была бы оскорбиться.

– Но ведь к вам это не относится! И я никак не могу понять почему. По правде говоря, вы редкое исключение, мисс Синклер. Интересно, вы когда-нибудь плачете?

– Глубоко личный вопрос, не так ли? Я требую компенсации.

– Хорошо, но сначала ответьте.

– Нет, я не часто плачу.

– Почему же? И прежде чем вы начнете возражать, мисс Синклер, замечу, что это всего лишь довесок к главному вопросу. Уточнение, если хотите.

– Потому что я всегда считала бессмысленным проливать слезы. К чему плакать? Слезы не помогут смягчить горе и не принесут утешения.

– А вы когда-нибудь испытываете какие-нибудь другие сильные чувства? Гнев или радость?

– Теперь моя очередь спрашивать.

Девлен откинулся на подушки и выжидающе сложил руки на груди.

– Отчего вы так дурно думаете о женщинах? Кто вас обидел?

Девлен широко улыбнулся.

– Мне жаль вас разочаровывать, мисс Синклер. Никто. Если я несколько предвзято сужу о женщинах, то исключительно потому, что вижу в них всего лишь возможность приятно провести вечер. Не более. У меня нет друзей среди женщин. Не считая любовных утех, я редко провожу время в женском обществе.

– И напрасно. Вы бы открыли для себя, что женщины отнюдь не склонны, как вы утверждаете, ловко использовать в своих целях правду или ложь, чтобы вертеть мужчинами.

– Да вы просто тепличное растение, мисс Синклер. Я покажу вам женщин, которые не умеют ничего другого, кроме как лгать и изворачиваться.

Несмотря на заверения Девлена, у Беатрис все же осталось ощущение, что в прошлом кто-то причинил ему боль. Однако Девлен Гордон не вызывал у нее ни сострадания, ни жалости. Да он бы первым посмеялся над ее сочувствием! Но Беатрис все же сомневалась, что те несчастные женщины, которых он упоминал, могли причинить ему зло. Скорее он сам разбил не одно женское сердце.

Экипаж снова замедлил ход. Беатрис отогнула край занавески и вгляделась в белую метель за окном.

– Становится холодно. – Она зябко поежилась, глядя на серое небо, едва различимое за снежной пеленой.

– Боюсь, буря усиливается, сэр, – встревоженно заметил кучер, наклоняясь к окошку.

– Буря? – Беатрис повернулась к Девлену. – Значит, мы не сможем продолжить путь в Эдинбург?

– Это значит, мисс Синклер, что нам нужно найти укрытие и переждать пургу. – Девлен кивнул Питеру. – Лошади замерзнут. Поезжайте к ближайшему трактиру.

– Слушаюсь, сэр.

Беатрис с недоумением посмотрела на Девлена. Этот непостижимый человек искренне беспокоился о четвероногих созданиях, но не испытывал ни малейшей жалости к женщинам. Девлен улыбнулся в ответ, словно сумел угадать ее мысли. Если это действительно так, то ей следовало бы лучше следить за выражением своего лица.

Не прошло и четверти часа, как на расплывшемся белым пятном склоне вырос высокий серый дом. Освещенные окна манили к себе путешественников словно маяк. Беатрис с облегчением откинулась на подушки, радуясь, что они нашли наконец себе место для ночлега.

Она ласково посмотрела на спящего мальчика, протянула руку и мягко коснулась его щеки.

– Роберт, – тихо позвала она. – Пора просыпаться.

– Не будите. Я отнесу ею в дом, – предложил Девлен.

Беатрис заметила, как изменилось его лицо. Никогда прежде она не видела его таким. Выражение нежности и доброты удивительно шло ему.

Она ничего не ответила, только молча обернула одеялом плечи Роберта и натянула плед повыше, защищая лицо.

Карета остановилась. Кучер спрыгнул с козел и распахнул дверцу. Весь покрытый снегом, он переступал с ноги на ногу, чтобы согреться. Щеки его покраснели от мороза.