На сцену выходят танцоры. Они в разных костюмах, многие с украшениями: у одного на шее висит длинная нитка бус, у другого повязана яркая косынка, у третьего половина лица выкрашена в белое, у четвертого на голове красуется тиара с колокольчиками, которыми он звенит в такт музыке.

В центре, дирижируя танцам, выделяется своей черной одеждой дукун. Зеленый тюрбан и красно-белый пояс лишь подчеркивают мрачность его одеяния: на запястьях у него повязаны куски тигриной шкуры и амулеты. Пальцы, унизанные кольцами, испускают блики.

Танцевальные па переходят в прыжки. Мужчины движутся по кругу, тщательно следя за положением рук. Ритм тем временем становится таким стремительным, что зрители и танцоры начинают кричать. Этот крик вырывается разом у всех присутствующих.

Число танцоров постепенно увеличивается, и самый неутомимый из них – шаман. Изборожденное морщинами лицо, с громадными глазами, гибкое тело – невозможно угадать его возраст; колдун источает внутреннюю силу и все больше завораживает присутствующих. Толпа хранит молчание, никто не шевелится, не кашляет.

Уже на этой стадии церемонии всех охватывает предчувствие необыкновенной развязки. Нам тоже передается возбуждение. Пульсирующий ритм заволакивает нас, дыхание становится прерывистым, острая тревога начинает захлестывать сознание.

Дукун хватает деревянные палки с лошадиными головами, украшенными бубенцами, и «сажает» танцоров на них верхом. Бренчанье бубенчиков вплетается в ритм, еще больше насыщая звучание гамелана. Прыжки танцоров сливаются в галоп, шаман выстраивает всех в цепочку и гонит по краю насыпанной эспланады.

Пока они мчатся, колдун берет маленькую корзиночку с пеплом и рассыпает его по земле, очерчивая четко видимый круг: «волшебный круг».

В руке у дукуна появляется ярко раскрашенная маска. Мягким жестом он прикладывает ее к лицу одного из танцоров. Человек в маске подскакивает и отчаянно крутит головой во все стороны.

Не знаю почему, но прыгающая ярко-красная маска усиливает подспудную тревогу. Она забирается в нас изнутри, и нутро послушно эхом отзывается на звуки гамелана. Ритм, краски, мелькание тревожных лиц – все сливается воедино, придавая церемонии поразительную насыщенность, плотность.

Резким движением танцор срывает с лица маску. И в руках шамана тут же оказывается невесть откуда взявшийся монстр. Это грубый мешок, на который нашиты сверху черные полосы. На верху его качается громадная голова тигра. Танцор тем временем сбросил все украшения, скинул рубаху, его коричневое мускулистое тело лоснится на солнце. Внезапно он ныряет в мешок и начинает бесноваться внутри него. Мешковина отчетливо передает телодвижения, красная маска щелкает жутковатой пастью, показывая длинные острые зубы. Человек-тигр бросается на дукуна, тот уклоняется – это настоящая коррида! Танцор в мешке держит маску на вытянутых вверх руках: «зверь» становится громадного роста. Дукун увертывается от бросков своего противника, раз, другой, потом вдруг одним движением усмиряет чудовище.

Взяв «тигра» за усы, он заставляет его танцевать рядом с собой. Шаман как укротитель дрессирует зверя, подчиняя его своей воле. Однообразие движений, очевидно, имеет одну цель – ввести человека в транс. Тогда он полностью будет во власти «колдовских чар». К концу урока «зверь» движется в том же ритме, что и дукун, коротко бросающий приказания: направо, налево, лечь, встать…

Музыка с каждой минутой все повышает тон. Покрутившись в мешке, танцор срывает его с себя.

В коротких штанах, голый по пояс, он опускается на четвереньки и рычит, лицо становится ужасным. Он бьет по воздуху «когтистой» лапой.

Что происходит? Где мы? Нас вовлекли в действо, результат которого нам неизвестен, удивление постоянно сменяется ступором. Мы ловим ртом воздух.

Шаман кладет руку на голову укрощенному «тигру» и поднимает кверху его гримасничающее лицо. Взгляд колдуна леденеет, мускулы на руках вздуваются от напряжения. Какое-то мгновение только тихо рокочут барабаны; человек-тигр больше не рычит, голова его медленно опускается. Внезапно «тигр» рушится на землю: из транса он перешел в кому.

Еще недвижное тело переносят под стену дома, ближе к гамелану. Музыка смолкает. Дукун подходит к лежащему и начинает проделывать у него над головой горизонтальные пассы, но экс-тигр лежит в полной прострации, глаза закрыты, конечности бессильно разметались по земле. Колдун склоняется, дует ему в уши, потом подпрыгивает и пронзительно кричит. Человек, только что лежавший перед ним в прострации, послушно встает и вновь начинает танцевать!

После такого эмоционального потрясения хочется перевести дух, проанализировать, постараться понять. Невозможно! Музыка неустанно накаляет атмосферу – церемония еще не закончена.

Дукун танцует, а рядом с ним бывший человек-тигр с лицом, залитым путом, не выказывает никаких признаков усталости или только что перенесенного безумия. Вот колдун испускает крик, заставляющий танцора разом опуститься на четвереньки. Шаман привязывает ему вокруг, талии какой-то шнурок, и только что бывший в нормальном состоянии человек вновь впадает в транс, но на сей раз олицетворяя другое животное – обезьяну. Он подпрыгивает, оглядывая присутствующих беспокойно-любопытным взором, словно действительно превратился в обезьяну.

Он почесывает голову и бока. Шаман бросает ему кокосовый орех, который тот ловит, радостно взвизгнув. Затем решительно надкусывает резцами оболочку плода и сдирает зубами кожуру. Рот его набит зеленью. Но человек-обезьяна не останавливается: нужно еще расколоть орех. Вскрикивая, он поднимает двумя руками орех и раскалывает его ударом о голову!

Одним прыжком человек-обезьяна вскакивает на крышу амбара, но шаман заставляет его слезть. Одержимый съедает несколько брошенных ему бананов, затем выскакивает из круга и в одно мгновение вскарабкивается на высокое дерево. Покачавшись, он перепрыгивает с ветки на ветку и вот уже раскачивается на верхушке.

Шаман, оставшись в центре круга, заставляет «обезьяну» вернуться, постукивая колотушкой в маленький барабанчик. Он держит человека в особой власти и на расстоянии!

Это кульминация церемонии – мы с тревогой задаем себе вопрос: что станется с несчастным одержимым, если колдуну не удастся вывести его из этого состояния? «Обезьяна» возвращается в круг, и, как и в прежних превращениях, дукун переводит его из «танца-олицетворения» в куму, а затем – в нормальное состояние.

Возвращение, воскрешение, возрождение человеческого облика воспринимается – с некоторым удивлением. Уж очень легко происходят эти скачки. Шаман мнет человеческое сознание словно пластилин.

Вновь музыка. Не знаем, попадают ли оркестранты под чары дукуна или захвачены собственным ритмом, но их глаза, устремленные в пространство, туманятся… Каждый удар гонга отдается внутри, музыка сама становится ощутимой материей. Каждый инструмент затрагивает какую-то струну в наших чувствах: от неистовства барабанов взрываются внутренности, а безжалостный рев трубы леденит мозг. Этому натиску не хватает сил долго сопротивляться. Тело становится тяжелым, вялым и, кажется, существует только для того, чтобы отзываться на этот адский ритм. И разум, не поддержанный телом, начинает мутиться:

Удивление, страх, тревога и чувство бессилия смешиваются воедино. Полное смятение. Исподволь возникает непреодолимое желание кричать, орать, броситься очертя голову навстречу колдуну… Но здравый смысл в последний момент удерживает: «Нам надо смотреть, чтобы потом все изложить…» Скорей всего то, что у каждого из нас в руках была либо камера, либо магнитофон, либо фотоаппарат, мешало нам впасть если не в транс, то по крайней мере в полное отупление. Мы судорожно цеплялись за технические игрушки – символы нашей собственной цивилизации.

Дукун продолжал свою ворожбу уже несколько часов. Возвратив нормальный облик человеку-обезьяне, он начал новые метаморфозы, на сей раз с двумя танцорами. Схватив двух парней за шею, шаман пронзительно закричал, заставив их приникнуть к земле. Ловким движением повязал вокруг талии «волшебную» веревку.