Когда они достигают конца моста, из толпы раздаются приветственные возгласы. Уна была права, наставляя Лева, как себя вести: что правда, то правда, ему очень хочется понежиться в лучах славы. Процессия подходит ближе к зрителям, и приветствия сменяются негодующими криками. Лев не сразу соображает, что крики предназначены Фретуэллу, ковыляющему позади в сопровождении усиленного наряда охранников с каждой стороны.

Толпа осыпает его ругательствами и на арапачском, и на английском — чтобы у пленника не оставалось сомнений, как сильно его тут ненавидят. Зрители напирают на цепь конвоиров, словно пытаясь добраться до Фретуэлла, но Лев подозревает, что это тоже лишь своеобразное шоу. Да, они с удовольствием разорвали бы пирата в клочки, но не станут этого делать. Нет уж, пусть помучается как следует; чем дольше он будет страдать, тем больше возможностей для публичного унижения.

— А пошли вы все к такой-то матери! — орет Фретуэлл. Зрители в восторге — ругань Фретуэлла позволяет им ненавидеть его еще больше.

К процессии подходит шеф полиции — забрать преступника. Лев несколько разочарован — вождя племени не видно; но, может, Лев ждал слишком многого?

Шериф меряет Фретуэлла взглядом. В глотке орган-пирата клокочет знакомый гортанный звук — он собирает мокроту для плевка.

— Только попробуй — умрешь на месте, — предупреждает один из стражей. Адамово яблоко Фретуэлла прыгает вверх-вниз — арестант проглатывает то, чем собирался плюнуть в шерифа.

Страж закона поворачивается к героям дня и пожимает им руки.

— Отличная работа, — хвалит он.

Фретуэлла сажают в патрульный автомобиль и увозят. Конец вечеринки. Лев не в силах скрыть своего разочарования.

— А ты чего ожидал? — едко говорит Уна. — Почетную медаль? Ключ от резервации?

— Не знаю… Уж конечно чего-нибудь побольше, чем простого рукопожатия.

— Рукопожатие нужных людей значит в наших местах очень много.

И, надо сказать, рукопожатиям нет конца.

Сначала — от зрителей, пока толпа еще не рассосалась. Люди всех возрастов пробираются вперед, чтобы пожать Леву руку, высказать слова благодарности, поздравить. И наконец юноша понимает, что симпатия простых арапачей нужна ему больше, чем официальное признание заслуг. Важнее пожать руку каждому человеку по-отдельности. Именно при такой поддержке на внутреннем, личном уровне он может рассчитывать, что Совет племени отнесется к нему всерьез.

В дни, последовавшие за арестом Фретуэлла, Лев делает все, чтобы стать заметной общественной фигурой в городе.

В кафе и ресторанах его кормят бесплатно. Он благодарит за гостеприимство, но в свою очередь оставляет щедрые чаевые. Его останавливают на улицах — целые семьи желают с ним сфотографироваться. Дети подбегают за автографом. Кто бы к нему ни обратился, он ко всем относится с почтением и благодарностью. Он сдержан в выражении собственных эмоций, как его учила Уна. Это поведение воина-героя былых времен, перенесенное в современные условия.

— Не понимаю я тебя, — говорит ему Элина Таши’ни, мать Уила, женщина, которую Лев полюбил как родную мать. — Ты явился сюда, чтобы не привлекать внимания, а теперь купаешься в нем, как чушка в грязи. Может, твой дух-хранитель не эта обезьянка, а свинья?

— Свинья валяется в грязи не просто так, на это у нее есть причина, — возражает Лев. — И у меня тоже есть причина.

Элине она известна, но она беспокоится за Лева.

— Ты всего лишь мальчик. Причем один. Неужели ты думаешь, что у тебя получится перевернуть небо и землю?

Может и нет. Но он по-прежнему мечтает сорвать с неба луну.

Суд над орган-пиратом длится всего один день. Присяжным строго-настрого приказано отнестись к подсудимому беспристрастно, без мстительности. Фретуэлла признают виновным в похищении, заговоре с целью убийства и пособничестве убийце, — потому что согласно закону арапачей расплетение и убийство — это одно и то же. Вынося приговор, судья делает ход, который, однако, никого не удивляет: вместо пожизненного заключения он вводит в действие древнюю традицию.

— Пусть пострадавшие сами назначат преступнику наказание, — провозглашает судья, тем самым развязывая Таши’ни руки: те могут сделать с Фретуэллом что угодно, вплоть до самой жестокой казни.

— Где справедливость? — вопит Фретуэлл по пути в тюрьму после вынесения приговора. — По-вашему, это справедливо, да?! — Но уши окружающих глухи к его мольбам.

На следующий день Элина, Пивани и Чал Таши’ни приходят в тюрьму, чтобы впервые встретиться с Фретуэллом лицом к лицу. Их сопровождают Уна с Левом. Накануне в суде Лев заметил, что никто из Таши’ни не только не встречался с преступником взглядом, но даже избегал смотреть в его сторону. Возможно, из-за того, что их воротило от его вида, а возможно, и по другой причине: тем значительнее станет сегодняшняя встреча.

Фретуэлл в тюремной камере — жалкое зрелище. Он грязен даже в чистом бежевом комбинезоне, одежде арапачских заключенных.

Пивани, Чал и Уна остаются у двери; Элина же приближается к узнику. Лицо ее бесстрастно. Лева охватывает священный трепет: эта женщина — настоящая героиня из арапачских преданий. Элина смотрит на Фретуэлла в упор, и под ее взглядом тот поднимается на подкашивающихся ногах.

— С вами хорошо обращаются? — спрашивает Элина. Врач — всегда врач.

Фретуэлл кивает.

Она долго всматривается в него, прежде чем заговорить снова:

— Мы обсудили различные варианты наказания за похищение и убийство нашего сына.

— Он не умер! — упорствует Фретуэлл. — Все части его тела живы — я могу это доказать.

Элина не реагирует.

— Мы все взвесили и пришли к выводу, что ваша смерть от наших рук бессмысленна.

Фретуэлл выдыхает с облегчением.

— Поэтому, — продолжает Элина, — вы будете переданы в Центральный уголовный изолятор племени арапачей. До самого конца жизни вам не будут давать ничего, кроме хлеба и воды — по минимуму, лишь бы хватило выжить. Вам не будут разрешены никакие развлечения. У вас не будет никаких контактов с другими человеческими существами. Таким образом, вы останетесь наедине с собственными мыслями до конца ваших дней.

Глаза Фретуэлла наливаются ужасом.

— Как, совсем ничего? Вы обязаны дать мне хоть что-то! По крайней мере Библию. Или телевизор.

— Одну вещь вы все-таки получите, — говорит Элина. Чал достает из-за спины спрятанный там предмет.

Это веревка.

Чал вручает ее присутствующему тут же охраннику, а тот передает сквозь прутья решетки арестанту.

— Это жест милосердия, — продолжает Элина. — Когда ваше существование станет совсем невыносимым, вы сможете положить ему конец.

Фретуэлл вцепляется обеими руками в веревку и, не отрывая от нее глаз, разражается рыданиями. Удовлетворенные, Лев, Уна и Таши’ни покидают комнату.

На следующее утро Фретуэлла находят в камере мертвым — он повесился на потолочной лампе. Вот и ответ на его вопрос. С ним и вправду обошлись по справедливости.

Лев не имеет понятия, станет ли кто-нибудь во внешнем мире оплакивать этого человека. Собственное сердце юноши, похоже, зачерствело. Поимка Фретуэлла, его осуждение и жалкий конец означают для него лишь одно — благоприятный случай.

Под вечер того же дня Лев направляет в Совет племени запрос об аудиенции. Спустя неделю приходит вызов. Элина удивлена, что Совет вообще отреагировал на обращение Лева. А вот Чал принимает это как должное.

— По закону, они обязаны отвечать на любое обращение, — указывает он.

— Да, и некоторые просители ждут годами, — говорит Элина.

— Наверно, Лев слишком значительная фигура, чтобы тянуть с его делом.

Мысль о том, что он — значительная фигура несмотря на свой малый рост, щекочет самолюбие Лева и одновременно приводит в смущение.

Элина с Чалом сопровождают его в Совет, хотя Лев предпочел бы пойти один. В автомобиле Чал уверяет:

— Никому не стоит появляться перед Советом без врача и юриста. — И с лукавой улыбкой добавляет: — К тому же, изводить Совет племени — одна из моих рабочих обязанностей.