— Отнюдь не падшей. Просто эта опасная тропинка может завести тебя слишком далеко, а мне этого не хотелось бы.

— Ты сейчас похож на ревнивого супруга, Филип, — бесстрастно бросила Сабрина. — Там, где нет любви, а ты ничего подобного ко мне не испытываешь, почва слишком бесплодна и способна взрастить лишь ревность.

— Я никогда не стану ревновать женщину, особенно свою строптивую жену. Но и рога носить не собираюсь, Сабрина. Сегодня я позволил тебе флиртовать с Ричардом. В последний раз. Этому будет положен конец. Мне казалось, после всего, что я для тебя сделал, ты должна хотя бы выказать некоторую благодарность.

Сабрина только что поклялась себе никогда и ничем не швыряться в мужа, но рука помимо ее воли стиснула щетку. Она словно со стороны наблюдала, как эта самая рука поднимается и щетка описывает дугу в воздухе. Филип схватился за челюсть. Наконец-то ей удалось причинить ему боль!

— Ты жалкий глупец, Филип. Убирайся.

— Не сейчас, мадам. Еще рано.

Он одним прыжком оказался рядом, перекинул ее через плечо и шагнул к кровати. Она и оглянуться не успела, как Филип бросил ее на перину и принялся шлепать. Сабрина попыталась вырваться, но он оказался сильнее. Сабрина осыпала мужа проклятиями, но он только смеялся. И лишь когда рука устала, поставил Сабрину на пол.

— На будущее, если вздумаешь снова бросать в меня вещами, запомни, какое последует наказание. В следующий раз я задеру тебе юбки, и тогда будет куда больнее! Так что впредь будь поосторожнее.

И, не удостоив ее взглядом, вышел.

— Подумать только, я искренне считала, что жизнь с тобой будет куда лучше, чем прозябание в жалкой гостинице! Какой идиоткой я была! — выкрикнула Сабрина ему в спину.

Дверь приотворилась, и в комнату просунулась голова Филипа.

— Не испытывай моего терпения, Сабрина!

— Твое терпение? Я ни в чем не виновата перед тобой, но ты не желаешь понять этого!

Она тяжело дышала, и Филип, услышав ее срывающийся голос, полный невыносимой боли, мгновенно опомнился. Он этого не вынесет!

— Сабрина, — прошептал он, протягивая руки. Но она с тихим возгласом метнулась в угол и, оказавшись на безопасном расстоянии, немного осмелела.

— Вы заявили, милорд, что это ваш дом. Как по-вашему, сколько стоит эта спальня? Я с радостью выкуплю ее у вас, и тогда вы, может быть, перестанете постоянно напоминать о необходимости быть вам благодарной.

— Дарю тебе эту комнату. Доброй ночи, Сабрина.

— Значит, вы не желаете выслушать, как я заманила Ричарда в уединенную гостиную, заперла дверь от любопытных глаз и, несмотря на благородные протесты маркиза Арисдейла, бесстыдно совратила его? Это у меня в крови, не так ли? Что ни говори, а я провела с вами пять дней и ночей! Да, я развратница, в этом нет никакого сомнения! Жажду затащить в постель любого мужчину, особенно после испытанного в ваших объятиях наслаждения. Моя душа распутницы заставляет меня искать все новых развлечений. Ричард неотразим и словно окружен тайной… Клянусь, женщины без ума от него. При мысли о нем у меня голова идет кругом.

Филип благоразумно молчал. Сабрина явно на грани истерики. Не стоит дразнить ее.

Он кивнул и осторожно выскользнул в коридор. Сабрина долго стояла, глядя на закрытую дверь и кусая губы. В глазах блестели непролитые слезы.

Но она не заплачет. Он не стоит ее мучений.

Нет, она больше никогда не выкажет слабости.

Три дня спустя, за обедом, Филип заметил:

— Видишь ли, Сабрина, мы живем в одном доме, но ты неизменно ухитряешься при каждой встрече смотреть сквозь меня. Не стану отрицать, ты послушна и ни в чем не противоречишь, но тебя здесь будто и нет. Ты избегаешь меня. Довольно! Твоя фальшивая покорность сводит меня с ума.

Сабрина отложила вилку и стала слушать мужа, не сводя глаз с его лица. Казалось, все ее внимание сосредоточено на нем, но Филип видел, что это не так. Именно в эту минуту он и решил увезти жену в Динвитти-Мэнор, подальше от столицы, соблазнов и тяжелых воспоминаний. В Динвитти все будет по-другому. Повариха будет кормить ее нектаром и амброзией. Сабрина поможет Филипу завершить план башни. Чертежи с прошлого лета пылились на полке. Но сейчас Филипа снова охватил зуд созидательства. Он готов все начать сначала. Филип любил строить. Интересно, понравится ли Сабрине его затея? Кроме того, Филип напишет Роэну и Сюзанне и пригласит их погостить. Да, прекрасная мысль!

— Как именно я должна измениться, Филип? Что бы ты хотел? Я сделаю все, что в моих силах.

Филип отчетливо осознал, что отдал бы все на свете, лишь бы она запустила тарелкой ему в голову. Но Сабрина, естественно, не сделала ничего подобного. Она сидела неподвижно, сложив руки на коленях. Куда девалась ее неиссякаемая энергия? Она словно потухшая свеча! Филипу стало не по себе. Черт, если она и дальше будет продолжать в том же роде, он запрет ее в новой башне!

— Я хочу, чтобы ты встала. Подошла ближе. И поцеловала меня.

Сабрина без малейшего колебания поднялась, шагнула к мужу и, наклонившись, на мгновение прижалась губами к его рту. Мимолетное легкое прикосновение, не выражавшее ни гнева, ни страсти, ни какого-либо чувства. Так, нечто случайное.

Она тут же выпрямилась, направилась к окну и, откинув гардины, принялась рассматривать унылый зимний пейзаж.

— Поедем сегодня в «Олмэкс»? Ты любишь вальс. Надеюсь, это развлечет тебя.

— То, что доставляет удовольствие тебе, естественно, должно нравиться и мне, — равнодушно бросила Сабрина.

Она даже не соизволила повернуться, когда говорила с мужем! Такое пренебрежение донельзя взбесило Филипа.

— Я спрашиваю, что ты предпочитаешь, Сабрина.

На этот раз она обернулась и опустила голову: должно быть, мыски туфель были для нее куда важнее и интереснее собеседника.

— Мне казалось, что ты находишь «Олмэкс» скучным. Кроме того, похоже, вот-вот пойдет снег. Облака нависли совсем низко, и небо почти черное.

— И что из того? Подумаешь, какой-то снег! Мне нравится танцевать с тобой вальс.

— Понимаю, — кивнула Сабрина, поплотнее закутываясь в шаль. — Я, разумеется, готова исполнить волю мужа.

— Не уходи. Сядь.

Сабрина без единого слова опустилась на стул.

— Я осведомился о твоих желаниях. Речь вовсе не идет об исполнении моей воли.

— Но мои желания не так важны по сравнению с вашими повелениями, милорд.

— Прекрасно, я повелеваю немедленно прекратить разыгрывать из себя заезженную старую клячу.

Филипу показалось, что в потухших глазах сверкнули гневные искорки, и он почувствовал, что больше всего на свете жаждет раздуть их в бушующее пламя, в котором готов сгореть. Он хотел еще раз увидеть, как она сжимает кулаки, услышать звон бьющейся посуды.

Но, к его величайшей досаде, Сабрина осталась неподвижна. Однако Филип упрямо продолжал:

— Возможно, там будет Ричард Кларендон. Теперь я понял, что для нас он всегда останется верным другом. Возможно, ты с удовольствием поболтаешь с ним.

Все эти излияния, по мнению Филипа, вполне заменяли извинения. По его убеждению, мужчина, как бы не прав он ни был, не должен открыто выражать раскаяние и униженно молить о прощении. Он честно пытается предложить мир! Должна же Сабрина это понимать!

— В таком случае, милорд, — объявила она, поднимая голову, — я согласна поехать.

— Что?! Что ты хочешь этим сказать?!

— Только то, что я согласна поехать. И, как вы верно заметили, не стоит обращать внимания на снег.

Теперь Филип далеко не был так уверен, что она действительно поняла сказанное им. Неужели она захотела посетить «Олмэкс» только потому, что надеется увидеть Кларендона?

Окончательно запутавшись, Филип взирал на жену со всевозрастающим раздражением.

— Что-то не нравится мне вся эта затея с женитьбой, — буркнул он наконец и, отшвырнув стул, почти выбежал из столовой.

— Знаю, — успела крикнуть вслед Сабрина, — и, по правде говоря, мне тоже!