— После того, как вы в красках рассказали, какой я грязный насильник? Батюшка, вы уже или трусы наденьте, или крест снимите, — поднял он бутылку пива и посмотрел на меня. — Но если ты против…

— Я, блядь, не против, — выдохнула я, поднимая свою Маргариту. — Но третью мне не заказывай.

— А то что? — он повернулся, чтобы посмотреть влево от меня, но вышло, что скользнул своей щекой по моей и прошептал свой вопрос прямо в моё несчастное ухо, которое, конечно, тут же стало пунцовым. Нет, на Моцарта реагировать, не смущаясь я ещё не научилась. Но уже верила, что всё впереди.

— Я думаю такой грязный насильник как ты, знает это лучше меня.

Он засмеялся, ткнувшись в меня лбом. Я же говорила: если бы я не была им околдована, не злилась и не обижалась — мы бы смеялись всё время и вообще неплохо проводили время.

— Может, надо чаще пить?

Я с сомнением посмотрела на бокал в своей руке.

— Это плохая идея, — Моцарт забрал бокал и поставил на стойку. Чёрт! Я что, сказала это вслух? Он выразительно посмотрел на часы, следом — на Ильдара Саламовича. — У вас не так много времени, чтобы задать мне свои вопросы, господин Сагитов, или, возможно, сделать предложение.

— Вы мне угрожаете? — отшвырнул дядя Ильдар салфетку, что мял в руках, пока мы хихикали.

— Пффф! Упаси бог! — фыркнул Моцарт. — Мне это как-то не по статусу. Это же вы за мной следите, не я. Что, скажем прямо, малоэффективно. Вы, видя, что крестница крепкий орешек, решили, что господину Лёвину она будет рассказывать куда больше, чем вам. Даже припугнули парня. И опять просчитались. Поторопились. Дали бы им больше свиданий. Неужели, так горит пукан, господин начальничек? Боитесь, что Тоцкий запоёт? Так вы не того боитесь. Это у меня, если вы до сих пор не поняли, есть и записи ваших обедов, и увлекательное кино, как господину Тоцкому директор «Строй-Резерва» денежки передавал лично в руки. И бесценная, как «Поезд братьев Люмьер» съёмка, как вы получили от него свои десять миллионов. Те самые, что с таким трудом собирал ваш друг. С комментариями за что именно господин Тоцкий передал вам скромный пакетик, — назидательно поднял он палец.

— Чего вы хотите, Моцарт? — сказал Ильдар Саламович бесцветным голосом.

— А вот это уже похоже на серьёзный разговор, — усмехнулся Сергей и встал. — Но его мы закончим без дам. — Он приобнял меня за талию и поднял одной рукой. — Я не прощаюсь, но сейчас, простите, я должен проводить свою невесту. Нас же ждут эти, как их? — пощёлкал он пальцами, обращаясь ко мне.

— Грязные насилия? — засмеялась я, обнимая его за шею.

— Точно! — подхватил он меня двумя руками, хотя уверена, имел в виду совсем не это.

Так и вынес на свежий воздух.

— Жень! Жень! С тобой всё в порядке? — догнал нас по дороге к машине Артур.

Господи, я про него и забыла. Думала, он давно ушёл. А он ждал?

— С ней всё в порядке. Шёл бы ты уже домой, Лёвин, — ответил Моцарт, развернувшись со мной на руках, а потом продолжил свой путь.

Я глупо хихикнула и развела руками, глядя на Артура за спиной Моцарта.

— Но я позвоню? — бежал Артур следом как собачонка.

Я посмотрела на Моцарта. Он поднял ко мне лицо и выразительно кривился:

— Позвони лучше Антону. Он мне больше нравится.

— Антону? — в очередной раз забыла я про Артура, не понимая, этот чёртов Моцарт сейчас шутит или говорит серьёзно.

— Жень! — раздалось за его спиной.

Чёрт!

— Нет, Артур. Не надо. Прости, — покачала я головой.

И больше мне было не до него.

Иван открыл нам дверь машины. Моцарт посадил меня на заднее сиденье. Но сам не сел.

— Сергей, ты это серьёзно про Антона? — выглянула я, видя, что он садиться не собирается.

— Вполне, — пожал он плечами. Этот жест я знала, он читался как «А что не так?» — Считай, ты только что получила официальное разрешение.

— Почему это прозвучало как «заслужила»?

— О, нет. До «заслужила» ещё далеко, — усмехнулся он совсем невесело. Достал из кармана пакетик и протянул мне. Я машинально взяла, но смотрела только на лицо Моцарта, ставшее вдруг чужим и непроницаемым. — Надеюсь, теперь ты понимаешь, что я имел в виду, когда сказал, что ты должна решить сама?

— Нет, — отчаянно помотала я головой. — Не понимаю.

— Мне ничего не стоит решить за тебя, Жень. Щелчок пальцами, коктейль, цветы и ты… — … «потекла», добавила я мысленно за него. — Я знаю, что не красавец и намного старше тебя. Но я слишком хорошо знаю и насколько это неважно, когда ты мужчина. — Он обречённо выдохнул, видя в моих глазах непонимание, и присел передо мной на корточки как перед маленькой девочкой. — Не влюбляйся в меня. Не привязывайся. Не выдумывай наш роман. Его нет. Сейчас понятно?

— Более чем, — сцепив зубы, кивнула я.

— Вот и хорошо, — коротко сжал он мою руку, безвольно лежавшую на сиденье.

— Но что тогда значит: я с тобой?

— Это значит не рассчитывай на взаимность. Если ты со мной, то только потому, что так решила ты. Сплю я с тобой или не сплю — неважно. Важно: могу я тебе доверять или нет. Важно: доверяешь ты мне или нет. Все эти сцены ревности, сложности, сования носа в мои дела — сразу нет.

— А если я против тебя?

— Значит будет как сейчас: тотальный контроль. Звонки, переписка, разговоры, перемещения — я слышу каждый твой вздох, но при этом ничего тебе не рассказываю, ничего не объясняю, ни во что не посвящаю. Хоть все наши договорённости и останутся в силе.

Больше у меня не было вопросов. Только один.

— Почему? — боясь моргнуть, заглядывала я ему в глаза, преданнее собаки. — Почему, Сергей?!

Он тяжело вздохнул. Но я была уверена: понял о чём я.

— Потому что я однолюб, Жень, — Он поцеловал меня в щёку. — Спокойной ночи!

И захлопнул дверь машины.

Я вздрогнула от этого звука, словно внутри меня разлетелась на осколки огромная стеклянная конструкция. Видимо, так и разбиваются мечты.

— Евгению Игоревну домой. За мной возвращайся… — обратился он к Ивану.

Я не услышала, когда. Я вообще больше ничего не слышала из-за оглушающего хрустального звона.

И пакетик у меня в руках теперь жёг пальцы. Я его узнала — это были детальки, что я подняла с полу в гольф-клубе и отдала дяде Ильдару.

Он считает меня предательницей? Он…

Нет, нет, он же дал мне выбор. Он с самого начала всё знал.

Слёзы потекли сами.

Спать я легла без него.

И, что бы он там себе ни думал, заснула на его подушке.

Однолюб. Я усмехнулся, глядя как сладко она спит, обнимая мою подушку.

Какую только херню не скажешь, лишь бы не рушить восемнадцатилетней девчонке жизнь. Не лишать прелестей юности. Её влюблённостей и очарования. Её ошибок и личных драм. Прогулок под звёздами. Поцелуев в кинотеатрах. Пикников на набережной с дешёвым вином и пирожками, купленными в студенческой столовке.

Я тяжело вздохнул. И не стал её будить.

Переночевал на диване в гостиной. И уехал до того, как она проснулась.

Чтобы с утра поработать, а ближе к обеду встретиться с женщиной, что сильно рисковала, чтобы добыть мне детали устройства, которые я так опрометчиво бросил в гольф-клубе.

— Ир, спасибо!

Конечно, я принёс цветы. И даже надел строгий чёрный костюм с белой рубашкой, чтобы её порадовать. Но, кажется, сделал только хуже.

— Емельянов, ты что попрощаться приехал? Вырядился словно на похороны, — хмыкнула Ирина Борисовна.

Мы встретились в парке, где обычно и встречались. Но в этот раз я не вручил ей ключ от номера в гостинице. И пригласил прогуляться.

— Кое-что изменилось, — смотрел я под ноги, на лакированные носки дорогих итальянских туфель.

— Это что же? — не спрашивала, вопрошала моя прокураторша. В машине она оставила и цветы, и даже сумку, распихав нужное по карманам и шла рядом, размахивая свободными руками.

— Немного больше, чем всё, — сцепил я руки за спиной. — Я женюсь.