— Мне стало жаль тебя, — сказал ему Дюван после того, как здоровая половина лица Арджента была снята с него и пересажена Нельсону. — Кто-то другой на моем месте расплел бы тебя полностью, но… Я так редко испытываю к кому-нибудь настоящую жалость, что решил прислушаться к голосу сердца.

Однако жалость жалостью, а благотворительностью Дюван заниматься не намерен. Вместо того чтобы возместить Ардженту потерянную часть лица, он залатал ее биопластиком — словно вмятину на стене заштукатурил.

— То, что тебе нужно, стоит слишком дорого, чтобы дать это тебе за красивые глаза, — пояснил Дюван. — Но если ты поработаешь у меня шесть месяцев, то сможешь выбрать лицо из моих запасов. А потом решишь, останешься ли служить у меня или вернешься к прежней жизни.

Хотя Арджент ничего не сказал, он не испытывал ни малейшего желания возвращаться к прежней жизни. Начать новую, возможно, в новом городе, с новым лицом… Однако сейчас, немного пообвыкнув на «Леди Лукреции», Арджент начинает думать, что за полгода здешняя жизнь так засосет его, что ему не захочется отсюда уходить. Он старается выкинуть эти мысли из головы и сосредоточивается на будничных делах и заботах: убирать, стирать, изображать благодарную аудиторию, когда Дювану приспичит выступить с очередной философской лекцией. Больше всего на свете Дюван любит слушать собственные разглагольствования, и Арджент — идеальный слушатель, потому что никогда не возражает и никогда ни о чем не имеет собственного мнения. Собственно, «отсутствие мнения» Арджент рассматривает теперь как главный пункт своей должностной инструкции.

Однако появление Коннора Ласситера перевернуло размеренное существование Арджента с ног на голову.

Он наблюдал из окна за передачей «товара», произошедшей прямо на летном поле. Вид Нельсона, щеголяющего здоровой половиной Арджентова лица как своей собственной, нанес его бывшему ученику такой удар, что под ним едва ноги не подкосились. Он-то думал, что ненавидит Беглеца из Акрона за то, что тот с ним сотворил; но это лишь бледное подобие той ненависти, которую Арджент питает к своему бывшему наставнику.

Он опасался, что Нельсона пригласят на борт вслед за его добычей, но Дюван этого не сделал.

— Нельсон хороший орган-пират, возможно, даже самый лучший, — сказал Дюван Ардженту, — но это не значит, что я жажду его компании.

При этом Дюван пообещал собственноручно вручить Нельсону глаза Коннора. Поскольку заготовительное предприятие работает в полностью автоматическом режиме, подчиненные Дювана заглядывают туда нечасто; даже фельдшер, в обязанности которого входит заботиться о пациентах, редкий гость там, потому что всю работу проделывает машина.

Лайл, фельдшер, не знает, что Арджент подменил его запасной ключ запасным ключом к личной ванной комнате Дювана. Время от времени, когда Скиннер твердо уверен, что за заготовительной фабрикой не наблюдают, он прокрадывается туда и разглядывает расплетов, придумывает им истории и воображает себе их прежнюю жизнь. Примеряет на себя их лица. Арджент всего на три года перерос разрешенный возраст расплетения, но чувствует себя намного старше. А что, будет здорово опять ходить с молодым лицом…

Однако сегодня он появляется в «заготовителе» с совсем иной целью.

Пока Дюван, сидя перед экраном своего развлекательного центра, расставляет по ранжиру участников аукциона, Арджент проникает в «заготовитель», находит Коннора в цилиндрическом спальнике и вращает барабан, пока Коннор не оказывается прямо перед Арджентом. Теперь надо отключить его от системы машинного мониторинга и отсоединить капельницу с успокоительным, держащим его в полубессознательном блаженстве.

— Это все ты виноват! Слышишь?

Коннор что-то лениво и неразборчиво бубнит в ответ. Ничего, скоро его сознание прояснится.

— Смотри, что Нельсон сотворил со мной! Он бы никогда так не поступил, если бы ты не приложил руку раньше! — Он отвешивает Коннору такую пощечину, что тот весь сотрясается. — Зачем ты это сделал? Ведь мы могли бы стать одной командой! — Он снова бьет его, еще сильнее. — Такие дела могли бы провернуть! Благородные разбойники — вот кем мы могли бы стать! А теперь у меня даже морды, и той нет! С одной стороны сплошные шрамы, а на другой — вообще ни черта!

Он хватает Коннора и трясет:

— Где моя сестра, будь ты проклят?

Коннор поворачивается к нему лицом, моргает, зевает и наконец узнает его:

— Арджент!

— Где Грейси? Если ты позволил Нельсону тронуть ее хоть пальцем, я тебя укокошу!

Похоже, Коннор пока еще не воспринимает, что ему говорят.

— Если здесь ты, то я, должно быть, в преисподней, — бормочет он.

— Прямо в точку!

Коннор пытается сесть и стукается головой о низкий потолок своей ниши. Арджент надеется, что ему очень больно.

— Я разбудил тебя, чтобы сообщить: ты пойман и скоро пойдешь на запчасти. Мне, вообще-то, до лампочки, но ты заслуживаешь узнать это. Риса тоже у Дювана, но, судя по всему, останется целой.

— Риса здесь? Он поймал Рису? Кто этот Дюван?

Арджент не собирается повторять все еще раз. Он всаживает Коннору чувствительный удар под ребра. Коннор пока слишком слаб, чтобы оказать сопротивление, и Арджента это вполне устраивает.

— Думал, ты такой умный, да? Раскроил мне харю и доволен? А кто сейчас умный, а? И ГДЕ МОЯ СЕСТРА?!

— В антикварной лавке, — мямлит Коннор. — Была там, когда я видел ее последний раз. — Он с трудом поднимает руки. — Что это на мне за дрянь? Как будто паутиной опутали…

— Комбинезон из железного микроволокна — что-то вроде нижнего белья. Его не нужно снимать перед расплетением. Мы так их и называем — «расплезоны».

Внезапно барабан с расплетами пробуждается к жизни, начинает сам собой вращаться, и Коннора уносит прочь от Арджента. Цилиндр делает четверть оборота и останавливается; затем пара механических рук, словно в старинных музыкальных автоматах, выбирающих пластинку, вынимает из ниши девочку-расплета и кладет на короткий транспортер, ведущий к дверце разделочной камеры — той самой штуковины на другом конце «заготовителя», которую Арджент надеется никогда не увидеть изнутри. Он знает, что случится дальше. Девочку приведут в сознание; она обнаружит, что может двигаться, и закричит, прося помощи, но никто не отзовется. Затем, когда аппарат убедится, что она полностью пришла в сознание, дверца камеры откроется и лента понесет девочку внутрь.

— Нужно, чтобы они были в сознании, иначе это не расплетение, — объяснял ему как-то Дюван. — Процедура должна быть гуманной, безболезненной, но они должны отдавать себе отчет в происходящем, шаг за шагом.

Арджент как-то стоял над одним расплетом и пытался его успокоить. Молол всякую утешительную чушь, говорил, будто родители все равно любят его, но пацан несмотря ни на что впал в панику и отправился в камеру точно в таком же истерическом состоянии, как и все прочие. После этого Арджент больше не пытался их утешать.

Барабан останавливается, и Скиннер, найдя глазами Коннора, вручную возвращает его обратно.

— Что происходит? — спрашивает Коннор, выговаривая слова чуть более отчетливо, чем несколько мгновений назад.

— Аукцион сегодня, вот что происходит, — отвечает Арджент. — Четверых ребятишек продают с молотка. Меньше, чем обычно, зато четвертый — вот где будет масса деньжищ. Дюван специально выставляет на торги первых трех, чтобы довести покупателей до нужной кондиции перед главным номером дня. Кстати, то же самое случится, когда настанет твой черед. Тебе теперь полные кранты, куда хуже, чем мне! Веселись, приятель!

С этими словами он, еще раз сунув Коннору как следует, вновь запускает капельницу и уходит.

Он так и не увидел, что Коннор, не сразу впавший в дрему, сумел выдернуть канюлю из руки.

Как только Арджент скрывается за дверью, Коннор начинает действовать. Но даже обретя ясность сознания, он не может придумать, как ему выбраться из «заготовителя» целым. Дверь, через которую пришел и ушел Арджент, заперта на ключ; а обыкновенный старомодный ключ — это тебе не код, который можно было бы попытаться взломать. Все равно что быть замурованным в Великой Пирамиде. Что касается камеры для расплетения, то это машина, вещь бездушная. Черный прямоугольный ящик, подвешенный на пружинистых ногах, компенсирующих неожиданные турбуленции, похож на паука-сенокосца. Есть контрольная панель, но Коннор не представляет, как ее открыть, не говоря уже о том, чтобы получить доступ к управлению.