Девушка сделала шаг от стены, чтобы пройти ещё немного — до ближайшей глухой подворотни, где она смогла бы отдышаться и вернуть ход мыслей. И принять ещё этих отбивающих мозг капель… Ведь ей нельзя было сейчас думать о сексе — и ради этого, нужно было усилить дозировку.

И она по-очереди выпила сразу два бутылька, ощущая это приятное расслабление в теле!..

Душащая за горло паника ослабила свою хватку. Все её страхи начали постепенно отступать…

Ей начинали нравиться эти ощущения лёгкости и беззаботности…

***

Всё затягивалось слишком надолго. Настолько, что некоторые из присутствующих уже окончательно потеряли своё терпение и начали расходиться — их присутствие больше не требовалось. Они уже прочли финальную версию документа и поставили на ней свои подписи.

— Линетт, не томи себя. Можешь идти домой, я прослежу, чтобы она всё подписала.

Эльфийка ответила мужчине сердитым взглядом — её раздражала его волокита за ней, но торчать здесь уже больше четырёх часов ей не хотелось. Может быть, этот давящий ехидную улыбку карлик был прав и она передумала? Нет, она не верила. Такая напуганная дура не могла выплыть из течения, которое её ухватило!

***

Шаос ощутила, что её легонько шлёпают по щеке. Зрение же и слух вернулись к ней чуть позже. И она осознала себя сидящей на скамейке, будучи в объятиях какого-то человека. Или не совсем, чтобы в объятиях, но… нет, её обнимали — обнимали и, потирая за плечи, легонько покачивали. А она сейчас роняла ему на штаны капли слюны, беспрепятственно вытекающие из её открытого рта.

Что с ней случилось? Как она сюда попала? И где вообще находилась?

— Тише, тише! Ты вся холодная и дрожишь!

Холодная? Она? Нет, не может быть… Но, сглотнув немеющим ртом — она расслабилась. И пала глубже в его объятия… Такие тёплые, мягкие… Ей хотелось, чтобы он сжал её плотнее, сильнее! Чтобы легонько хрустнули её напрягшиеся рёбрышки и она испуганно бы прокряхтела…

Н-нет. Нельзя. Нельзя, сказала она себе — и потянулась в карман, за последним флакончиком этой дряни… Но пока её кругленький ноготок пытался поддеть пробочку, пузырёк у неё был отнят.

— Это что? Шутка? — Мужчина прочёл этикетку, отчего впал в лёгкий ступор. А потом размахнулся и вышвырнул пузырёк с беловатой жидкостью прочь, где он со звоном разбился о дерево. — Ты что, пьёшь это?!

Заскулив, Шаос стиснула лапки на его груди и стала ёрзать, пытаясь освободиться!.. Но когда он лишь плотнее сжал на ней руки — то она обмякла и со скулением уткнулась в него лицом.

Тепло… Так приятно… Он ей что-то говорил, ободряющее, а в колено тыкалось что-то влажное, обдавая её тёплым воздухом. Собака. Мужчина держал на поводке собаку. И она тыкалась в неё носом, обнюхивала…

Шаос до слёз сглотнула. И заплетающимся языком произнесла:

— Хотите… васа собака осеменит меня? Пъямо тут, у всех на глазах… А вы мойете делать со мной в это въемя всё, сто захотите…

***

— Похоже, я оказался прав. — Сказал карлик, когда он остался в этой комнате наедине с Феллинсом. — Ничего у вас не вышло — она не пришла. А завтра я вас с вашими делишками выведу на чистую воду. Решили всё по-тихому сделать, да? Подпихнуть ей свои бумажки, чтоб она их не глядя подмахнула?

Человек был низок своим духом. Если этот коротышка накапает ей на слабовольную голову, то в ней непременно зародится сомнением. А если он ещё и согласится выплатить за неё "долг" — то она сорвётся с крючка. И даже её скромных умственных способностей, не омрачённых паникой и чувством неминуемой гибели, могло хватить, чтобы посоветоваться с кем-то из знающих.

Он свернул бумаги в трубочку и с плотно стиснутыми губами попытался её разорвать — но силёнок у него хватило только на то, чтобы их помять. Карлик же громко, схватившись за живот, рассмеялся. И вышел.

— Дерьмо… — Выругался мужчина и, вскочив со своего места, плюхнулся на место Малкоя. Где он перечитал весь их хитро составленный договор и намеревался уже смять его в плотный комок и бросить в стену со всех сил!..

Но этой же секундою, дверь открылась, и в комнату вошла Шаос. Бледная и вымученная, будто бы всё это время она только и старалась, что сквозь пот, слёзы и выбиваясь из сил проделать путь, что у неё не занял бы и полчаса. И одурманенная своими каплями, а также пониманием, что она больше не вправе тянуть и должна с кем-то зажечь метку на своём животе — она поставила подпись. И, получив за это всю требующуюся сумму — нетвёрдой походкой отправилась на улицу…

Где на половине пути домой на плечо её легла чья-то рука — и её настойчиво попросили немного пройтись, прогуляться. С ней хотели заняться любовью, но пухленький кошелёк, обнаруженный в сумке в тот момент, когда один из той тройки решил справить туда малую нужду, их тоже очень заинтересовал. А взамен — они заплатили ей тридцать золотых!

И не станет ничем удивительным, что уже завтра готовую бить о землю челом ехидну не захотели видеть новые управляющие банком.

Девушка последним оборотом провернула ажурный медный ключ в замке кованой калитки — и без слов передала его новому владельцу. Большой и ни в чём не повинной в её беде семье с большим количеством детей самых разных возрастов. С этого момента сама она здесь больше не жила — особняк продали. И сама она с этой сделки не получила ни одного золотого — он ушёл в качестве погашения долга. Потому что люди, что не таили в себе злого умысла и которым она собственноручно передала полноправное владение банком, не поделили свои взгляды на дальнейшее его развитие и быстро друг с другом перессорились. Из-за чего не прошло и нескольких недель, как они просто растащили всё по своим карманам и объявили предприятие банкротом.

И был при ней сейчас лишь чемодан со всеми её немногочисленными пожитками — да сумка в форме дольки апельсина, из которой наполовину торчала книга в потёртом кожаном переплёте. И на последней её странице было написано:

"08.06.350.

Привет, дневник. Я давно ничего не писала. Думала, оно мне больше не нужно.

Но я ошиблась. Я всегда, всю свою жизнь только и делаю, что ошибаюсь. И я не знаю, что мне делать. Я лишилась всего. Единственного родного мне человека. Дома. Слуг. Только Маттиль хваталась до последнего. Надеялась, что отец вернётся. Я тоже надеялась. Но он не вернулся. И мне кажется, что уже не вернётся…

Послезавтра моё день рожденья. Наверное, я не буду его отмечать. Надеялась сделать это с отцом. Так, как отмечали раньше, когда я была хорошей дочерью. И пригласить всех, кого могла назвать близким.

Увы, я всё сломала.

Простите меня.

Я не стала хорошей, любящей дочерью."