Но увиденная картина мигом вытряхнула посторонние мысли из головы. Я застыла с разинутым ртом, намертво приклеившись к полу.

Дубовский с абсолютно каменной рожей прижимал к стене Илью, схватив того за воротник. Придушенный Илья болтал ногами в двух сантиметрах над полом, а в глазах его отражался занесённый кулак, который медленно-медленно, как в повторе лучших моментов, приближался к его побуревшему лицу. Визжащая Лизка вцепилась в могучий торс Дубовского, пытаясь его оттащить, но легче было сдвинуть гору. Именно она заметила моё появление первая.

— Злата! — заорала она и всё вернулось к нормальным скоростям. Илья дёрнулся, кулак Дубовского впоролся в стену в миллиметре от его головы. С руганью он отпустил моего… бывшего, получается и обернулся. Лишённый поддержки Илья мешком рухнул на пол, надсадно кашляя.

Я не без удовольствия смотрела на синяк у него на скуле. Не зря я вчера кулаками махала, хоть что-то осталось на память.

Растрёпанный Илюха был жалок. Ни следа от вчерашнего монстра не осталось. Он смотрел на меня во все глаза — и в них был ужас. Конечно, кто не испугается, когда тебя собираются измолотить пудовыми кулаками?

Но потом до меня дошло — это был страх не перед Дубовским. А перед тем, что он сам натворил. Леденящий ужас. Боль. И бесконечное сожаление. Внутри меня что-то перевернулось. Безумный мир разделился на две части, и все мы вместе с ним. В одном жил весёлый и добродушный парень, который всегда приносил мне лимонную меренгу из любимой кофейни, хохотал над дурацкими анекдотами и таскал меня на плечах по всей Ибице. В другом — мразь и насильник, для которого я была меньше, чем вещь. Я не могла срастить их воедино, как ни пыталась. Как они могут жить в одном теле?

Взгляд Ильи зафиксировался на краю моей рубашки — точнее, рубашки Дубовского, — и ощутимо потемнел. Я и забыла, во что одета.

Сам Дубовский смотрел мне прямо в лицо, впервые со вчерашнего вечера рассмотрев при свете. И глаза у него были страшные. Пустые. Арктическая ледяная пустыня простёрлась передо мной, а в ней была Смерть. Он повернулся к Илье…

— Не надо! — Я схватила его под локоть. — Пожалуйста, не надо.

Мышцы под моими пальцами взбугрились и опали. Дубовский непонимающе нахмурился.

— Почему?

Я открыла рот. Закрыла. И правда, почему?.. Вместо жажды мести, которая опаляла бы и сжирала изнутри, я чувствовала только бесконечную усталость. Презрение. И жалость. И вдруг отчётливо поняла, почему.

Во мне есть сила, которая ему не доступна. Я смогу это перелистнуть. Забыть. Жить дальше. А Илья навсегда останется с этим. Будет знать, кто он на самом деле, кто скрывается у него внутри. И не сможет сбежать, как бы ни старался. Ни одна маска больше не скроет его от самого себя. Он сможет обмануть других, но сам будет помнить. И это будет для него куда худшим наказанием, чем самое жёсткое избиение. Сломанные кости срастаются. Сломанное Я остаётся таким навечно.

— Нам надо поговорить, — вдруг взмолился Илья. Его голос сорвался в конце фразы, полоснув меня прямо по сердцу. — Я всё исправлю, слышишь? Обещаю тебе, всё будет хорошо!

— Будет, — тихо ответила я, чувствуя ком в горле. Я всё ещё держала Дубовского под руку, будто надеялась помешать возможной атаке, хотя на самом деле просто нуждалась сейчас в опоре. — Будет, но без тебя.

Илья взвыл и пополз по полу ко мне, я рефлекторно шарахнулась в сторону. Дубовский молча поднял его за шкирку, как щенка, напрудившего лужу на ковёр и принялся взбалтывать.

— Ещё раз, — сказал он отчётливо, — увижу твоё рыло — и больше его не увидит никто. Доступно объясняю?

Из-за болтанки ответ прозвучал неразборчиво.

— Не слышу, — издевательски сказал Дубовский и шваркнул Илюху на пол лицом вниз. Лиза, про которую я уже и думать забыла, тихонько вскрикнула — несмотря на слой ковролина, он в кровь разбил нос. И снова встал. Хотя противник был на полголовы выше и в три раза сильнее. Пошёл вперёд, глядя только на меня, слепо наткнулся на преградившую дорогу руку. Вид у него был безумный, губы дрожали.

— Прости меня, — шептал он, как горячечный, со слезами на глазах, — прости, прости… Не знаю, что на меня нашло… Это был не я! Если бы не эта *баная свадьба, я бы никогда… Ты меня сама вынудила, понимаешь?..

У меня одревенело лицо.

— Идите в номер, дамы, — сказал Дубовский, с глубочайшим отвращением глядя на Илью. — Здесь надо прибраться.

— Только не бей его, — повторила я просьбу, впервые за всё время открыто глядя ему в лицо.

Дубовский скривился. Видно, что мои мотивы для него столь же далеки, как его — для меня. Он процедил сквозь зубы:

— Такую падаль жалеть…

— Нет. — Я мотнула головой, от чего в ней будто разорвался снаряд. — Я жалею тебя. Не марай руки в такой день.

И ушла, затащив с собой совершенно ошалевшую Лизу. Больше ни разу не повернув голову в сторону бывшего.

Мои шаги измеряли комнату, но каждый раз получалось новое число. Споткнувшись о край ковра, я разорвала молчание, повисшее плотным пологом между мной и Лизой.

— Они невыносимы! — Я пытаюсь выровнять дыхание и терплю поражение. — Оба. Оба абсолютно, совершенно, невозможно невыносимы. Кунсткамера какая-то. А ты что молчишь? — вызверилась я на подругу.

Она вздрагивает, как от пощёчины. Рассеянно смотрит на меня, будто только заметила.

— Я в шоке, — говорит Лиза и нервно неестественно смеётся. — В какой момент моя жизнь превратилась в криминальный сериал?

— ТВОЯ жизнь? — спрашиваю я без тени улыбки. Раздражение вспыхивает в груди, разбегается по телу неприятными разрядами, заставляя меня морщиться. — Серьёзно, Лиз? А как насчёт моей?

Она вскидывает руки в защитном жесте. Волосы у неё встрёпаны, на лице ни следа макияжа, кроссовки вопиюще не подходят к кофте — и я чувствую запоздалый стыд. И благодарность. Лизаветта спешила, а я придираюсь к формулировкам.

Схожее чувство обуревало меня по отношению к Дубовскому, но в него, как ручейки в реку, вливалось множество других. Это внезапное заступничество сбивало с толку. Какое ему дело? Злится, что его домашнюю собачку пнул кто-то другой? Демонстрирует силу, чтобы я усвоила урок — вот, что бывает, когда идёшь против него? Я видела в его глазах ярость, неподдельную, жгучую. Страшную. Но причины её для меня сокрыты тысячей замков.

— Как вы тут оказались? — говорю я в пространство.

Лиза вздыхает, придвигается ко мне на кровати и кладёт мою голову на плечо. Я слишком напряжена, чтобы это было приятно, но не отстраняюсь. Не хочу обижать ещё больше.

— После твоего звонка я заснула, но тут дозвонился Илья. Сказал, что вы вчера поссорились, а потом ты пропала. Ну я и помчала тебя спасать, с ним подмышкой.

Я тихонько фыркаю, как рассерженная кошка. Вот же ублюдок. Поссорились! Так это теперь называется? Тонкие пальцы Лизаветты перебирают мои волосы, успокаивают.

— Всё было не так.

— Да уж вижу, — говорит подруга. Она осматривает моё лицо с выражением тихого ужаса. Осторожно прикасается к следам на шее и сглатывает. — Это он?

— Илья, — уточняю я. — Нажрался вчера, пока мы сидели с Дубовским на переговорах. Ну и завертелось…

— Урод, — выплёвывает Лиза. — Никогда мне не нравился, паскуда.

Её голос дрожит. Я удивлённо приподнимаю голову, но она притискивает меня обратно и обнимает. На её щеке прочерчивается мокрая дорожка — и мне становится в тысячу раз больнее, чем было до этого.

— Перестань, — буркаю я, изгоняя свербящее ощущение в носу. — Сейчас администратор прибежит, решит, что мы тут потоп устроили.

Она хихикает сквозь прозрачные слёзы. Качает головой:

— Знаешь, этого стоило ожидать. Ну, то есть, ты же не думала, что он спокойно это всё воспримет? Не пойми меня неправильно, Злат, я его не оправдываю, чтоб он в аду сгорел. Но его можно понять. Любимая девушка выходит за другого, да кого — мужика, против которого ему нечего предъявить.

От моего сердца откалывается кусок и мгновенно истлевает. Рассыпается чёрными хлопьями. Они кружат в воздухе, опускаются вниз, оставляя за собой только пронзительный запах гари и тлена.