И хотя чем-то побеспокоенные детишки тоже порой начинали очень даже активно ползать, из-за чего весь её бугроватый живот также начинал качаться и идти волнами, больше всего беспокойства доставляли именно паразиты. Начиная с того, что они, когда там ползали, просто хлёстко задевали нежные стенки её матки (иногда она даже видела, как сквозь её кожу проступали эти росчерки от их прикосновений!) — так и заползали глубоко в яичники или же решали покидать её организм в любой, даже самый неподходящий момент. Они могли начать лезть через её кервикс когда она, например, обедала, после чего липко шевелились во влагалище и опадали в бельё. Где тоже начинали потом шевелиться.

А ещё — кусались. Ибо хотели кушать, а своих пуповин им предусмотрено не было. Почему они кормились так, как могли, в том числе и погружали свои головы в нежно-розовые стенки её слизистой, вместе с этим вбрасывая ей в кровь токсины. И хотя иммунитет её при этом активно работал, нейтрализуя всю заразу и излишне зарвавшихся паразитов, из-за этого у неё неминуемо росла температура, начиналась горячка и бред.

Скорее бы это кончилось…

Только вот и в этот раз она проснулась так же, как и вчера — в лёгком поту и соленой коркой на щеках и ресницах, а схваток не началось ни с утра, ни за полдень. Хотя и молоко уже пошло, пачкая одежду и вызывая чувство рези в груди, и живот уже для не самого крупного потомства изрядно надулся — и пора бы ему было перестать расти. Она в принципе не думала, что в этот раз нагуляет себе такой живот — а вот вышло… И проходила так Шаос ещё пол дня, бесцельно бродя по особняку от своей комнаты и до кухни, где клянчила чего-нибудь поесть — после чего снова удалялась к себе. Кряхтя и сопя, то слезая с кровати, чтобы подойти к ростовому зеркалу — то тяжело опускаясь на неё обратно.

Насколько же он у неё был большим? Что такое пять литров — думаю, каждый представить может. Например, в виде большой бутыли с водой. Только эта "бутыль" была привешена к метровой полурослице, начиная расширяться от самой её более чем скромной груди (из-за чего она у неё даже немного приподнималась над грудной клеткой) и плавно округляясь к промежности… Причём из-за того, что набита она была этим всем плотно — живот её сейчас был очень даже упруг.

— место под иллюстрацию "с животиком" — но я хз, включать её или нет ~

А ещё уже через шесть дней её ждала "казнь"… Или пять? Она же теперь даже дату узнать не могла — её копия договора абсолютно не читалась, и поэтому сказала себе, что первым делом, когда она станет поподвижнее, ей нужно будет ещё раз дойти до того человека и узнать всё наверняка… Его же визитка с адресом должна была лежать где-то в ящике тумбочки?

Блондинка скосила на неё глаза… и так же плавно, будто бы в продолжение взгляду, растянулась на кровати, вытягивая руки и взмахивая в воздухе короткими ножками…

Но это — потом! А сейчас ей не следовало об этом думать. Зачем лишний раз накручивать себя негативом, волноваться? Волнение ей было ни к чему, да! Она вообще часто утешала себя этими словами, пока с улыбкой поглаживала слегка покачивающийся животик. Ведь всё-таки, от кого бы она это не понесла, они были её детьми. И ей стоило приложить хотя бы некоторые усилия для того, чтобы выносить их…

Куда их только потом девать?

— Не, Лиз. Хватит думать. У тебя всё лавно это плохо полутяется. Как выйдет… — Она опять поднялась с кровати в этом своём постоянном маршруте по комнате и встала у зеркала боком. У которого задрала лёгкое платьице и осторожно пригладила низ живота ладонью — прямо поверх растянутой, слабо мерцающей метки. — …так выйдет! Тё тут думать?.. Эх…

И вообще — она не собиралась целый день безвылазно сидеть в своей комнате. Как миниум, раз всё опять затягивалось на неопределённый срок, ей нужно было отвлечься. Ходить же она способна — и даже вполне терпимо, а найти развлечение можно было и не покидая территорию имения, где и так все знают, какая она гадкая особа. Например, можно было походить следом за Алисандером, что заставило бы его немного понервничать. Возможно — поприставать с находящимися на грани приличия просьбами. Или навестить Никифия. Почему бы и нет? А то он сидит себе там один, скучает наверняка. И не знает людского тепла, хехе!..

Вот за этим-то она и порешила — у неё найдётся пара дел, которыми она может заняться с этим полуорком. И, обувшись в домашние тапочки, в простеньком, голубеньком сарафанчике — отправилась вниз, на первый этаж. А оттуда — в направлении конюшен, где должна была находиться её игрушка.

— Никиииифий! — Заулыбалась Шаос, стуча в калитку палочкой леденца. — Отклывай, твоя госпоза пъисла! Ау!

Опять стукнула в ворота — и отошла в сторону, дожидаясь, пока слишком тяжёлую створку, с которой ей сейчас не хотелось возиться, не открыли и наружу не высунулась рябая морда полуорка.

— Это вы, госпожа Лиза.

Взгляд мужчины спустился ниже — на задранное круглым животом платье девушки. И с глуповатым мычанием, он стал мотать башкой по сторонам.

— Хозяйка опять носит в себе ребёночков? Их потом закапывают… Они у неё рожаются мёртвыми, и это страшно. Я не люблю, когда мне страшно…

— Стой, стой, Никифий! — Успокаивающим движением взмахнула руками Шаос. — Во мне от звейей. Они будут зывыми!

И показала ему два выставленных пальца в любимом своём жесте. Ведь как же хорошо, когда есть кто-то, кого ты можешь утешить — а заодно поселить этим надежду и в своей душе. Были бы там щенята, с которыми она хоть несколько дней могла понянчиться, перед тем каких их бы пришлось передать на взращивание нормальной собаке… Или кое-кому, не предупреждая кое-кого, попросить кого-нибудь их утопить в каком-нибудь пруду. Но к личинкам было очень сложно относиться с материнской любовью и радоваться их появлению на свет.

— Я не понимаю, зачем хозяйка это делает.

— А по длугому я не могу! — И протиснулась у него подмышкой, заходя в тёплый и пахнущий лошадями зал. А потом взяла шаг между стойл, в самый дальний его конец — туда, где находилась "комнатушка" Никифия.

Там он, за тюками с сеном, соорудил себе из тряпья, сушёной травы и старых подушек постель, притащил ненужное, выставленное на выброс кресло, разбитый о трёх ногах столик и набор книжек — которые он прочесть не мог, зато не раз разглядывал в них картинки. И говоря о картинах — он тут одну даже повесил, на которой было изображено семейство Медяновых — ещё не сильно поседевший Малкой, его блондинистая жена-эльфийка и их любимая дочь — уже в дамианском обличии. И именно у последней на картине было ножницами изрезано всё лицо — это мать сделала, во время небольшого приступа. Почему этот семейный портрет и провалялся на чердаке, пока его не решили выбросить, а Никифий взял — да и забрал его себе. Кстати, Шаос в этот момент ещё не вернулась, и о том, кто это такая, он мог и не знать.

— Сказки титаес, да? — Придерживая живот одной рукой, девушка привстала на носках — и взяла со стола книгу с поучительной историей про людей, от мала до велика объединившихся ради общего дела: вытягивания из земли чрезвычайно большого овоща.

— Я не умею читать. Я глупый для букв… А хозяйка — умеет читать?

— Конесно я умею титать!! — Встопорщила она хвостик — но быстро успокоилась. И, подойдя к постели полуорка — осторожно на неё опустилась, вытягивая перед собой ноги и с коварной улыбкой похлопывая себя по коленям. — Давай. Давай, иди сюда, Никифий! Лозысь!

— Госпожа Лиза, я не понимаю…

Но он не спорил. Он вообще очень послушный парень. И опустился перед ней сперва на колени, а потом, обдавая ехидну теплом и странным запахом своего тела — лёг на подстилку, кладя лысую и слегка потную башку на голые коленки госпожи.

— Хехе!.. — Улыбнулась она ему сверху вниз — и разожгла на лбу метку, чтобы видеть буквы в ограниченном свете вечно заходящего солнца. — Знатит, так! Посадил дед молковку!..