Дубовский хмыкнул. Не уверена, что моя маскировка обманула его хоть на секунду. Мне казалось, что он чувствует страх, истекающий из моих пор, как дикий зверь, загоняющий добычу. Он протянул руку и нажал кнопку вызова официантки.
Она явилась так быстро, словно всё это время ждала за дверью. Рослая, фигуристая девица со смазливым личиком и неестественно огромными губами. Здесь работало много таких, с инстаграмной внешностью, которую в последние годы стали принимать за красоту. Но я ни разу не видела, чтобы официантки в «Турандот» были так одеты.
Микроскопическая юбка туго обтягивала круглый зад, верхние пуговицы на тугой блузке были расстёгнуты, являя миру пышный бюст, поднятый чуть ли не на нос пуш-апом. Лицо скрывалось под слоем яркого макияжа со слишком тёмным тональником. А на ногах красовались совершенно неподходящие для тяжёлой работы официантки туфли на высоченной шпильке. Девица сразу же открыла стрельбу из-под гигантских ресниц, пожирая Дубовского тёмными глазами.
Меня едва не стошнило, когда она, наигранно ойкнув и посетовав на свою неловкость, уронила блокнот для заказа и нагнулась за ним. Спиной к нам. Клянусь, я увидела её трусы — и порадовалась, что они там вообще были. Сверкая зубами-винирами, девушка тёрлась возле Дубовского. Делая вид, что не расслышала, склонялась над ним, чуть ли не тыча своей грудью в лицо. Мне от её щедрот досталась разве что порция презрения, щедро влитого в косой взгляд. Он как бы говорил: «Знаю я, чего ты тут рассиживаешь. Но я подойду ему больше». Я невольно вспыхнула. Бывало всякое, но за эскортницу меня ещё не принимали.
Стараясь стереть с лица раздражение, я отвернулась, рассматривая изумительную вышивку настенных экранов. И очень удивилась, когда Максим остановил словесный поток официантки, рассказывающей о преимуществах блюда с таким томным придыханием, словно подавалось оно на её обнажённом теле.
— Прекрати это, — сказал он с едва заметным отвращением, даже не глядя на девушку. Та недоумевающе захлопала ресничками. Тогда он протянул руку, чтобы рассмотреть бейдж, пришпиленный к нависшей над ним груди. — …Марина. Трахать таких куриц, как ты — это извращение. Я не зоофил. Так что либо ты заканчиваешь спектакль, либо окажешься на улице быстрее, чем обычно соглашаешься на отсос. Тебе всё понятно?
— Да, — ответила девушка сухо, моментально подбираясь. Она даже застегнула блузку.
В карих глазах застыли слёзы. Вместо того, чтобы торжествовать и мстительно радоваться, я почувствовала, что жалею её. Разве это жизнь? Пытаться выбиться в люди через постель, зная, что в лучшем случае тебя воспринимают как домашнюю зверюшку или аксессуар на члене. И при этом любое богатенькое чмо будет считать себя в праве вытереть о тебя ноги. Такие, как Дубовский. О, я уверена, что он сделал в своей жизни гораздо больше зла, чем эта разукрашенная девица. Но с ним так не поступают, ему почёт и уважение, ведь в его руках власть и деньги. В каком же безумном мире мы живём.
Дубовский сделал заказ, выбрав тартар из лосося и одиннадцатилетний Dom Perignon. Целую бутылку. После того, как официантка покинула кабинет с максимальной скоростью, которую позволяли развить высоченные шпильки, Максим снова обратил на меня внимание, выжидательно глядя из-под бровей, словно ждал ответа.
— Вы зря взяли так много, — сказала я. — Напиваться в мои планы не входило. Пожалуй, я и вовсе не буду пить.
— А я разве спрашивал, что там входит в твои планы? — ответил Дубовский. Он лениво склонил голову, глядя, как я наливаюсь возмущением.
— Как это понимать? — сказала я резко, напрягаясь. — Вы что…
— Прекрати выкать, — прервал он меня приказным тоном, в котором скользнуло недовольство. — Это просто смешно. Не знаю, что ты там себе придумала, но я тебе не враг. И рассчитываю, что тебе хватит мозгов это понять. Я хочу, чтобы ты расслабилась.
В ушах моментально зашумело от злости. Его тон был просто оскорбительным. Его слова были верхом неуважения. И сам он — воплощение того, что я ненавидела в людях больше всего на свете. Самодовольный, эгоистичный, привыкший помыкать людьми выскочка.
— А я вот хочу покинуть это место, — издевательски сказала я. — Кажется, наши желания не совпадают.
— Тогда почему ты ещё здесь? — Он откинулся на спинку стула. На лбу появилась крохотная морщинка между бровей.
Я закусила губу. И правда, почему?.. Разум услужливо подкинул ответ.
— Из-за моих родителей.
— Враньё, — отрезал Дубовский.
Он встал, прошёлся к камину. Я невольно залюбовалась исполненными внутренней силы движениями, но тут же одёрнула себя. Ещё чего не хватало.
— С чего вы взяли?
— С того, — он повернулся, — что ты не похожа на человека, который будет делать то, чего не хочет на самом деле. Может, ты и не осознаёшь все свои желания, но это не значит, что их нет.
Взгляд Дубовского хлестнул меня раскалённой плетью. Держать лицо. Надо держать лицо.
— Иногда приходится чем-то жертвовать, — сказала я упрямо. — Выполнять долг. Даже против своей воли. Ради благополучия и счастья моих родителей я готова вытерпеть многое. Даже ваше присутствие.
— Вот как… — протянул он. Голубые глаза вдруг блеснули. — За что ты меня ненавидишь, киса?
— Какая я вам киса? — окончательно возмутилась я. — Не смейте меня так называть.
— А ты не смей мне выкать, я же сказал уже, — парировал он и ехидно добавил: — Киса.
Дубовский вдруг улыбнулся. Меня как током дёрнуло. Это была совершенно нормальная, задорная юношеская улыбка. Не то, что ожидаешь увидеть на таком лице. Она настолько не вязалась с его образом, с его брутальной внешностью и мерзким характером, что я растерялась. Будто на поверхности показался на мгновение какой-то другой Максим Дубовский, спрятанный где-то в глубине. И тут же нырнул обратно, одни круги по воде.
В этот момент вернулась официантка Марина, уже переодетая в нормальную форму, с собранными в хвост волосами. Она хотела открыть шампанское, но Максим покачал головой, жестом отсылая её. Откупорил сам и разлил на два бокала. Я нахмурилась. Этот человек упорно не желал меня слышать.
— Ты как Юлий Цезарь, из двух рук?
— Второй для тебя.
— Нет, не думаю. — Я картинно приложила палец ко лбу. — Разве не я секунду назад говорила, что не намерена пить?
Дубовский не реагировал на попытки поддеть его или вывести из себя. Пока что. Но ведь и у него должно быть слабое место, точка, на которую нужно лишь легонько надавить, чтобы вызвать бурю. У всех она есть. Он не особенный.
— Нам предстоит не самый обычный разговор, — сказал он. — Ты напряжена. Выпустила когти. Защищаешься, хотя я ещё не нападал. Сейчас это лишнее. Так что пей. Мне не нужна тут истерика и сцены оскорблённой гордости.
— Деловой подход, — процедила я сквозь зубы.
— Разумеется.
Поколебавшись, я всё-таки протянула руку, взяла тонкий бокал за ножку. Пузырьки шампанского рвались на поверхность. Я сделала глоток — безупречно. Как и всё здесь. Терпкий на языке, слегка горчащий напиток сразу ударил в голову, окрашивая происходящую драму комедийными тонами. Что же, Дубовский был прав. Мне и правда это нужно. Сам он продублировал моё движение с микроскопическим опозданием, так что со стороны могло показаться, что мы выпили синхронно. Бокал казался игрушечным в его огромной ладони.
Убедившись, что я не собираюсь разбить бутылку о его голову или выкинуть ещё чего похлеще, Максим перешёл к главной теме вечера.
— Что именно сообщили тебе родители?
— В общих чертах, — поморщилась я. — Что от меня требуется исполнить роль жены. Штамп в паспорте, участие в светских мероприятиях. Взамен — деньги, по истечению назначенного срока.
Я слизнула с губ остатки шампанского, которое нравилось мне всё больше и больше. Дубовский тяжёлым взглядом проводил движение моего языка. Мне стало не по себе, но я отмахнулась от этих мыслей. Показалось.
— Что же, — нехорошо усмехнулся он. — Почти всё верно. В общих чертах.