— Может быть антеки каждый раз заново все выстраивать будут? — спросил я.

— Не может быть! — рявкнула Большая, не отвлекаясь от своего занятия и взъерошивая волосы все более резкими движениями пальцев рук, — слишком много силы впустую уйдет!

Я решил не мешать признанной мастерице черной магии и для поиска женского монастыря, созданного бывшей королевой, окунулся в Интернет. Обитель святого Винсента с собором и женским монастырем нашлась махом, оставалось сориентироваться на местности.

Вдруг в воздухе появилось окно.

— Нашла! Вот оно! Мулен?

Слава вгляделся.

— Мулен!

Изображение трепетало и вспыхивало яркими разноцветными точками. По краям цвели радужные разводы. Пиратская копия и есть пиратская. Правда, надо заметить, покупку лицензированного канала нам никто и не предлагал.

— Вон она! — показал рукой побратим.

Пелагея навела свою плохонькую камеру на девушку.

Полетта уже активно махала рукой, бежала к нашему окну и кричала:

— Слава!

Богуслав метнулся с нашей стороны.

— Настя! Как ты там?

— Осталось всего три дня, милый! Половину денег уже сегодня отдали…

Изображение и звук исчезли разом. Экран схлопнулся. Богуслав рухнул на топчан и завыл в голос в неизбывной тоске. Вот так показали… А какой он был веселый несколько минут назад…

— Хватит выть! — гаркнула Большая Старшая ведьма, — в Санлис!

— Четырнадцать верст севернее Парижа, — уже тараторил я, — поселок Санлис, обитель святого Винсента…

— Я туда стрижей наводила с письмами, — буркнула сквозь зубы ведьма, — найду!

Камера неслась стремительно. Быстро нашли женский монастырь, замелькали пока еще пустые кельи. Наконец вылетели в какой-то зал. Человек тридцать девушек, одетых в одинаковые темные платьица, внимательно слушали пожилую невысокую женщину. Увидев ее, ведьма истошно заорала:

— Анна! Это я, Пелагея! Скорее помоги!

Наше окно уже угасало. Силы и Старшей, и мои, уже были на исходе. В глазах то темнело, то светлело, нарастал шум в ушах, начало подташнивать. Эх, не успели…

Угасающее изображение на прощанье показало, как напряглась старушка во Франции, как она показала на нас рукой и что-то сказала. Вместо нормального звука было неразборчивое шуршание. Прощай Анна Ярославна, больше уж нам не свидеться…

Вдруг экран засиял по-новому, появился звук. Переводчик, видимо, включился пораньше, и шелестел мне последнюю минуту уже перевод. Теперь французский язык я знал в совершенстве.

— Девушки, скрестили руки на груди, сделали глубокий вдох, выдох, вдох, — дай силу!

Девушки с силой выдохнули, и окно стало не менее качественным, чем в бункере у Антекона 25. Звук зазвучал безукоризненно,

— Здравствуй, тетя Пелагея. Как ты помолодела!

— Здравствуй, Аннушка. Это тело моей внучки, Оксаны.

— Говори дело, держать тяжело.

— Помнишь Настю Мономах?

— Конечно.

— Она сейчас в городишке Мулен, у вас, во Франции.

— Не знаю такого.

— Он невелик, скорее поселок, — вмешался я, — стоит на реке Алье южнее Парижа, чуть восточнее Буржа в самом центре Франции.

— Сколько до него?

— Я путаюсь во французских мерах длины.

— В них все путаются. Каждая земля по-своему меряет, порядка нету. У каждого свое лье, свой туаз. Говори в верстах.

— До Мулена 300 верст.

— Поищем, — благосклонно кивнула мне королева.

— Девчонку сейчас зовут Полетта Вердье, — продолжила Пелагея, — ей пятнадцать лет и красавицу за гроши и против воли через три дня отдают замуж за богатого купчика. Она, как и в прошлой жизни, любит Славку Вельяминова, а он ее.

— Слава там рыдает?

— Кому ж еще!

— Далековато, конечно, для трех дней, — задумалась Анна. — Если получится вывести девушку из-под венца, когда Славу ждать?

— Неизвестно. Ему надо от Земли большой камень отвести, и он идет с ватагой к Русскому морю. Слышала о такой напасти?

— Как не слышать. Наши темные колдуны говорят, что большой беды не будет. Потрясет кое-где, большие дожди будут, часть Англии смоет.

— Все брешут. Рассыплется Земля, не выдержит удара. Лесные антеки не ошибаются. Да и белые волхвы о том же толкуют. Черные уж больно покомандовать хотят, как в прошлый раз, после Атлантиды. Но и меньшая катастрофа, нам, ведьмам, лишняя. Неохота бродить по обожженной или залитой Земле вместе с полудикими племенами.

— Согласна. Свяжитесь со мной через три…

Окно затряслось и закрылось.

— Долго Франция по сравнению с нами продержалась, — заметил я, — Анна, видно, очень сильна.

— Да и я бы не ослабла, если бы меня тридцать молодых ведьм, лучших из лучших, отобранных по всей Франции, в едином порыве своей силой поддержали.

— Да, без поддержки ослабли мы не на шутку, — согласился я.

— Пустое. Сейчас быстро придем в нужную силу.

— Может для тебя это и пустяк, а у меня звон в ушах до сих пор держится.

— Почернение в глазах и тошнота уже прошли?

— Да вроде да, — поражаясь ведьминой информированности, ответил я.

— И у меня прошли. Нас с тобой с непривычки обоих одинаково накрыло. Здесь в дело не вся сила идет, а ее тонкий лучик. Вроде как кусочек, оттенок радуги. И почему-то он у тебя такой же мощи, как у меня. Развил его в будущем?

— Да, — сказал я, — на особых инструментах: телевизоре и мониторе. На телевизоре с детства развивал, очень старался.

— Хватит вы о ерунде! — заорал наш пылкий влюбленный, — отдадут мне Настю или могилу ее покажут?

— Это как Аннушка изловчится в далеких землях. Кто знает, в какой она силе в этом Мулене окажется? Она мне писала, что во Франции король правит на небольшой части ее земель, остальное расхватали графы да маркизы. У ее второго мужа, графа де Крепи, подвластных ему земель было чуть меньше, чем у ее сына Филиппа Первого, унаследовавшего корону после отца. И черт его знает, чей он теперь этот Мулен?

Богуслав опять упал на кровать и зарыдал. Мы с Пелагеей переглянулись, развели руками — ну что тут можно сделать?

— Я ухожу. Дальше пусть с вами Ксюшка валандается, — заявила Большая ведьма, и ушла.

Лицо древнерусской худобы приобрело привычное выражение наглой беспардонности и дурости. Я отсчитал ей честно заработанные деньги.

— Довольна?

— А то!

Споров не было.

— Ты все видела, что мы тут творили? — спросил я у бабенки.

— Бабушка от меня ничего не прячет! — дерзко заявила продажная давалка, — она меня этим учит. Мне скоро Большой Старшей у ведьм делаться, надо все про все знать!

— Может хоть годок просто в старших походить? — скептически усмехнулся я, — не высоко ль сразу то замахиваешься?

— В самый раз. Чему меня эти две старые дуры, Меланья да Гореслава могут выучить? На молоденьких, особо наглых ведьм орать? В колдовстве я гораздо сильнее их обеих вместе взятых, а народом надо уметь командовать, как это делала бабушка: повела бровью, одно-два слова проронила, — и побежали, поскакали ведьмы в разные стороны, исполнять то, что Большая Старшая делать велела.

Да, и я таких руководителей повидал, правда очень мало, и о колдовстве от них речь даже и не шла. К сожалению, мне это искусство предоставлено судьбой не было.

— Скажи тогда, Большая, как нам боярина-то унять? Вон его как корежит всего!

— Может мне к нему под бочок умоститься? Глядишь и утешу… Недорого совсем встанет!

— Ты мне здесь свои шлюшные замашки брось! Не ко времени. Если не можешь ничего другого предложить, иди лучше в обеденный зал и там твори, чего хочешь!

Оксана была конечно права. Нет другого способа отвлечься от прежней любви, кроме как прилипнуть к новой избраннице. А ей, с ее ведьминскими умениями, перекуковать любую красавицу раз плюнуть. Можно было бы и попробовать, кабы на месте Славы другой мужчина был. Только Богуслав — человек-кремень. Он чуть из этого нового капкана выкарабкается, от одной мысли, что пока во Франции его любовь пропадала, он тут на дешевенькую киевскую проститутку польстился, возьмет да и повесится.