— Мы с ребятами хотим чего-нибудь построить из кирпича, можем за церковь взяться.

— Что это такое — кирпич?

Вынул из сумки, отдал в руки.

— А, плинфа…, и где берешь?

— Сами делаем.

— Пол века назад этот собор строили, сказали — глина у вас, в Новгороде плохая, возили из Киева. От этого и строили долго, почти пять лет и дорого. И то заменяли плинфу, где могли в стенах, камнями — ракушечником и известняком. Но попробовать можно! Сейчас как раз готовимся строить небольшую церквушку, Герман клинит: денег верующие пожертвовали маловато! У себя в Киеве он, наверное, от себя бы пожертвовал! Может, даром сложишь?

— Я бы так и выстроил, но кирпичникам и строителям пить-есть надо. А, чтобы от епископа не зависеть, деньги на строительство соберем сами, мы с тобой, если ты не против этим и займемся. Ты речь скажешь, я спою!

— Что же это за песня, чтобы верующие за это рубли понесли?

Я исполнил «Аве, Мария…» с текстом на неведомом мне ранее языке, на котором в эпоху моего далекого детства в 20 веке пел Робертино Лоретти. Сейчас обучиться любому иностранному языку для меня дело одной минуты, усиленная волхвом память осечек не дает. У Николая аж дыхание перехватило.

— О чем… кха, кха…, о чем это?

Перевел.

— Это же наша, божественная песня! Где ты слышал это величие?

— У католиков. Сделаем по-русски, точно будет наша!

— О Господи! И ты, с таким голосищем, памятью и способностью писать стихи, будешь делать этот жалкий кирпич?

— Стихи буду писать не я, есть у нас в ватаге способный отрок Ярослав. А мне скоро к Русскому морю, мир спасать.

— Это как понять?

Объяснил предсказание.

— Это есть в Библии. Книга Откровение об Апокалипсисе Иоанна Богослова, — и священнослужитель процитировал отрывок — звезды с небес, небо, как свиток, луна, как кровь… Ты читал?

— Не довелось. Но есть предсказание верного человека.

— Их много — отмахнулся протоиерей.

— Этому я верю.

— Чего же сейчас не едешь?

— Не время.

— Вернешься, расскажешь.

— Если удастся. Добрыня об этом ничего сказать не может. Постараюсь уцелеть, у меня жена молодая, любимая.

— Так может останешься? Церковь тебе место своем сердце всегда найдет.

— Не могу! — надо будет отправляться.

— Ты истинно верующий… Веришь, что удастся вернуться?

— Как Бог даст! Не мне, верующему в величие Господа, это решать.

— И как ты думаешь добыть денег своим пением? По улицам будешь бродить?

— Мне нужна будет твоя помощь.

— Говори.

— Ты можешь подойти на Вечевую площадь с отроком ангельского вида в такой же, как у тебя рясе?

— Конечно.

— А когда ближайшее вече?

— Через три дня.

— Князь будет?

— В этот раз — да.

— Мысль такая: мы с тобой встаем рядом, и я пою песню. Потом ты рассказываешь о строительстве новой каменной церкви и просишь пожертвовать деньги на ее постройку. Юноша с кружкой или ящиком обходит народ, собирает пожертвования. На прощание пою что-нибудь ваше, богоугодное, и расходимся. А деньги, после вашего тщательного церковного учета, нужные для постройки, ты мне под роспись выдашь. Я человек верный, надежный: свой дом большой с изрядным хозяйством, две пилорамы на реке Вечерке, две лавки досками на разных рынках торгуют, крытые повозки начал делать и сбывать боярам здесь, на Софийской стороне. Мне с народными пожертвованиями убегать никакого резона нет. Строительство церкви хочу затеять, чтобы ватагу хлопцев-скоморохов приличным делом занять — кирпич пусть обжигают и стены возводят, чем в свои бесовские дудки дудеть, да бубнами бренчать.

— Хорошо придумал! А что наше будешь петь?

— А что скажешь.

Николай надолго задумался.

— После твоей песни петь псалмы…

— Давай спою просто «Отче наш» на свою мелодию.

— Можно попробовать, — авторитетно заявил протоиерей.

Я исполнил святую молитву, взяв мотив у песни сталинской поры об авиации.

— Приемлемо, — одобрил Николай — похуже, но тоже хорошо. Какой ты певец! А то прихожанки говорят, сейчас на купеческие посиделки нанимают одного. Поет очень мало, одну-две песни, а непристойных историй рассказывает тьму. Откуда только взялся, этот подлец? Не знаешь его?

Себя я знаю лучше всех в мире. Ну не будешь же со священнослужителем делиться подробностями своей гадкой автобиографии, делая упор на том, что с этой гнусной личностью познакомлюсь только через тысячу лет.

— Не видал такого. Но встречу, обязательно плесну водой в его мерзкую рожу! И скажу: так же и твои похабные историйки обдают человека!

— Вот-вот, именно так! Не бить, не ругать, а унизить этого грешника! Показать ему наше превосходство!

Подумалось: завтра при умывании, обязательно унижу! Не упущу такой замечательный шанс.

— Иди, переводи основное.

На том и расстались.

Вернулся к кирпичникам. Они заинтересовались моим беганием туда-сюда.

— Нашел вам заказ на несколько месяцев работы, а может и дольше — как пойдет. Церковь будем класть.

Пошла обычная для них реакция.

— Мы же не умеем! Никогда этого не делали…

— А с кирпичом в руках вы выросли? Никогда не поздно начинать учиться полезному делу, которое будет вас кормить всю жизнь!

Первым, как обычно, вызвался Ваня. Сразу же за ним следом подписался его друг Егорка, а там потянулись и остальные.

— Работать теперь будете так: двое на кладке, двое на изготовлении камня. Иван — старший, глядит за порядком и завозит сюда бревна, глину и песок, на строительство — кирпич и известь. Периодически будете меняться между собой. И чтобы каждый все знал и все умел! Кто попытается схалатничать и сделать брак: не докалить кирпич, криво выложить стену или еще как-то нагадить, вышибу к чертовой бабушке и никогда с этим человеком никаких дел иметь не буду! С ленивым тоже работать не стану. Всем все ясно?

Споров не было. Иван глядел на своих сурово, как дембель на первогодков. Этот и проследит, да и сам не обмишурится.

— А сейчас нам нужно сделать перевод текста песни на русский язык, по сути — написать на эту тему новые стихи. Чтобы Ярослав писал спокойно, пусть идет домой. На работу три дня.

— Да я лучше тут, с ребятами.

— И учтите: без этой песни заказа не будет!

Ярик сиял, как медный таз. Писать стихи было его любимейшим делом.

— Мастер, хоть намекни, о чем писать-то? Не похабное чего?

— Ну ты нашел похабника!

— А вот твои анекдоты…

— И есть анекдоты. А тут о Божьей матери петь буду!

И я коротенько перевел текст. О том, как мы просим ее защитить нас всех, укрыть землю своей заботой и любовью. А потом спел. Это было, конечно, не исполнение итальянской суперзвезды, но слушателей проняло. У, особо чувствительных, даже выступили слезы на глазах. Эх, молодость, молодость…

— Старший, а вдруг я плохо напишу?

— А я тогда плоховато спою!

Посмеялись, усадили пятнадцатилетнего поэта на чурбачок, сунули в руки кусок доски, который после работы плотников валялся во дворе, и вдохновение полилось на бересту, используемую в Новгороде вместо бумаги, которая до Руси еще не дошла.

Подарок леса махом ободрали с напиленной на дрова березы, вместо писала сунули Ярославу большой гвоздь, выцыганенный сходу у плотников, которые еще тоже возились с постройкой регистратуры, и работа понеслась! Да, пора подаваться на повторный осмотр знатного семейства.

Боярин и его детишки, по сути, уже выздоровели. Жалоб не было никаких ни у одного из пролеченных мною пациентов. Хозяин попросил помочь жене.

— Не возьмусь! Она категорически отказалась.

— Ей уже совсем плохо стало.

— Вызывайте другого.

— Обращался еще к двоим, любые деньги давал, не идут, говорят они это не лечат. Не могу же я троих детей без матери оставить!

— А полечить ее также, как и вас, не пробовали?

— Да пока спохватились, Ирина уж и пить не может…

— Да, совсем плохи дела. Это мне надо поглядеть.