— Конечно, нет, — уткнулся я в её шею. — Ведь это будут мои последствия. Наши, — я прикусил губу. До боли. До крови. Но не сознался. И всё-то ты знаешь!

Нет, малыш, я не люблю, я больше жизни тебя люблю.

— О чём задумалась? — Бринн откинулся к спинке лавочки, подставляя лицо солнцу.

Лето как вернулось первого сентября так целую неделю и не сдавало своих позиций.

Мы сидели у грота в Воронцовском поместье.

Внутри маленькой пещеры, полукругом обложенной серым гранитом, журчал родник. Выше от него по склону, на площадке перед особняком, шли последние приготовления к свадьбе. От самого особняка, покрашенного в яркий голубой цвет с отделкой золотом, с места, где мы сидели, была видна только круглая башенка-бельведер, да наполовину окна верхнего этажа.

— Чувствую себя сволочью, — сползла я по сиденью и положила затылок на руку Бринна, что он вытянул у меня за спиной.

Все выходные я провела у Моцарта. Его поили таблетками, приходила медсестра, ставила ему капельницы, делала перевязки. И он, конечно, иногда спал. Но, когда не спал… В общем, ему надо было поправляться и набираться сил, но устоять под его натиском было невозможно. Поэтому отдыхать, когда я рядом, у него получалось плохо. А ещё я мучила его своими допросами. Но вчера всё, уехала домой, чтобы он выспался, отдохнул и к свадьбе был как огурчик. С утра училась, а после университета приехала посмотреть, как идут последние приготовления к свадьбе.

— Он сорвался из-за меня из Лондона, сбежал с больничной койки, думал, что я хочу его бросить, — пояснила я на вопросительный взгляд Антона. — Прилетел, чуть не истёк кровью, а я…

— Что?

— Донимаю его своими сомнениями и недоверием, — вздохнула я.

— И откуда это всё появилось? Чем ты занималась, пока нас не было?

— Кроме того, что мучила маму и рылась в архивах? Ездила в гости. К Ивану.

— Куда?! — резко сел он. И мне тоже пришлось поднять голову.

Антон смотрел на меня странно.

То есть нет. Сначала он посмотрел на меня обычно, просто удивился. А уже потом, когда я призналась, что ещё творила всякие глупости, например, целовалась с телохранителем, уставился на меня, словно я спрыгнула с самолёта без парашюта.

— Что? — покосилась я на него. — У Ивана чудная сестра. Восхитительная мама. Очень мужественный отчим. И большой красивый дом за городом. А целовались мы ещё до того, как вы уехали. Если что, Моцарт знает.

Бринн посмотрел на Ивана, что наверху разговаривал с Ксенией. Свадебный агент размахивала руками, видимо, поясняя что и где будет. Иван кивал.

— Давно?

— Что давно?

— Моцарт знает?

— Это важно?

— Да. Раз Иван ещё жив.

— С того дня как прилетел.

Бринн многозначительно качнул головой.

— Ну тогда ясно.

— Да что тебе ясно, Антон? Если что, я в тот день была не в себе. А Мо ещё даже про вас с Элькой не узнал. — Или узнал? Что-то столько всего произошло за эти дни, что мне казалось они в Лондоне прожили год, а не пять дней. — Я бы могла и с тобой целоваться. У нас с Мо не было отношений.

— Так то я, — усмехнулся он.

— А что с Иваном не так? Он даже посимпатичнее будет, — добавила я из вредности, конечно.

— Да кто угодно будет посимпатичнее твоего Моцарта, но ты же все равно любишь его, — имел он чудесную черту не обижаться.

Я пожала плечами. Увы.

— Скажи, а ты знаешь, что в «MOZARTe» за номер двенадцать двадцать один? — без его руки шее было больно и я села. Солнце слепило и в глазах теперь прыгали зайчики. Но, подняв тонкий прутик, что прибило к берегу ручейком, я начертила на плоском камне: «1221».

Вчера вечером, пока я ждала машину в лобби гостиницы, у стойки про этот номер громко перешёптывались две помощницы, пока не пришла администратор и не рыкнула. И мне сразу не понравились их разговоры, а она ещё и покосилась на меня.

— Двенадцать двадцать один? — усмехнулся Антон. — Думаю, после того как ты целовалась с Иваном тебе не стоит переживать. Этот номер имеет славу личных апартаментов Мо.

— Но он же остановился совсем в других, — удивилась я.

— Так они не для него и предназначены. Для его особых гостей.

— Для каких особых? — не понимала я.

— Расслабься, — похлопал он меня по руке. — Мо давно их услугами не пользуется.

— Ты имеешь ввиду?.. — выпучила я глаза.

— Жень, он свободный взрослый мужик. Да, этот номер когда-то был для его женщин.

— Но я слышала, что номер занят. Что в нём как раз остановилась женщина.

— Значит, его просто начали сдавать постояльцам и всё. Жень, ну какие женщины? Ты его видела? Он еле ходит.

Да, чёрт побери, я его видела. Не так уж он и слаб, как кажется! Но Бринну я, конечно, этого не сказала. И это было глупо — ревновать его сейчас, но эти сучки говорили такие вопиющие вещи про дамочку с чемоданами и распоряжение Моцарта, что трудно было истолковать превратно: он сказал его женщина не должна ни в чём нуждаться и дважды он повторять не будет.

Проклятье! Я и так чувствовала себя странно. Неуверенно что ли. Теперь ещё это.

Да, Сергей добавил в моё «расследование» пару деталей. Некоторые моменты пояснил. Но меня не оставляло чувство, что, не прижми я его к стенке, не раскопай всё это сама, так и сидела бы сейчас в счастливом неведении. И много чего ещё неприятно зудило. Только этот зуд, чем ближе была дата свадьбы, тем становился всё громче и громче.

Господи, а свадьба уже через день. Сегодня, завтра и… уже десятое.

Я резко встала и пошла вверх по склону.

— А здесь что будет? — перекрикивая стук молотков, спросила я у Ксении, которая волновалась, кажется, сильнее меня.

— Дополнительный навес от дождя. Сергей Анатольевич распорядился, чтобы зрителям, которым не хватит сидячих мест, тоже было где укрыться, если погода испортится.

— А там? — стоя посреди широкого прохода, я показала на небольшую площадку на возвышении. Арка, что начали украшать цветами, вазоны, драпировка — всё это уже выглядело очень наглядно, нарядно и впечатляюще. Волновало кровь. Заставляло кожу покрываться мурашками. Красота обещала быть просто ошеломляющая.

— Это как раз место, где вас обвенчают, — улыбнулась Ксения. — Знаю, знаю, это всё же светская церемония и слово неверное, но, мне кажется, оно очень подходит. Смотрите, вы пойдёте вот отсюда, — махнула она рукой. — Это скамьи для почётных гостей. За ними стоячие места. Здесь будет пресса. Здесь музыканты. Антон, — махнула она Бринну, что поднялся вслед за мной, — будьте добры. Да, спасибо. Вот там, где сейчас стоит Антон, — объяснила она мне, — и будет вас ждать Сергей Анатольевич.

Я так отчётливо это представила. Всюду цветы. Музыка. Развевающиеся воздушные шторы. Дамы в нарядных платьях. Кавалеры в смокингах. Я — в свадебном платье. И Сергей…

Антон улыбнулся и склонил голову.

И я только успела подумать, что видеть там никого кроме Моцарта не хочу, как тёмной тенью надо мной взметнулся Иван, прикрывая.

На дорожку вокруг и ему на спину тут же посыпали гвозди.

— Мужик, ты там охренел что ли? — сбросив с себя упавшую сверху бумагу, рявкнул, задрав голову, Иван, когда гвоздепад закончился.

— Простите. Простите, пожалуйста, — свесился в проём между досок пожилой мужчина с густой рыжей бородой. — Пакет порвался. Не специально я.

— Не специально, — качнул Иван головой. И осмотрел меня. — Ты как?

— Даже испугаться не успела. Спасибо, — отряхнула я нападавшие ему на плечи опилки.

— Поехали уже, отсюда, — подоспел Антон. — А то ты тут наинспектируешься, ещё что-нибудь на голову свалится. Сергей же сказал: не нужна вам никакая репетиция, да и проверять не обязательно.

Иван даже не усмехнулся. Просто посмотрел на Антона так, что тот и без слов понял: раскомандовался! Будь рядом Антон, и не только гвозди, но и молоток сверху мог бы прилететь. Но именно для того, чтобы даже муха на меня не села — рядом был профессионал. Целовал он меня или нет — в том, что мою безопасность Моцарт поставил выше моей глупости, трудно было усомниться.