– С чего она вообще на тебя разоралась? – сверкала глазами подруга. – Если моет полы в рабочее время, понятно, что по ним будут ходить и натаптывать! Но взрослых она почему-то не замечала, именно на тебя накинулась! Вот с чего?! Или ты не человек?!

– Интересный вопрос! – признал он. – А что у нас говорит по этому поводу классическая педагогика?

Олеся глубоко задумалась. С одной стороны, подросток – несомненно человек! А вот с другой… если его воспитывать положено, то как бы уже и не очень, как бы еще недовоспитанный… как бы недочеловек…

– Дети – цветы жизни, – наконец неуверенно сказала она.

Классическую педагогику она явно не знала. Он аккуратно придержал девушку у тротуара. Быкоподобный водитель за стеклом беззвучно обматерил их, одарил бешеным взглядом и унесся – хотя они стояли на переходе.

– Я вот подумала, – возмутилась снова подруга, – и получается, мальчик всем и везде уступать обязан! Старикам и взрослым – из уважения, женщинам с детьми – само собой разумеется; девушкам – из вежливости, девочкам – потому что он же мужчина! А подростки постарше младшего и так пнут. Это что же у вас за жизнь?! Со всех сторон долбят! Повеситься можно!

– Вешаются, – сказал он. – Изредка. Чаще становятся наглыми. Бессовестность тоже неплохо выручает. В общем, всё как у собакоголовых обезьян. И что-то надо с этим делать…

– А в других мирах как? – тут же с жадным любопытством спросила она.

Он незаметно вздохнул. В последнее время ему пришлось отвечать на этот вопрос столько, сколько за все предыдущие жизни не приходилось.

– Йоха! – сказал он проникновенно. – Моя прелестная любознательная йоха! Вот чтоб ты знала: именно этот мир и есть для меня другой! Я здесь меньше всего появлялся!

Он огляделся, взял девушку за руку и повел через дорогу. С такой внимательностью под асфальтовый каток попадет и не заметит.

– Ну, Володя, правда, а как там? – заскакала она рядом.

– Ты знаешь, что при определении среднестатистической величины откидывают крайние значения? – спросил он. – Понятно, не знаешь, не нужны знания музыкальному работнику… так вот, их откидывают. Земля – это и есть крайняя величина, мир собакоголовых обезьян, блин… а другая крайняя величина – Жерь Светлолиственная. Там даже Бессмертные чтят заветы. Остальные миры – ну, где я бывал, – болтаются около среднестатистической… понятно?

– Нет!

– Предметное мышление? – посочувствовал он. – Ну ладно, вот тебе примеры…

Они подошли к школе. Дверь, естественно, оказалась закрытой.

– Если бы на Астуре преподаватель подошел к школе, – сказал он, – вот если бы на Астуре… а преподаватель там – это о-го-го, потому что оплатил образование… и сторож с чего-то не ждал бы его на крыльце… то на Астуре такой сторож по жалобе преподавателя потерял бы работу. Сразу. Нашлось бы немало сторожей на его место, которые бы смотрели, кто подходит к школе! А этот разгильдяй загнулся бы от голода. Вместе с семьей. Вот это – около среднестатистической. А на Жери Светлолиственной никому в голову не придет запирать учильни. И никому в голову не придет что-то украсть в учильне или напакостить. За такое – смерть. Ну или как вариант – изгнание из обитаемых мест, что тоже не мёд. А на Земле… заперла техничка дверь да и ушла. И знать не желает, что у нас репетиция. Ее, чтоб открыла, еще долго упрашивать придется. И не факт, что пустит…

Он вздохнул. Ему предстоял здесь страшно долгий путь! Когда еще появится на Земле некто, подобный Имангали?

– Да это просто у нас такая школа! – взялась оправдываться девушка.

– У нас, между прочим, лучшая в городе школа, – рассеянно заметил он и пнул дверь. – Я школу специально выбирал, два раза менял…

Он еще раз пнул дверь, пожал плечами и уверенно отправился за угол.

– Там окно не закрыто, – невинно пояснил он. – Влезу и открою дверь. А то ведь сейчас ребята подтянутся.

– Ну да! – проворчала девушка. – И поэтесса твоя при них…

Раздался слабый звон стекла, громкая ругань… Олеся Михеевна разом осознала себя учительницей и схватилась за голову. Это что получается? Что хулиган Вовочка бьет окна, а она на стреме стоит? Позор-то какой!

– Позор какой! – пропыхтел он, пытаясь открыть дверь. – Завуч пришла, чтоб провести очень важную репетицию, и вынуждена стоять под дверьми! Докладную директору на пьяную техничку!

Искомая техничка перестала удерживать дверь и остервенело схватила его за плечо. Олеся Михеевна зажмурилась… боже, подерутся сейчас! Позор-то какой…

– Не смейте бить ребенка, – раздался за ее спиной холодный голос. – Понаберут пьяниц…

Нинель Сергеевна, строгая и неприступная, прошла в школу, даже не удостоив никого взглядом.

– Техничка должна мыть полы, – напомнил он очевидное прямо в багровое от бешенства лицо. – А сторож – открывать перед начальством дверь!

Отцепил болевым приемом от плеча толстые пальцы и пошел следом.

– Ключа от актового зала не получите! – прилетел в спину крик. – Ходят тут всякие! Разрешения от директора не было! Не получите ключа!

– Подумаешь! – проворчал он. – Дверь выломаю. Там филенки слабые, я проверял…

Олеся Михеевна охнула за спиной. Кажется, она начала вспоминать, что интеллектуал Вовочка – это только для нее, а для остальных так настоящий хулиган!

– Ну-ка, дайте разогнаться… – пробормотал он и пригнулся в позицию среднего старта.

Олеся Михеевна вцепилась в него, он начал вырываться…

– Володя! – сердито сказала Нинель Сергеевна. – Хватит издеваться над бедной девочкой!

– Хватит жить бедной девочкой! – огрызнулся он. – Уже техничка об завуча ноги вытирает! Пусть решит уж, где ей быть – сверху или снизу! Отпусти, я сейчас чего-то поломаю!

– Володя!

– Какая интересная у вас школа! – отметила юная поэтесса, подходя к импровизированному рингу.

Нинель Сергеевна вопросительно выгнула бровь.

– Выходной, а дверь открыта, – пояснила девочка. – Вот бы в нашей школе так…

– Интересная не потому, что учительница с учеником борется за право выбить дверь? – уточнила Нинель Сергеевна.

Олеся Михеевна опомнилась и отцепила пальцы от шеи друга.

– А чего это в школе дверь открыта и техничка не кусается? – полюбопытствовал Марусюк, объявляясь в коридоре.

– Ну нашли что обсуждать! – пробурчал Володя, открывая актовый зал своим ключом. – Может такое быть, что она просто человек хороший?

– Техничка – самый страшный человек! – серьезно сказал Марусюк. – Не знает ничего, не хочет знать, делать ничего не хочет – но лезет командовать всем!

– Да у нас не технички – у нас вся страна такая…

– Хорошая у вас школа! – сказал младший Серый, проходя в зал. – Дверь в выходной открыта, на вахте не рычат…

– Сейчас начнем репетицию. Все чтоб выкинули лишнее из головы! – разозлился он.

– Да запросто! По сравнению с тем, как трудно обычно пройти в школу, танцы твои сумасшедшие с сальто вперемешку – просто семечки!

Решили начинать. Но тут Олеся Михеевна смущенно огляделась, вышла на сцену – и одним движением сняла юбку. Для этого, оказывается, достаточно было расстегнуть пуговицу… сбоку… Установилась растерянная тишина. Потом юная поэтесса-гимнастка-танцовщица и просто красавица озадаченно присвистнула.

– Что не так? – забеспокоилась учительница и поправила коротенькие шорты. – У меня же туфли спортивные…

– И не надо так завидовать, Милочка, – сделала замечание девочке Нинель Сергеевна. – Вот это и есть настоящая женская красота. А ты у нас пока что кошка тощенькая.

Он безнадежно вздохнул, взял барабан и выдал оглушительную дробь. Началась разминка, но ребята всё косили непроизвольно глазами… Ну непривычно им, чтоб учительница на сцене скидывала одежду! Блин, он ведь сам попросил Олесю быть дублершей танцовщице-прима! И не то чтобы подзабыл, что женщины из любого действа устроят соревнование. Наоборот, на соревновательность и рассчитывал. Но… нельзя же вот так: то в длинной юбке, а потом раз – и совсем без! У нынешних подростков, говорят, сердце нестабильно работает из-за акселерации, окочуриться можно при таких испытаниях! Всё же осталась некая сумасшедшинка в Олесе после того приключения. Отчего она, кстати, стала живой, настоящей и очень непосредственной девушкой. То есть – в учителя больше не годится. В артисты – очень даже да, а в учителя – уже нет… Вот Нинель Сергеевна – иное дело!