Богуслав перестал вертеть в руках клинок и вернул его новому владельцу.

— Это, паря, акинак из хоролуга.

Ответ, конечно, исчерпывающий и абсолютно понятный, — подумалось мне.

— Солнечный блеск от небесного камня? — аж ахнул Матвей.

— Именно он. Такие секиры, мечи и кинжалы только на Руси делают. Хоролуг, подарок языческого бога Хорса, франкский меч не ломает, а перерубает. Удивительно прочен.

На Западе эту нашу сталь кречетом зовут. Они все пытаются ее изготовление перенять, а для этого русские клинки протравливают какой-то своей иноземной дрянью. Вот после этого сталь и переливается, как перья у кречета.

— А просто купить этот металл нельзя? — поинтересовался я.

— Не завалена Русь небесным камнем, который ты метеоритом зовешь. И взять надо от особого камня, — отнюдь не каждый прилетевший в дело идет! — нужный кусочек, добавить в обычное кричное железо, и варить в особенных горшках, тогда только хоролуг получается. У обычного кузнеца ничего и не выйдет, редкие умельцы этим заняты.

Умение это переходит от отца к сыну и не продается. Греки и арабы раньше раскапывали курганы, где наших павших воинов хоронили, чтобы хоть их сломанные мечи добыть. Находили или нет, сие мне неведомо, но за прошедшие сотни, а то и тысячи лет, хоролуг они делать не наловчились.

— Руси-то нет еще тысячи лет, — скептически заметил я.

— Руси нет, а Скифии, откуда это умение пошло, сейчас уж более двух тысяч было бы. Селились скифы здесь, какая-то их часть, надо думать, и вошла в русский народ. Оружие из хоролуга они называли акинаком. Меч-акинак был с локоть, а такой, как этот, кинжал-акинак, с неполный локоть, то есть покороче.

— Мне рассказывали об акинаках, — задумчиво проговорил Матвей. — Но сам я их в глаза никогда не видел, в руках не держал. Думал, отошло это умение на Руси, разжиться таким оружием даже и не мечтал.

Тут подошли на шум и охранники Дворца — три человека. Их начальник все у нас расспросил, попытался отобрать у Матвея кинжал-акинак, но этот номер не прошел.

— С боя взято! — зарычал ушкуйник, — не отбирается!

Старшим у охраны был вяловатый седенький дяденька. Связываться со средневековым спецназовцем такими малыми силами он не решился.

— Епископ пусть сам решает, — подытожил командир охранников. — С ним связываться не советую…

— С боя взято! — опять рявкнул Матвей.

— Ладно, Бог с ним. Убиенного тобой мы знаем — это Янко Шрам, первейший бандит и убийца по всей нашей земле — ищет его княжеский Тайный Приказ уж давно, да и мы оповещены — вдруг сюда подсунется. Убили и убили, за эту погань взыску не будет.

Скоро уже вас к митрополиту позовут. Ожидайте. Ребята, берите эту дрянь как в прошлый раз! — скомандовал предводитель своим подчиненным, — в подвал потащим.

Сорокалетние ребята ухватили труп каждый за одну ногу и потащили его по пыли, колотя бандитским затылком об оказавшиеся на пути складки местности.

— Неужели так можно? — зароптал опомнившийся протоиерей. — Носить же положено!

— Мы всякие дохлые разбойные рожи не носим! — рявкнул старший стражник. — Волоките ребята, волоките!

Епископский Двор смахивал на торг. Кроме многочисленных Вельяминовых и шумной орды Нездиничей, а также приглашенных князем представителей от трех лучших боярских родов Переславля с многочисленной челядью, толкалась и орала толпа зевак, оповещенных глашатаями, что в семейной жизни бывшего воеводы произошла такая незадача.

Всем этим купчишкам, ремесленникам, боярским ратникам ужасно хотелось попасть внутрь и самим, обязательно самим все увидеть и раньше всех узнать: кто прав, кто виноват, чей навет, кто изменник, а кто вор, и с придыханием потом все это рассказывать знакомым. Можно и незнакомым, лишь бы бойчей наливали медовуху рассказчику в кабаке за их счет.

Толкались и женки в скромных платочках, делая вид что пришли для посещения одного из храмов, а тут остановились на минуточку — поболтать со знакомыми. Участие женщин в таких мероприятиях не поощрялось даже в предельно по меркам 11 века эмансипированном Великом Новгороде, а здесь на это глядели с явным неодобрением — все-таки южный рубеж Руси, пограничье, а вы тут с бабскими пересудами да теревеньками! Понаврете еще потом невесть что!

Звучали неодобрительные высказывания:

— Не место вам тут! Подите щи стряпать мужу, да лучше деток обиходьте, чем тут без дела ториться!

Женский пол обращал на эти замечания и советы столько же внимания, сколько дикари-людоеды на лекцию заботливо подсоленого и наперченого миссионера, приготовленного уже к племенному котлу, о пользе вегетарианской диеты.

Женское любопытство чувство великое и идущее исстари, а бороться с ним бесполезно. Бабенка, как кошка, пролезет в любую дыру, и все-все вызнает.

Конечно, можно воспользоваться этой слабостью молодой жены в воспитательных целях после нанесения ею вашей семье очередных значительных убытков, но это чревато разнообразными женскими санкциями за твою проделку. Рецепт очень прост: убегая утром на работу или по делам, крикнуть:

Милая! Совсем забыл тебе сказать такую важную вещь, которая прямо тебя касается! Ты обалдеешь!

И не обращая внимания на выкрики:

Ну хоть намекни про что! — унестись во весь опор, с криком:

Опаздываю! Все вечером!

Не теряя времени быстро отключить телефон и наслаждаться покоем в душе до вечера, предупредив всех сослуживцев, что тебя нет и сегодня не будет.

А придя поздним вечером домой и поцеловав красотулю в лобик, долго плескаться в ванной, неторопливо покушать, и завалиться полежать, не обращая внимания на выкрики иссохшейся от любопытства жены. Потом вальяжно потянуться и сказать:

А новость такая…, и чуть-чуть помедлив, минуты две для усиления эффекта, рассказать какую-нибудь малозначительную чушь. Конечно, рвать тебя за это будут долго, но сладостная месть уже свершится!

Прискакал всадник, мужчина средних лет в ярко-красном плаще-корзне с золотой застежкой-фибулой на правом плече, зеленых сафьяновых сапожках, и явно дорогой шапке с небольшой меховой опушкой, с ним человека три охраны. Подъехали к самому крыльцу. Сходство вновь прибывшего с Богуславом было очевидно. Он легко соскочил с коня, бросил поводья своим дружинникам.

— Тут побудьте. И без вас народу полно будет.

Помахал Славе рукой, наша ватага поклонилась — здравствуйте, Владимир Всеволодович Мономах! — и прошел внутрь Епископского Дворца.

Да, присутствия князя я не учел. Бросив выламываться, быстро натянул на голову прихваченный с собой на всякий случай свой аналогичный головной убор. Умнейший Мономах оделся — так принято, а явно тоже не замерз. Чего же я-то дуркую, иду против течения, да еще когда решается судьба побратима?

Как у нас в 20 веке говаривал один профессор-оригинал: врач должен быть незаметен, как пограничный катер в тумане! Нечего тут не вовремя мнить себя законодателем боярских мод.

Минут через пять прозвучало:

— Вельяминовы, заходите! Нездиничи! Готовьтесь!

Дружинникам Богуслав велел возвращаться к себе в усадьбу, а мы прошли внутрь. Витражи, мозаики, железные большие люстры, — церковники отстроились на славу.

Нас завели в большой зал, в котором на двух больших тронах сидели митрополит Ефрем и князь, поставили к стене по правую руку от них. Протоиерей махом убежал и встал около друга, затесавшись среди других священнослужителей и служек.

Митрополит был старенький, сам высохший, но с окладистой седой бородой. Вся разница в одежде от нашего протоиерея заключалось только в золотом кресте на груди в отличии от Колиного серебряного.

Следом зашли Нездиничи: Капитолина, два пожилых боярина, какой-то мелкий и юркий субчик, одетый бедновато для их сословия, старая носатая бабка царственного вида и простонародно принаряженная бабенка. Последним из этой компании зашел какой-то непонятного вида боец — богато изукрашенные сабли у него висели с обеих сторон. Лишнюю саблю он на Божьем Суде юркому, что ли выдаст, для заключительного удара в спину Матвею? На вид ратному человеку было лет сорок — сорок пять.