Мы беседовали у нас в комнате. Протоиерей куда-то вышел. Ванька был, как обычно, возле любимой, и сейчас переводил взгляд с меня на Наину, не зная, на чью сторону встать — при нас обоих он числился подчиненным. Вроде я глава похода, но волхвица половчей меня в колдовстве.
— И не могут эти твари прикоснуться к главным символам наших обеих вер: христианскому кресту и иудейской Звезде Давида — корежит гадин. Она же, поди, представляется православной?
— Вроде да.
— Вроде в огороде! Потребуй, чтоб показала. Если вынет из-за ворота крестик, значит я ошиблась, и глаза мои врут, а коли нет — взашей немедленно, пока не напакостила чего!
Я задумался. Насчет Звезды Давида никаких знаний у меня не было, кроме многочисленных американских фильмов про шерифов с шестиконечной звездой на груди и дверце казенного автомобиля, а христианский крест, особенно подкрепленный истовой верой, это известный оберег от разной нечисти.
Может и на ведьму действует. Хотя бабенка показывать крестик может и не захотеть по чисто женским заморочкам: шнурок плохонький, или металл не начищен до блеска, пятнами пошел, — кто ее знает!
Правда, минут десять назад Богуслав проводил нас с Олегом из своей комнаты и остался с Василисой наедине под явно надуманным предлогом. Зная его ловкость, можно не сомневаться, что наличие или отсутствие нательного креста в скором времени будет боярином установлено.
Женщина на скромницу тоже не похожа — сама так и липнет, отказу не будет. Решит мужчина потянуть время, она затащит в кровать недрогнувшей рукой, или другой опытной и ловкой частью тела. Поэтому можно не горячиться, надо просто обождать.
Только я открыл рот, чтобы высказать свою глубокую мысль, как почувствовал удар в грудь и тут же накатилась боль в сердце. Слава! Он умирает! Боль отошла, а я уже несся по коридору — времени оставались прощальные полчаса, подаренные гномом.
Дверь была заперта. Начал пытаться вышибить ее всем телом вначале один, а затем с подбежавшим Ванюшкой — бесполезно. Дубовые доски двери были крепки, косяки пришиты к бревнам стен на совесть, железная задвижка выкована из качественного металла.
— Отойдите в сторону! — рыкнула Наина, — не мешайтесь! Сейчас открою, — и мы с Иваном уступили место умелой колдунье.
Но она провозилась минут семь-восемь, прежде чем запор уступил. Я уже хотел нестись искать у трактирщика топор, как дверь распахнулась. Ворвались в комнату.
Богуслав сидел на кровати, откинувшись на стену. Он умирал. Грудь слева, живот и порты были обильно залиты кровью, которая толчками вылетала из разреза на рубахе на уровне сердца. Стилет валялся рядом.
Я тут же свел миокард на ране, кровотечение прекратилось. Победой это назвать было нельзя. Пока мы возились с защелкой на двери, раненый потерял не меньше полутора литров крови. С такой кровопотерей не выживают без переливания крови.
Я идеальный донор — первая, она же нулевая группа крови в сочетании с отрицательным резус-фактором практически подходит любому человеку. Но как ее перелить? Системы для капельницы нет, если вводить струйно — ни шприцов, ни иголок нет.
Пока раздумывал, активно пытался сделать тромб и заткнуть им смертельную дыру — не буду же я держать мышцы сердца пока организм сам осилит. Это не незначительный сосуд, на который хватит пары минут, это четверть часа, а то и больше. За такое время я Богуслава безвозвратно потеряю.
В голове, пока я выдавливал тромбин из тромбоцитов и замешивал на нем эритроциты с лейкоцитами, появилась дикая, но единственная идея.
— Иван, беги и, где хочешь, найди пучок гусиных перьев, спицу для вязания прямую и бутылку водки. Быстро! Очень быстро!
Ваня улетел, а я продолжил лепить тромб. Получившийся комок был рыхловат, но, главное, достаточен по размеру. Ничего, под моим присмотром постепенно почерствеет. Забил его в дыру, хорошенько укрепил. На все про все ушло минуты три — четыре. Кровотечение было остановлено.
Хорошо, что у этой подлюки ножа пошире не оказалось. Хотя любым другим ножиком нанести удар нужно уметь — ребра будут отклонять острие в ненужные стороны.
Как мне объяснял Матвей, профессиональный убийца с пятилетним стажем при обучении искусству владения оружием, чтобы точно попасть, ударить надо снизу вверх — под ребра слева от грудины. А стилетом не промахнешься и его очень трудно отклонить — очень остро заточенный трехгранник с шириной граней в полсантиметра, годится, чтобы пробить любую кольчугу. И это не шпага — из-за того, что довольно-таки короток (длина лезвия всего сантиметров пятнадцать), сломать его очень трудно.
В общем, как считали в Европе, идеальное оружие для мизерикорда — прощального удара милосердия при добивании соперника в латах. Вот сбил ты врага копьем с коня, а он лежит, гад, веселей прежнего — сейчас подлетит оруженосец с ратниками, поставят его на ноги, и вам еще долго биться между собой. И бабушка надвое сказала, кто одолеет. Мечом и копьем ты толстенные латы не пробьешь — скользнут вбок и начинай опять биться, на этот раз пешим. А мизерикорд-стилет, направленный в стык доспехов, не отклонится и не промахнется. А есть просто чудесные места, мечта рыцаря — ударил в левую подмышку и стилет пробил сердце, любой глаз тоже подойдет. И рыцарские романисты, захлебываясь врали какое это милосердие — добить поверженного противника, чтобы не мучился от ран. Правда и лишних пленных добивали тем же мизерикордом. Так что милосердие, скорее всего доставалось тоже победителю — один удар, и нет больше хлопотливой и ненужной возни — нет человека, нет проблемы, иди рубись дальше.
Вот и к боярину ведьма проявила свое черное милосердие: зачем тебе, Богуславушка брести невесть куда, спать на земле, переправляться через бурные речки? Того и гляди или Невзор больно стукнет, или злой дельфин укусит. Полежишь спокойно в сырой земле Смоленской, и ни забот тебе, ни хлопот.
И ведь не побоялась, что ее кровью обдаст с ног до головы, кинжал из раны выдернула. Сердце от такого шока по любому встанет, а так кровотечения было бы в несколько раз меньше, стилет дыру бы перекрыл.
Мне сейчас было бы гораздо легче без такой массивной кровопотери — депо крови заместило бы ущерб махом, и можно было бы спокойно сращивать эндокард и перикард, закрывая тромб с двух сторон, как капсулой. А тут депо уже почти весь резерв выкачали, организм отсек от потребления печень и почки, а жизнь Славы держится только на колдовстве карлика — в сосудах по-прежнему пустовато. По моим расчетам оставалось всего минут пятнадцать — двадцать до безвременной кончины друга.
Прибежали Иван с Матвеем, принесли все требуемое. Я окинул глазом обстановку и начал командовать.
— Ребята, кладите Богуслава на правый бок, лицом ко мне. Подтаскивайте вторую кровать впритык к этой.
Пока они, уложив боярина, двинулись за кушеткой Олега, я укладывал руку раненого поудобнее для переливания крови. Топчан поставили рядом с кроватью боярина. Вот теперь места хватит для нас обоих.
Выбрал два самых длинных пера, одно потолще, другое потоньше, заточил оба с одной стороны, обрезал другой конец, счистил всю пушистость, прочистил пористую внутренность стержня от ненужных перегородок спицей. Изделие стало похоже на привычную толстую иголку для внутривенных вливаний, насаженную на полую трубку от системы. Можно работать.
Нужен был помощник, не боящийся вида крови. Тут раздумий не было. Ушкуйник кровь не переливал — он ее обильно проливал. За пять лет должен бы привыкнуть не только к виду, но даже и к запаху. Шведов, немцев, булгар, черемисов, мордвы, половцев, а иной раз и русских, порубал немеряно. По сравнению с его производственным опытом, вся моя возня покажется бойцу мелочью. Бывший атаман, по прозвищу Смелый, не подкачает, в обмороки валиться не станет. На всякий случай спросил:
— Матвей, поможешь кровь перелить?
Глупых сомнений и колебаний не было.
— Враз! Кого притащить? Одного хватит, или двоих тащить?
Вот это номер! Он не считает зазорным притащить любого и откачать у него крови. Понадобиться — можно и больше народа доставить на пункт переливания. Так и хочется в ответ крикнуть:
