«Прогресс»…
Коннор понимает — пока он здесь бьет баклуши, «Граждане за прогресс» опутывают своим черным колдовством весь мир. Все больше и больше реклам, способных полностью задурить голову публике. Неужели люди — и впрямь лишь стадо баранов, которых легко обмануть? Может, и так. А может, на них обрушивается такой поток противоречивых сведений, что они попросту не знают, чему верить? Вот тут, скорее всего, и зарыта собака. Движение за отмену Параграфа-17 получает все больше сторонников. Инициативы, призывающие к учреждению новых заготовительных лагерей и к разработке новых законов, облегчающих расплетение «трудных подростков», набирают рейтинг. Политиканы, кстати, называют фактор, обусловливающий введение всех этих мер, «фактором Старки». То, что Коннору стало ясно уже давно, теперь озвучено в полный голос. Старки со своими аистятами сеет террор, с каждым «освобожденным» лагерем страх в обществе нарастает; и вместо того чтобы избавить мир от расплетения, кровавые расправы толкают публику в объятья тех, кто обещает избавить мир от Старки и ему подобных. Навсегда.
Но все эти безжалостные колеса вращаются во внешнем мире, а в Сонином тихом подполе дни перетекают в ночи, ночи в дни. Трудно не впасть в летаргию, когда твое укрытие похоже на лимб — вне времени, вне жизни…
— Соня очень занята — подыскивает для ребят новые убежища, — объясняет Риса, как будто это оправдывает их бездействие. — Но старые связи распались, и Кладбища нет, так что беглецов больше некуда отправлять.
Коннору еще до разгрома Кладбища стало ясно, что Движение Против Расплетения прекратило существование. Ключевые игроки сопротивления постепенно исчезли. Ходят слухи, будто значительное число их погибло в «случайных» терактах хлопателей. Это наводит Коннора на мысль, что создаваемые хлопателями хаос и анархия на самом деле тщательно спланированы. И если уж у него возникла такая мысль, то к тому же выводу, несомненно, пришли и другие люди. И их должно быть немало. Но как их найти? Или, что гораздо существеннее, как побудить их к активным действиям?
— Мы не спасем этих ребят, просто переводя их из одного убежища в другое, — возражает Коннор и невольно бросает взгляд на прикрытый ветошью орган-принтер, скромно примостившийся в их с Рисой уголке. В этом приборе сокрыт ответ; но что толку в ответе, если мир не слышал вопроса?
Им понадобится помощь. Помощь снаружи.
Само собой, первой дельную мысль подает Грейс с ее стратегическим умом:
— Если б вы спросили меня (а вы этого так и не сделали), то я сказала бы, что надо связаться с кем-нибудь, у кого есть выход в эфир.
— Ты имеешь в виду — кто мог бы запустить в массы идею наподобие вирусного сетевого мема?
— Ну да, вроде того, только этот вирус будет нести здоровье, а не болезнь, — уточняет Грейс.
Коннор мгновенно обращается мыслями к Хэйдену. Вот кто ухватился бы за эту идею обеими руками! Он сразу нарек бы свое радио «Свободный Хэйден» целительным вирусом. Хотя дальность сигнала его радиостанции ограничивалась лишь Кладбищем, зато манифест, провозглашенный им во время ареста, превратился в культовый мем среди инакомыслящих. Если бы Хэйден принялся вещать сейчас в эфире или хотя бы просто орать откуда-нибудь с крыши — к нему бы прислушались. К сожалению, Коннор не имеет даже отдаленного понятия, где его друг, да и жив ли он вообще.
Когда они подступаются к Соне с вопросами, что делать с принтером дальше, то каждый раз получают один и тот же ответ:
— Не торопитесь. Утро вечера мудренее.
Но это же просто невыносимо! Неужели Соня, так же, как и они, боится бочонка с порохом, на котором сидит?
РЕКЛАМА
Ты знаешь, где сейчас твоя дочь? Ты имеешь понятие, где проводит время твой сын? При нашей постоянной занятости мы не всегда можем уследить за своими детьми — но теперь у нас на вооружении есть «Следопыт®»! Основанный на последних достижения биотехнологии, он позволяет идентифицировать человека на любом видео, отснятом любой камерой слежения. Таким образом, твой ребенок не сможет даже дорогу перейти без твоего ведома. Послушай, что рассказывают люди:
«Мой сын сбежал год назад. Мы считали его потерянным навсегда, но благодаря «Следопыту® он был обнаружен и включен в программу психологической помощи для неисправимых прежде, чем нам пришлось подписать ордер на расплетение».
«Моя дочь исчезала из дому каждый вечер. Мы заподозрили, что она носит припасы беглым расплетам и вовлечена в их преступную деятельность. С помощью «Следопыта®» нам удалось выявить их гнездилище и сообщить властям. Расплетов схватили, и наша дочь теперь в безопасности».
«Наш мальчик был образцовым учеником и идеальным сыном. Мы и не догадывались, что он связался с кубинским картелем и занимался контрабандой табака. Не будь «Следопыта®», мы бы не узнали об этом вовремя и не предотвратили бы несчастья».
Помните — скоро возможно принятие Билля о приоритете. Если ваши дети, подростки возраста расплетения, попали в неприятности, «Следопыт®» может оказаться их единственной палочкой-выручалочкой. Не медлите! Со «Следопытом®» вы обретете душевный покой!
На второй день своего пребывания в подвале Коннор починил сломанный телевизор. Бо настаивает, чтобы они смотрели только развлекательные передачи, никаких новостей.
— Мы и так знаем, что там, снаружи, происходит! — заявляет он. — Ничего хорошего. Лучше смеяться и позабыть обо всем хоть на короткое время.
Черта с два. На этот раз Коннор показывает зубы и не подчиняется. Бо неглуп и на конфликт не идет. Вместо этого он дает разрешение, как бы демонстрируя: смотрите, какой я великодушный лидер.
От новостей никому не становится веселее, но, по мнению Коннора, так и должно быть. Если уж ты пленник общества, не пытайся убежать от реальности. По крайней мере, пока не сможешь сбежать по-настоящему.
Сейчас сентябрь. До голосования меньше двух месяцев; политики, которые обычно лишь пустозвонят насчет расплетения, начинают высказываться более определенно, выбирая линию той или иной политической партии. Коннор смотрит ток-шоу, на котором какой-то вашингтонский деятель распинается насчет «социологической необходимости расплетения».
Хотя в подвале тепло, Коннор замечает, как Риса обхватывает себя руками, словно пытаясь согреться.
— Никогда не могла понять, как им удается морочить людям головы и выдавать убийство за социальную необходимость.
— Это же не убийство, забыла? — Коннор убедительно подражает задушевному тону ведущего. — «Это самая добрая услуга, которую мы можем оказать трудным подросткам с биосистемической дизунификацией личности».
Грейс, вникающая во все, что происходит между ним и Рисой, таращит на Коннора глаза:
— Это стеб! Это стеб?
Если бы спрашивал кто-то другой, Коннор не удостоил бы его ответом, но Грейс… Он подмигивает, и та смеется с облегчением.
— Пора переходить к делу, — говорит Коннор.
По идее, им надо бы выбраться наверх и заняться поисками людей, которые нашли бы принтеру применение или хотя бы убедились, что он работает. Коннор взял на себя лидерство, но к активным действиям так пока и не приступил. На него непохоже, и ему самому хотелось бы знать, что его удерживает.
— К какому делу? — встревает Бо. Они не сказали об истинном назначении принтера никому из обитателей подвала; доверие среди беглецов — товар редкий. Кто знает, где все эти ребята в конце концов окажутся и какую цену они ни будут готовы заплатить за свою жизнь.
— К обеду, — отвечает Коннор. — Сегодня ты готовишь?
Бо понимает, что Коннор ушел от ответа, но не настаивает, по-видимому, зная, что не добьется от собеседника никакой информации сверх той, что Коннор намерен дать. Лучше уж так, чем попробовать и нарваться на отказ. Бо с толком выбирает, где вступить в схватку, а где отступить — только так у него есть шанс выиграть. Собственно говоря, Коннора это даже восхищает: парень не тратит усилий понапрасну. Из него может выйти неплохой лидер, если он перестанет строить из себя невесть что.