— А чего говорят, что ты там жил уж больно хорошо? Зарабатывал-то много?

— Какие там заработки на государственной службе! Слезы, а не заработки.

— Что ж так?

— Не ценят наш труд.

— Но жил, как и здесь, достойно? Прислуга, дом свой, лошади?

— Пахал, как лошадь, это было. Приходилось бегать на две службы, кое-как сводил концы с концами. Но заработал реальные деньги отнюдь не лекарем.

— Кареты, как и тут делал?

— Кареты нет, но крутился всячески. Машины гонял в другие города, пусконаладку в районных городах, да в крупных мастерских налаживал, свой большой грузовик по дешевке купил, людей нанял, возили грузы и еще всякие затеи были. Вот с этих денег жили хорошо — жена не работала, квартиру супруге отделали, а главное, я себе на старость жилище приобрел, оформил пока на мать, мало ли что. Вторая половина моя в последнее время нахальничать да дурковать стала, бросать было пора. Ну и денег накопил для безбедной жизни. Только вертеться, как бес перестал, меня сюда и закинуло.

— А зачем жену бросать? Проще избить ее, как сидорову козу, да приструнить.

— У нас порядки другие, и уже давно.

— Неужели бабе волю можно давать? Это вы сделали большую ошибку!

— Возможно да, а возможно и нет — уж очень жизнь за эти столетия переменилась. Да чего сейчас об этом судить да рядить — я от своей Забавушки из этого времени никуда. Никого я так не любил никогда, как мою красавицу, хотя женщин за жизнь грело мою постель немало. Последняя, видно, это моя любовь, самая сильная и окончательная. Емельян, опусти меня на землю, дальше опять на своих двоих пойду, хватит кататься.

Пришли, отдохнули пообедали, и двинулись опять в сторону Киева. Так и шли до позднего вечера. Остановились в большом селе Подстепновка. Большая церковь красовалась в центре села, избы были справные, народ приветливый, а постоялый двор с хорошей харчевней просто утешил умаявшуюся от похода душу.

Да, не турист я, ой не турист. Выраженный домосед и урбанист. Нету города, и в большой деревне на мягкой кроватке с удовольствием поваляюсь.

Постоялый двор предлагал все мыслимые для 11 века услуги: вкусную еду в харчевне, удобную ночевку лошадям в конюшне, девочек и женщин на ночь. Впрочем, этой услугой воспользовался один Олег — очень соскучился по женскому полу после длительного общения с очень неласковой к оборотню женой.

Я, Богуслав, Матвей сильно тосковали по любимым. Матюха, вдобавок, опасался повторного заражения венерической болезнью.

Прошлый раз от такого паскудного залета молодожена и его избранницу вылечил все тот же я. Елена, слава богу, и не прочухала по своему наивному девичеству всю глубину проблемы, а то за заражение нехорошей болезнью, вдобавок полученной от иногородних шлюх, долбила бы суженого до гробовой доски.

Протоиерей вообще оказался до этого дела не охотник, и ушел в гости к сельскому попику. Ванечке вполне хватало его Наиночки, Емелю нечего было баловать, а своих денег он еще не заработал.

В общем, опорный пункт на знаменитом пути «из варяг в греки», потешил путешественников. Проваливался я в сон с мыслью, где же они тут степь нашли, в честь которой свое поселение назвали? Леса же дремучие кругом…

На следующий день мы поехали дальше. Я уже почти вошел в силу и слезал с Викинга, только когда он умаивался. В этих случаях я пересаживался к Славе, уже катившему на коляске, и отряд двигался дальше.

Говорили про Средиземное море, страны, которые нужно будет боярину миновать, обсуждали Францию, частенько справляясь о мелочах в Интернете. На третий день после Подстепновки показался стоящий на семи холмах Киев, мать городов русских.

А где же отец? Москва, что ли? Так ее еще и в городах-то нету, так, простая деревуха пока. Когда еще до нее Юрий Долгорукий своей отнюдь не короткой рукой доберется…

Новгород и не претендует на столь высокое звание. Как писал замечательный русский историк Василий Осипович Ключевский: Новгород является старшим сыном России, родившимся, однако ж прежде матери.

Выходит, все наши города голимая безотцовщина? Столь странное наименование разъяснил нашей безграмотной ватаге высоко ученый церковнослужитель Николай. Оказывается, мать городов, — это неловкое переложение греческого термина метрополия, означающего в правильном переводе — столица.

Тут поучаствовала в роли гида по своему родному городу и Наина. В наличии уже было четыреста храмов, восемь рынков и трое ворот — входов в столицу. Конечно, зайти в стольный град через уже каменные Золотые ворота было бы очень празднично, но нам для удобства лучше воспользоваться неказистыми деревянными Жидовскими воротами, и пройти через них в главную часть города — Подол.

Все смолчали, но видимо подумали: какой проводник, такие и ворота. Да и на Подоле-то неизвестно какая нация селится… В общем, с бойкой нерусской девчушкой ухо надо было держать востро, а то вместо Константинополя враз где-нибудь на Иудейских горах в Иерусалиме окажешься, за ней не заржавеет.

Хотя вход в город через Лядские ворота вызвал бы еще большие сомнения, теперь уже насчет нравственности девушки. Пусть уж лучше по национальному вопросу пошушукаются, любимый в этом деле явный интернационалист, юдофил из юдофилов, чем ему, еще неискушенному в этой жизни, в уши напоют: а ты точно знаешь, чем твоя девица в родном городе была занята? Вон через какие ворота повела, не к подружкам ли по основной своей профессии поближе держится? Выбор Наины, если не брать в расчет всякую мелочь, типа близости ворот к точке нашего нахождения, был понятен: уж лучше быть трижды иудейкой, чем один раз перед милым нарисоваться в шлюхах!

Впрочем, все наши антисемитские опасения оказались напрасны, Подол в самом деле оказался самой крупной частью города, небольшое количество Наининой родни погоды не делало, в трактирах, вместо пирогов и судака, тушеного в сметане, мацу с рыбой-фиш по-еврейски не подавали. В общем, даешь Жидовские ворота!

Да и то сказать, если бы каждому жестко было предписано проходить через соответствующие ему ворота, что бы мы имели в итоге? Наина при полном параде вошла бы через Жидовские ворота, пронося на плечах Ванечку, мы с Богуславом кое-как протиснулись бы в калиточку при Золотых, а остальные? Не в Лядские же им переться! Вдобавок, там вечно большая очередь из представительниц слабого пола.

Матвей и Емеля уверенно через Кремлевскую стену перемахнут, ночью еще и Олег, повизгивая и карабкаясь в одних трусах, с элегантным вырезом для волчьего хвоста, тоже перелезет, а протоиерею в поле с лошадями что ли ошиваться? Недоработки в названиях были очевидны.

Вот попробуйте перекинуть эти входы на российскую эстраду 21 века, что вы в итоге получите? Людей, неспешно шагающих под ручку со спонсором через Золотые ворота, умников и умниц с хитрыми глазками, уверенно проходящих в Жидовские, и при этом очень мелодично исполняющих «7.40», вал симпатяшек и просто красавиц, берущих штурмом Лядские ворота, в общем все, как всегда.

Но надо же еще бережно провести приятнейших мужчинок, которые пришли обнявшись, и исполняя свой гимн — «Голубую луну», в трусиках, как у оборотня — с дырочкой на попочке, и без пра-а-тивного хвостика! Он же будет мешать более тесному общению, милый…

Вернемся к меню в общепите разных русских городов. Вся разница в блюдах между киевской и новгородской кухней заключалась в более интересном и сложном великолепнейшем борще с идущими к нему в придачу вкуснейшими пампушками, аналогами наших пышек, которые тут подавали в горячем виде и с ароматной чесночной подливкой. Соленое сало тоже торжествовало кулинарную победу над чисто русскими аналогами.

Отъевшись вволю, народ подался кто-куда: мы с Богуславом пошли поваляться в номер, обожравшаяся Марфа брела следом и другого времяпровождения, кроме как полежать и отдохнуть возле любимого хозяина, пока не представляла; Наина повела Ивана знакомиться с будущей родней, особенно с тещей и падчерицей; Николай, прихватив с собой для усиления Емелю, пошел полюбоваться Софийским собором, а заодно и помолиться. Вдобавок ему нужно было передать церковному руководству письма от новгородского епископа Германа.