Поэтому он и вглядывается в отражение в зеркале, ища в себе новую решимость, еще более глубокую, чем прежде. То, что написано на его лице, слишком трудно прочитать. Но он знает, как можно упростить дело.

Лев берет с умывальника ножницы, которые захватил с собой и решительно отрезает свой конский хвост; тот падает на пол. Прическа теперь — просто загляденье: белобрысая кособокая щетка. Лев подхватывает одну прядь и отрезает ее как можно ближе к корням. Потом проделывает то же самое с другой, с третьей, и так пока волосы не устилают весь пол, а голова не становится похожа на свежескошенный луг.

И снова Кили барабанит в дверь.

— Лев, я не могу больше терпеть!

— Еще немного, — отвечает Лев. — Скоро закончу.

Он кладет ножницы и намыливает неровную щетину на голове. А потом заносит бритву…

В эти дни татуировки делают себе в основном молодые, собирающиеся покинуть резервацию арапачи, те, что решились выйти в широкий мир, прихватив при этом с собой постоянное напоминание, откуда они и кто они — символ, который можно было бы с гордостью демонстрировать другим.

В резервации мастеров татуировки можно по пальцам пересчитать, да и то лишь один из них обладает настоящим талантом. Остальные так, рисовальщики по трафаретам. Лев отправляется к Джейсу Тазе, мастеру с талантом, и ждет снаружи, пока не уходит последний посетитель.

Джейс окидывает его взглядом с ног до головы, не зная, беспокоиться ему или радоваться.

— Ты беглец, скрывающийся у Таши’ни, да? Тот, что поймал орган-пирата?

Лев мотает головой.

— Ты разве не слышал? Я больше не беглец и не скрывающийся. Я теперь полноправный член племени.

— Здорово! — Джейс показывает на обритую голову Лева. — А куда подевалась твоя грива?

— Не нужна больше.

Так Лев ответил Таши’ни и отвечает всякому, кто спрашивает. Его бритая голова, как он и предвидел, встревожила Элину, но приемная мать считает, что он имеет право на собственный выбор.

— Чем могу помочь? — спрашивает Джейс.

Лев вручает ему несколько бумажных страниц и объясняет, чего хочет. Джейс просматривает страницы, затем с сомнением смотрит на собеседника:

— Ты это серьезно?!

— А что, похоже, что я шучу?

Джейс просматривает страницы снова и снова.

— Уверен, что тебе этого хочется?

— Уверен.

— Столько чернил и всё разом?

— Да.

— Смотри, будет больно. Очень больно.

Лев уже все обдумал заранее.

— И пусть будет больно, — говорит он. — Должно быть больно, иначе весь смысл теряется.

Джейс окидывает взглядом мастерскую, указывает на свои многочисленные рисунки.

— Слушай, а может, лучше вот этого красавца-орла? Или медведя? Ты не арапач по рождению, так что можешь выбрать себе духа-хранителя сам. Горный лев тоже классно выглядит в наколке.

— У меня уже есть дух-хранитель, и я не хочу накалывать его. Мне надо вот это! — И он указывает на страницы в руке Джейса.

— Это займет уйму времени. Много дней.

— Устраивает.

— А плату потянешь? Мои услуги стоят недешево.

— Заплачу сколько скажешь.

Таши’ни обеспечили Лева таким количеством карманных денег, что хватило бы надолго. Этого более чем достаточно, чтобы заплатить Джейсу за его время и его талант. А после окончания работы Леву арапачские деньги больше не понадобятся, потому что за пределами резервации они не в ходу.

Он не сообщил Элине и Чалу, что покидает их. Он вообще никому ничего не сказал, потому что все, конечно, примутся его отговаривать или, по меньшей мере, постараются выяснить, куда он направляется. А это должно остаться тайной.

Лев вынимает из бумажника пачку купюр и показывает Джейсу. Как везде в мире, деньги — лучший аргумент.

Несколько минут спустя начинается их первая сессия. Лев дает Джейсу полную творческую свободу.

— С чего начнем? — спрашивает Джейс.

— С макушки и вниз, — отвечает Лев, затем откидывается в кресле и закрывает глаза, готовясь к предстоящим мучениям.

Риса приходит в себя и первое, что слышит — сиплый гул какой-то машины, громкий и одновременно приглушенный. Девушка лежит на огромной двуспальной кровати в комнате, отделанной полированным красным деревом и латунью. Риса все еще в тумане. Подташнивает. Кровать под ней слегка покачивается. Последствия транка.

— Не торопись, — произносит незнакомый мужской голос. — Ты была под транком восемь или девять часов подряд, поэтому будешь приходить в себя дольше, чем обычно. Я бы отнесся к тебе с большим милосердием. Использовал бы транк полегче.

Мужчина разговаривает с переливчатыми интонациями и восточно-европейским акцентом. Возможно русским. Нет, не совсем, но где-то близко.

Зрение Рисы фокусируется, и она видит собеседника — тот стоит в другом конце комнаты, смотрится в зеркало и приглаживает волосы. Стройный, хорошо одетый, темная шевелюра. Риса настороженно подтягивает колени, опасаясь, не случилось ли чего во время ее долгого беспамятства.

Мужчина скользит по ней взглядом, замечает ее движение и усмехается:

— Беспокоиться не о чем. Тебя никто пальцем не тронул, пока ты спала.

Голова Рисы словно пеной накачана — этакий гоголь-моголь, взбитый из пустоты. Девушка может задать лишь один вопрос, лежащий на самой поверхности:

— Где я?

— На «Леди Лукреции», — отвечает он. — В моем заготовительном лагере.

Теперь у нее достаточно кусочков, из которых можно сложить хотя бы часть мозаики. Человек, ворвавшийся в антикварный магазин, был орган-пиратом, значит, она сейчас у дельца черного рынка. Орган-пират убил Джека, того мальчика, которого Риса обещала защитить, а по сути послала на смерть. И что с Соней?

— В заготовительном лагере… — повторяет она, надеясь вытянуть из собеседника больше информации.

— Да. И ты, и твой друг Коннор.

Вот этого она не ожидала. Риса трясет головой, не желая верить услышанному:

— Неправда! Коннора там не было!

Собеседник смотрит на нее с любопытством:

— Вот как? Я думал, вас поймали вместе. Хотя, вообще-то, Нельсон в подробности не вдавался…

«Нельсон? Тот самый Нельсон? Не может быть!..» Однако, вызвав в памяти лицо орган-пирата, Риса понимает, что видела его и раньше. Вернее, его половину. Внезапно вся комната сотрясается, и желудок девушки подкатывает к горлу. Ее выворачивает, едва она успевает перегнуться через край кровати.

Иностранец садится рядом и участливо поглаживает Рису по спине, а у той даже нет сил, чтобы отпрянуть.

— Меня зовут Дюван, и пока ты на моем попечении, тебе не будет причинено вреда. — Он достает из мини-бара около кровати банку клуб-соды и дает Рисе глотнуть. — Я понимаю, слишком много всего тебе пришлось сейчас переварить, вот желудок и не справился. — Он отдает ей банку с напитком. — Не беспокойся, сейчас пришлю кого-нибудь убрать здесь. А пока я должен заняться делами. Отдыхай, Риса. Мы еще поговорим, когда ты окончательно придешь в себя.

Дюван направляется к двери, но на самом пороге оборачивается:

— Если тебе опять станет нехорошо, думаю, стоит выглянуть в окно — поможет.

Как только он скрывается за дверью, Риса перекатывается на другой край кровати и дергает занавеску. За ней обнаруживается окно, но вовсе не такое, какое она ожидала увидеть. Оно овальной формы, а за ним — облака. И больше ничего.

Не тратя лишних слов: Антонов АН-225 «Мрия» — самый большой летающий объект из когда либо построенных человеком. Шесть двигателей огромного грузового самолета могут похвастаться большим числом лошадиных сил, чем вся наполеоновская кавалерия. Сдвинуть гору? Этому самолету такая задача по плечу. Их построили всего два. В первом разместился музей авиации Украины. Второй принадлежит богатому чеченскому предпринимателю Дювану Умарову, который в настоящее время ведет переговоры о покупке первого.