Многие заявления и молитвы «Девы», переданные детьми, были сформулированы в точном соответствии с католическими религиозными догмами. Это произвело сильное впечатление на священников, так как дети не могли так глубоко разбираться в теологии. Однако все разговоры «Девы» были, по-видимому, тем же отвлекающим маневром, как и бесконечные рассказы современных экипажей НЛО о жизни на других планетах.

Однако если что и представляет интерес в заявлениях «Девы», то это сами пророчества.

Возможно, сверхсущества решили, что единственным способом убедить церковь в том, что дети говорят правду, является неопровержимая демонстрация, которая и получила название чуда Фатимы.

Среди пророчеств было предсказание о скорой смерти Джасинты и Франциско (с детской непосредственностью они восторженно восприняли это известие, радуясь, что вскоре попадут на небеса). Что касается Люции, то она ушла в монастырь, стала монахиней, сменила имя на Скорбящую Марию и многие годы была отрезана от мира. Часть пророчеств была записана и в запечатанном виде передана в Ватикан. Предполагалось, что они будут предъявлены миру в 1960 году, однако папа Иоанн XXIII решил, что «разумнее будет сохранить тайну». Всевозможные слухи об этой тайне просачивались из Ватикана вплоть до того, что папа, якобы, скрыл от мира предсказание о предстоящем конце света.

Фотографии объекта исчезли, основные пророчества скрыты, а сама Люция изолирована от мира в монастыре. По прошествии многих лет объект превратился – в «танцующее солнце», ангельские волосы – в «лепестки роз», а весь феномен, игнорированный учеными, был отдан на откуп религии.

Тщательно спланированная и безуспешно проведенная демонстрация в Фатиме не принесла тех результатов, на которые рассчитывали существа. Подобные демонстрации были высокоэффективными в ветхозаветные времена. Однако XX век требовал новых методов. Человечество быстро шло вперед за стремительно развивающейся наукой, и феномен неизбежно должен был сменить свой религиозный камуфляж на научный. Было нетрудно предвидеть, что серия научных (с намеком на инопланетность) демонстраций захватит воображение все увеличивающегося количества людей, порвавших с религией.

В наше время происходит еще немало подобных чудес, но они редко привлекают чье-либо внимание за пределами религиозных кругов.

ТАЙНЫ СУНДАНСКИХ ЧАРОДЕЕВ

Сунде мы обязаны наименованием всего гигантского архипелага – Зондские острова. Как бы там ни было, сравнительно недавние раскопки в окрестностях Бандунга свидетельствуют, что Сунда существовала уже на заре нашей эры. На картах европейских навигаторов средневековья были помечены зыбкие границы этой страны, по слухам богатой и могущественной. Но знали о ней очень мало. Сунданцы, разбросанные по гористому краю, мало общались не только с внешним миром, но даже с соседями.

Дорога из Бандунга на юг то и дело прижимается к крутым бокам вулканов. Рисовые поля на террасах расходятся словно складки мокрого веера. Зеленые стебли отражаются в похожих на осколки зеркала озерах. Поля соединяются друг с другом бамбуковым водопроводом. Крестьяне следят за ним с большим тщанием – чинить его трудно. Мужчины, неся на плече кто мотыгу, кто коромысло с двумя бамбуковыми корзинами, ступают босыми ногами по каменистой дороге. Широкоскулые коричневые лица делают их несколько похожими на перуанских индейцев. Горцы высоколобы, стройны, с почти прямым разрезом глаз, держатся независимо. Всячески подчеркивают, что они сунданцы.

Эта исторически сложившаяся обособленность сохранилась и поныне. К тому же голландцы очень умело использовали ее в колониальную эпоху. Из сунданцев формировали отборные воинские соединения и отправляли их на постой в другие части страны. Да и сейчас дивизия «Силиванги», набранная из выходцев с Западной Явы, на особом счету в индонезийской армии. Именно она сыграла трагическую роль во время событий 1965 года.

Первым откровением для нас была встреча с «далангом». В буквальном переводе это «кукловод». В действительности фигура эта куда более многогранна. Конечно, прежде всего это мастер: даланг начинает постигать свое ремесло с младых ногтей. В древности юных кандидатов, отобранных из самых смышленых ребят, отсылали учиться к какому-нибудь отшельнику, жившему в пещере или где-нибудь в труднодоступном месте в горах. Обучение длилось почти десяток лет и включало в себя, помимо умения двигать деревянные фигурки, великое множество разных премудростей.

Даланг должен обладать феноменальной памятью. Ведь ему приходится рассказывать наизусть многочисленные сюжеты, созданные по мотивам древнеиндийского эпоса «Махабхарата». Причем спектакль, который мы видели, начался в три часа дня и закончился только утром следующего дня. Все это время даланг не замолкал. Каждое представление – урок тысячелетней мудрости, воспринимаемый зрителями со всей серьезностью и полной гаммой переживаний. Популярного даланга часто приглашают выступать в отдаленные деревни; гонорар его очень высок, деньги собирают с каждого дома.

Вот он сидит, скрестив ноги, возле длинного свежесрубленного бананового ствола. В дерево воткнуты стержни, на которых укреплены куклы. В индонезийском театре кукол 172 персонажа. По левую руку кукловода стоят персонажи, олицетворяющие доброе начало, с опущенным взором и скромного вида, а справа, с выпученными глазами и вызывающими физиономиями, – отрицательные. Чаще всего даланг, мастер на все руки, сам изготавливает своих кукол. Прежде чем начать вырезать из древесины акации фигуры и раскрашивать их, он, как предписывает традиция, «очищается»: не ест и не спит в течение недели. Его работа – акт вдохновения.

Во время представления на даланге традиционный сунданский тюрбан «тотопонг». Когда он склоняется, исчезая за деревом, тюрбан становится фоном. Сюжеты «Махабхараты» даланг дополняет рассказами из истории войн и междоусобиц древних сунданских королевств. Вот начинается придворный бал: даланг ловко переставляет фигуры, заставляя их раскланиваться друг с другом. За его спиной три певицы тягучими голосами аккомпанируют рассказу.

На всех куклах – платья из батика; различаются они прическами и головными уборами. Каждая кукла – носитель какого-нибудь одного положительного качества или недостатка. Переходя от одного персонажа к другому, Даланг ударяет ногой по металлическим пластинам, меняя свой голос. Быстро продевая руку под платье, он поворачивает туловище куклы. Палочки, прикрепленные к запястьям кукол, позволяют далангу виртуозно имитировать сцены боя. Коротких сцен в представлении не бывает, диалоги, полные намеков, длятся до бесконечности.

Иногда даланг расцвечивает традиционные диалоги намеками на недавние события в районе. Представление становится своеобразным рупором общественного мнения: то, что нельзя было бы сказать вслух, произносит в сумерках кукловод. Хотя нет, это говорят его персонажи.

По мере приближения темноты лицо даланга становится все более одухотворенным, глаза начинают сверкать. Это уже не рассказчик, не артист, это жрец, священнодействующий с помощью своих деревянных фигурок…

Перед сценой продолжается жизнь: люди едят, спят, женщины кормят грудью младенцев. Голос даланга, пение, треньканье ксилофонов, запах ладана, блестящие глаза, потрескивание масляных ламп все больше и больше погружают нас в атмосферу волшебства. Сопричастность к истории, развертывающейся на глазах под руками даланга, приобщение к мудрости и храбрости сказочного героя Арджуна захватывают присутствующих. А ритм гамелана (оркестра) словно подстегивает кукол, придавая необходимые краски диалогу.

Традиционный индонезийский оркестр – гамелан не только непременный спутник любого представления или танца, но и активный участник всего происходящего. Именно он создает необходимый душевный настрой как у артиста, так и у зрителей. Гамеланы различаются по месту рождения.

Сувданский гамелан состоит из двух своеобразных ксилофонов – большого и малого. По их медным пластинкам, прикрепленным гвоздиками к деревянному основанию, бьют тонкими палочками. Следующий инструмент – бонанг – на первый взгляд тоже напоминает ксилофон: на деревянную раму натянута струнная сетка, поддерживающая круглые тарелки. Присев на корточки, музыкант ударяет по тарелкам молоточками, обернутыми материей, смягчающей звон.