Вот оно как!

— А ты перестань по проституткам бегать, да последние деньги на них тратить. Удовольствуйся своим, и из чужого колодца не пей. На потеху с публичной женщиной денег взаймы не дам! Тут возле своего нужно держаться.

— А у меня нету пока своего! Ни лани, ни серны… Я любой был бы рад, — заныл богатырь.

Ишь какой страдалец по женской ласке оказался!

— Ты же вчера с рублем отсюда ушел, — вмешался я, — и сегодня на ночь должно бы хватить.

— Да Оксана такие изыски показывала, что все деньги у нее и остались…

— Тебе что, больше деньги тратить не на что?

— А на что мне их тратить? Кормить кормят, переночевать есть где. А вдруг убьют завтра с вами за компанию, никаких денег и не понадобится.

— Не ходи с нами, останься в Киеве — целее будешь, — предложил я.

— С голоду тут подыхать? В деревню я вернуться не могу — сгорело все, а городских умений у меня нету никаких, работы не сыщешь. Да и жить тут негде, а скоро зима. Без вашего похода проруха мне полная. И маменьки со мной нет — она ловкая и рукастая, вдвоем бы прожили и в Киеве, а один я тут пропаду.

Парня было жалко, вдруг погибнет ни за грош? Молодой совсем, жизни еще не видел. В голову пришла неожиданная идея.

— А ты матушку свою поискать не хочешь?

— До Константинополя далековато будет…

— Вас же грабили и жгли за два-три дня до нашего прихода?

— Ну да.

— Оказывается здесь, в Киеве, тоже теперь есть невольничий рынок, и князь работорговле потворствует.

— Наш князь? Не может быть! Они тоже наши, русские люди!

— Еще как может. Скажут, что она либо денег должна, либо из крепостных.

— А она…

— А что она скажет, на это всем наплевать. Похитители продают, перекупщики дальше погонят — всем лишь бы выгоду поиметь. Думаю, невольников сразу в Византию не гонят: их кормить надо, часть заболеет, часть перемрет по дороге — сплошной убыток. Наверняка их тут какое-то количество пытаются сбыть, самое меньшее с неделю ими торговать будут.

— Так маму угнать еще не успели?

— Скорее всего.

— Господи! А денег совсем нету! Выкупить не на что!

— Я тебе денег дам, не печалься. Лишь бы нам ее найти.

— Хоть бы, хоть бы найти!

Паренек вскочил, начал метаться по комнате.

— Хозяин, я даром с вами куда хошь пойду, только выкупи маму!

— Завтра, все завтра. А сейчас собирайтесь — переезжаем.

— Куда?

— Туда, где тебе вчера изыски начали показывать.

Организовав народ, пошел складываться и сам.

— А зачем нам переезжать? — поинтересовался Богуслав, — послезавтра уж уходим.

— С волхвами местными надо еще потолковать. Разобраться хочу, почему черные так про прилет камня толкуют, а они эдак. Не люблю непонятного в важных делах — полная ясность должна быть. Да и с Василисой, если вдруг поймаем, непонятно, что делать.

— Внушим чтоб Невзора убила!

Я покачал головой.

— Не получится.

— Почему это?

— Нельзя человеку внушить, чтобы он или она сделали что-нибудь противоречащее главному в душе.

— А что в этом такого, чтобы черного кудесника убить? Эта ведьма убивать не боится — вон как ловко меня кинжалом в сердце ткнула.

— И мне также легко воткнет. А Невзора не тронет.

— Почему?

— На черных волхвах и на ведьмах лежит страшное заклятие — убьют если друг друга, и сами тут же погибнут, и весь род убийцы перемрет.

— Вот оно что… Тогда отведем в сторонку, и как овцу зарежем!

— Давай лучше сегодня с Захарием посоветуемся — может чего дельное присоветует.

— Может быть…

У Павлина нас встретили как родных. Емельян привычно отправился на сеновал, остальных разместили в доме — Матвея подселили к Венцеславу, а нам с Богуславом выделили отдельную комнату. Протоиерей пристроился по соседству с двумя пожилыми иногородними волхвами. Обосновавшись, мы отправились на кухню — решать непонятные, но животрепещущие дела с Захарием и Павлином.

— А что за гости у тебя? — спросил я хозяина дома.

— С Углича и Вышгорода сегодня подошли, принесли денег в помощь нам. Ватаги они отрядить не могут — не из кого, сами пойти не могут, так хоть чем-то помочь. Ладно. Вы поговорить о чем-то хотите?

— Именно.

Мы расселись вокруг стола.

— Я хотел спросить, почему такая разница в мнениях о том, что будет после падения камня на Землю? И там волхвы, и тут волхвы, неважно черные или белые, а такие разные мнения об исходе катастрофы.

— Они не берут в расчет того, что камень необычный. Небесный булыжник всегда или каменный, или металлический, убыток только от веса и размера, а этот совсем другой. От обычного камня разрушения только от удара, а этот взрыв даст страшной силы, разрушит саму Землю — ответил Павлин.

— Из чего же он слеплен? — недоумевал я, усиленно вспоминая все о небесных телах и думая, что метеоритной взрывчатки аж до 21 века не замечено.

— Это странное вещество. У нас оно может существовать, только не прикасаясь ни к чему. Если до чего-то дотронется, сразу взрыв. И остановить ее столкновением с другим камнем на расстоянии лучше и не пробовать — все перекосит и перевернет в Солнечной системе, ничто живое не уцелеет. Вот это и будет Армагеддон. А ударит в Землю, ее разорвет на части. Вот этим камень и опасен, а не размером и весом. Отвести его нужно в сторону. И не просто отвести, а чтобы улетел далеко за пределы солнечной силы, перестал возле наших планет вертеться.

— Кто же может знать, куда его нужно направить? Не дельфины же?

— Дельфины для усиления общей мощи нужны, вас дойдет мало — несколько человек, волхвов всего трое, не густо для такого дела. А у морских обитателей с такими способностями каждый второй, созовут своих, враз соберутся в большую стаю.

Куда отшвырнуть камень, может сказать только Омар Хайям — он и видит не хуже самых сильных из нас, и звездочет, каких поискать, и математик известный. Других таких в мире нету. Как волхв он, конечно, слабенький, но это неважно, главное — ума палата. Да сам араб с дельфинами нипочем не столкуется, нужна ваша помощь.

То есть дойдете до моря, договоритесь с тамошними обитателями и идите Хайяма искать. Пока по чужой стране бродите, дельфины помощь соберут. Дело-то вроде нехитрое, но хлопотное.

— А если учесть, что люди с дельфинами за тысячу лет и близко не столковались, хотя наверняка в этом деле и волхвы поучаствовали, а по пути нас черный кудесник поджидает, то хлопот больше, чем полон рот, — меланхолично заметил я. — А чего там с кедровой рыбкой?

— Я тебе ее в последний день хотел отдать, постоянно о ней думаю, чтобы не забыть.

— Ты ее забудешь отдать, я забуду взять — в последний день всегда так бывает. Люблю сложиться заранее, чтобы взял вещички, встал и пошел.

— Для этого и есть русский обычай: посидеть на дорожку! — запротестовал Захарий. — Посидел, подумал, все что надо вспомнил.

— Посидел, подумал и вспомнил, что забыл вас перецеловать на прощанье, — ехидно заметил я, — с тем в поход и отправился. Можно еще жену вспомнить, она в Киеве ни разу не была.

— Уже бегу за вещицей, — не стал вступать в ненужные споры Павлин и ушел.

— У вас же теперь Яцек есть, зачем вам рыбка? — удивился старший.

— Запас спину не трет, — пояснил я. — Мало ли, вдруг не сыщет поляк, или убьют его по дороге, все под Богом ходим, кому тогда искать? Марфе вынюхивать?

Ответ Захария удовлетворил. Вернулся хозяин дома, принес небольшую красноватую деревяшку, подал ее старшему. Тот нашептал нужное заклинание и отдал вещицу мне.

Рыбка гляделась очень достойно. Небольшая — с пол ладони в длину, красиво сделанная, аккуратно и со всем тщанием выструганная и отшлифованная. Сразу видно, что хороший мастер делал, а не торопыга-бракодел. Не тяп-ляп получился, а достойная вещь. За такое изделие краснодеревщику стыдно не будет никогда, с любовью сделано. И наш хозяин узнает ее всегда, хотя бы и через много лет, и гордо скажет:

— Это я делал!

Свою работу, что с усердием сделана, узнаешь всегда, по себе знаю. Хоть я врач, но и руками в этой жизни переделал немало.