Но противная Эрин обидела иначе: художественная гимнастика и танцы всегда нравились Але, их она считала своей настоящей страстью. Как ни странно, спонтанная вспышка злости придала сил и до начала ужина Аля отчетливо ощущала, что хочет попасть на испытание, и совсем не ради Короля. Но разгоревшийся азарт соревнований схлынул, когда вечером за общим столом кандидаток ссутулившаяся Павена объявила:

– Первое испытание переносится на четыре дня. Можете порадоваться: теперь у вас больше времени для обдумывания танца. И советую на этих мыслях и сосредоточиться.

Голос ее не звучал уверенно, а плечи совсем по-старушечьи опустились. Кандидатки тоже не восприняли слова с энтузиазмом. Одна девушка-феникс и вовсе расплакалась. Как потом оказалось, именно ее служанка – и, очевидно, подруга – погибла под завалами во время нападения. Остальные немо смотрели в тарелки, без аппетита ковыряя остывшую кашу с ягодами. Только Огвена жадно набросилась на еду, вымотанная больше физически, чем душевно. У нее была сила, чтобы защищаться, поэтому ее тревога находила выход.

Остальные же, хрупкие девушки, оказавшиеся вдали от семей, с трудом удерживали себя от спонтанных истерик – Аля чувствовала это по общему замешательству, которое окутывало стол. Она и сама неизменно дрожала.

– Почему она все еще с нами? – подала голос заплаканная девушка-феникс, указывая пальцем на Эрин, которая сжала кулаки и вскочила с места, бесцеремонно опрокидывая тарелку на белую скатерть.

– Что ты сказала? Что ты посмела сказать? – прошипела принцесса гарпий, подобно тем чудовищам, которые напали на дворец днем. – Да я вас всех…

– Девочки! – громко воскликнула Павена. – Если не прекратите, позову стражу.

– Это она! Это из-за нее гарпии напали! – заплакала девушка-феникс, вызывая одобрительный гул за столом.

– Хватит! Еще слово – и ты будешь дисквалифицирована, – крикнула на нее Павена, и угроза безотказно подействовала.

– Ха, я же говорила! Я залог мира, со мной ничего не сделают, – визгливо ответила Эрин, но ее длинные пальцы нервно сжимались в кулаки и снова бессильно разжимались. Если за ней и приходили сородичи, то им не удалось вернуть принцессу. Но что-то подсказывало: ее уже списали со счетов, отдали как выкуп, а дерзкое нападение спланировали с иной целью.

– Молчать, Эрин! Ты главная подозреваемая, – гулко осадила Павена.

– Не указывай мне, старуха, я принцесса! – забывала о последних границах дозволенного склочная девица.

– Останешься без ужина и завтрака. Заприте обеих в их покоях, – сухо приказала Павена, гордо вскидывая голову.

Аля сжалась в комочек, вцепившись в край стола, и радовалась, что ей хватило ума и осторожности не вступать в перепалки с Эрин после провокации у допросной. Да она и не разбиралась во внешней политике. Новые волны озноба не отпускали до самой ночи.

Не помогли ни горячая ванная, ни переодевание в новое платье. Все чудилось, что в нее летит черная молния, как будто в памяти прокручивался один уцелевший кадр сгоревшей пленки. Обида на Эрин вскоре улетучилась, отступила на задний план, как наспех намалеванная декорация, убранная придирчивым постановщиком в пыльный угол. Нет-нет, в его жестокой пьесе все картины воплощали тоску и переживания. По крайней мере, в этот ненормальный день, слившийся с такой же ночью.

Во мраке от предельной усталости мысли путались клубком нечесаной шерсти, из которой не вытягивалась стройная нить пряжи. Аля продолжала сидеть, растирая голени, комкая подол рубашки. Все ее существо немо просило, чтобы кто-нибудь вошел, отвлек от мыслей. И вот раздался стук в дверь, негромкий, но решительный.

– Кто там? – встрепенулась Аля, догадываясь, что пожаловала не Зиньям. Служанка всегда лишь скрипуче гремела чугунным кольцом на внешней стороне массивной двери, точно ей не хватало сил на настоящий стук. Теперь же чья-то уверенная рука без страха ударяла по толстым доскам.

– Одна рыжая нарушительница порядка, – донеслось из коридора.

– Огвена! – обрадовалась Аля, безошибочно узнавая приглушенный глубокий голос. На пороге в ночном сумраке предстала высокая фигура, облаченная не в доспехи, а в светлый пеньюар по щиколотку, что даже удивляло при воспоминании о той ярости, с которой воительница-феникс обрушивалась на ненавистных врагов. Но теперь она выглядела мирной и уютной. В руках она сжимала небольшую плетеную корзинку, из которой доносился сдобный аромат.

– Дрожишь? – спросила Огвена, когда Аля пригласила ее в комнату.

– Да.

Показывать себя сильнее в глазах окружающих не хотелось: она нуждалась в поддержке, не видя в этом ничего постыдного. И вот поддержка пришла в лице Огвены, которая на робкий кивок собеседницы подалась вперед и крепко обняла.

– Ничего страшного. Сейчас во дворце у многих так, а ты оказалась в самой гуще. Ты молодец, герой, – приговаривала Огвена и твердый низкий голос звучал сладкой музыкой. – Король наверняка узнал об этом.

– Да мне не легче…

Все сводилось к милости и вниманию правителя, встреча с которым сулила только новые потрясения. Соревноваться в танцах с Эрин – легкая задача, поставленная самой себе, будящая девчачий задор. Но ежеминутно сковывающая паника, бурлящая в океане подсознания, не давала забыть, для чего на самом деле все испытания. Не спортивные соревнования, не дружеские посиделки, не конкурс красоты – отбор невест для гарема. И грядущее вновь наваливалось тяжелыми мыслями. Аля устало зарылась лицом в плечо Огвены, чувствуя успокаивающее живое тепло. Крепкие руки погладили по спине и стиснули в столь необходимых в эту тягостную ночь объятьях, словно отгоняя злые тени, распластанные за гранью заката.

– Все равно. Это было серьезно, Аля, ты ведь спасла Бенну, – прошептала Огвена, благодарно заглядывала в глаза. Она робко улыбалась и на длинных рыжих ресницах блестели слезы.

– Просто окликнула, – вздрогнула Аля, вспоминая, что Огвена, возможно, ее конкурентка, и не по королевскому отбору. Но даже если они соперничали за сердце начальница Тайной Службы, в эту ночь неявная вражда не имела значения.

– Иногда достаточно и оклика, чтобы спасти. На войне я в этом убедилась, – подавленно нахмурилась Огвена. – Я-то, дура, отвлеклось, поддалась на обманный маневр.

– Это Бенну тебя прислал сейчас? – перевела тему Аля, замечая, как тяжело сжимаются кулаки собеседницы. Так же, как и у Бенну при разговоре о недавнем противостоянии островов фениксов и гарпий. Они все помнили нечто ужасное. То, что Але посчастливилось не застать на острове Фрет, днем ее задели только отголоски той страшной бури. Но и они едва не сломали, отнимая последние силы для борьбы. Огвена и Бенну пережили все – от начала до конца, но нашли в себе силы дальше существовать, радоваться и поддерживать тех, кто слабее.

– Я и сама пришла бы, – улыбнулась Огвена. – Но ему, как ты понимаешь, в покои к девушкам из гарема по ночам приходить нельзя.

– Понимаю, – невольно хихикнула Аля, прикрывая рот ладонью, но тут же вновь погрустнела: – Он так переживал. Там, во дворе. Особенно когда ему сказали о погибших.

– Переживал, конечно, – вздохнула Огвена. – Бенну многое видел на войне. Стольких друзей мы потеряли. Почти всех, с кем росли, с кем обучались, тренировались… Кто был частью нашей жизни.

Теперь дрожала уже непоколебимая воительница, попавшая в сети недавних воспоминаний. Ни ей, ни другим фениксам не хотелось повторения кровопролития. С каждым днем Аля все больше убеждалась, что ленная сонливость гарема – не более чем наспех раскрашенная маска для испещренной шрамами реальности, в которой на самом деле жил остров Фрет.

– Он не хочет больше сражаться? – поняла Аля. Она увидела перед мысленным взором силуэт Бенну, стоящего вполоборота в серой дымке, которая утаскивала в небытие четкость очертаний, похищала его частица за частицей. Образ усталости и тайного знания мерцал горькой печалью многих сожалений. Не хотелось видеть Бенну таким, уставшим и задумчивым. Он ведь так обаятельно улыбался, так задорно смеялся, когда находил повод для веселья. В такие моменты он напоминал беззаботного мальчишку, а в другие, в мгновения тяжких дум, вся молодость меркла, точно пролистывая двадцать, а то и тридцать лет жизни.