Что и следовало доказать.

И пусть я хотел подкатить сам, посмотреть, как она вот так же брезгливо скривится, а потом вдруг резко передумает, узнав кто я, но так тоже сойдёт. Так даже лучше.

— Я слышал ты жениться собраться? — перекрикивал Бук певичку на сцене.

— Так и есть, — пригласил я его за свой неизменный «столик хозяина». Познакомил с Андрюхой. И ждал: придётся проявить инициативу или госпожа Абрамова подойдёт сама.

— Поверить не могу: Моцарт женится, — забыв про неё, брызгал слюной Бук.

Но я не забыл.

— Это твоя девчонка там мнётся? — унизительно поманил я её пальцем. И угадайте, что? Ха, она даже обрадовалась!

— А, эта, — слегка смутился Зуевский.

Не смущайся, Стасик, порешаю я с ней свои дела и возьмёшь реванш.

Девица присела на краешек стула. Ля-ля, тополя… потёк разговор ни о чём.

— Сергей, а вы правда хозяин этого отеля? — кокетничала она, когда я повёл её «на экскурсию». А чего тянуть? Она привлекательна, я — чертовски привлекателен. Классика.

— Выбирайте, Иванночка, любой номер. Может, президентский люкс? — задержал я палец, прежде чем нажать кнопку этажа в лифте.

— Да, — заливалась она неискренним смехом. Прелесть какая дурочка. Нет, ужас какая дура. Или ещё точнее — продуманная сука. Неужели и правда считает себя неотразимой, а меня — тупым ослом?

Когда в тех шикарных апартаментах с неприлично огромной кроватью под номером «1221», что имели неприличную славу «для шлюх хозяина», хоть сам я пользовался ими крайне редко, мы оказались не одни, нервный смех её стал вполне искренним. Да и тот быстро иссяк.

— И чем же так провинился господин Лёвин, что ему теперь от шести до девяти строго режима? — положил я перед нервно сглотнувшей девицей копию заявления, что она написала.

— Всем! — гордо вскинула она подбородок. — Этот урод приковал меня наручниками к шесту, чтобы я не сбежала. У себя в квартире.

— Шест для стриптиза? Каков подлец! — возмутился я и кивнул помощнику.

В этот раз перед ней положили включённый диктофон.

Комнату огласили весьма сочные ритмичные звуки. И её хриплый от вожделения голос под позвякивание наручников о шест, а, может, спинку кровати, умолял Артурчика не останавливаться.

Ещё! Ещё! О! А! У!.. Я устал это слушать и выключил.

И я был зол как никогда. Плевать мне на господина Лёвина, но однажды такая же продажная шлюшка, которую я спас, пожалел, поселил у себя, и к которой пальцем не притронулся, сбежала, а через неделю притащилась к ментам вся избитая и написала заявление об изнасиловании на меня.

Привычная обида и горечь изжогой поднялись из глубины памяти. Пальцы сжались в кулаки, хрустнув костяшками. А, может, Элька, права: я не мог простить себя, а не её, потому что…

— Я… Мне… — заблеяла госпожа Абрамова.

— Да мне насрать что ты! — заорал я, сбрасывая всё со стола. — Обиделась из-за аварии и просранного контракта, решила помаять денет с сынка дипломата или тебя попросили, лживая ты дрянь. Я хочу знать, что ты делаешь здесь!

— Они посадили моего брата в СИЗО, — заскулила она. — Нашли у него травку в машине…

— Кто? — рявкнул я.

— Прокуратура. Ильдар Саламович! — ушёл её голос в испуганный фальцет. — Он обещал, что брата отпустят, если я принесу на вас компромат…

Она рыдала, кривя губы и заставляя меня поминутно отворачиваться.

Хер бы в этот накрашенный рот да по самые гланды.

— Какой компромат? — зло стукнул я ладонью по столу, прекращая этот потоп.

— Он дал мне список вопросов, которые я должна вам задать во время секса, — она суетливо открыла сумочку, всхлипывая. И в том, что секс будет, вижу, даже не сомневалась. Достала телефон, потыкала в него трясущимися пальцами и протянула экраном ко мне. — Я записала, чтобы не забыть. Он хотел, чтобы я это сняла. Хотя бы звук.

Ну надо же, усмехнулся я, и швырнул ей коробку с бумажными платками. А с огоньком эта королевишна собиралась со мной поебаться: Люблю ли я жёстко? Не против ли, если она будет орать?

— А в задницу тебя можно отодрать? — улыбнулся я сально и кивнул своими парням, чтобы очистили помещение. — А орать с хером в глотке ты умеешь?

Она уставилась на меня с ужасом.

Да, сучка, несладко бы тебе сейчас пришлось, не будь у меня других планов. Не будь я влюблён, помолвлен, брезглив и в принципе в тебе не заинтересован.

Я снова подозвал госпожу Абрамову пальцем. И она так выразительно посмотрела на ковёр у моих ног, словно слышать «на колени и соси» для неё не впервой.

— Брата твоего завтра выпустят, — приобнял я её. И сказал на ухо вкрадчиво, даже мягко, воздержавшись от оскорблений: — Но, будь добра, постарайся, чтобы ему не пришлось сидеть там снова. Уёбывай ты уже в свой сраный Лондон. Но сначала вот так же с огоньком сделай приятно моему товарищу. Иди в душ, милая, и ни дай бог моему другу не понравится.

И вышел.

— Ты на свадьбу-то придёшь, Бук? — хмуро оглядел я зал.

— Постараюсь, Мо, но не обещаю. Сам понимаешь, всё эти чёртовы дела, из-за них сам себе не принадлежишь.

— Это точно, — тяжело вздохнул я. — Ну, смотри сам. Буду рад, — положил я на стол перед ним ключ-карту от люкса. — Держи. Номер «1221». И ни в чём себе не отказывай. Отплачено.

Он поднял на меня удивлённый взгляд и пусть не спросил: «Это то, о чём я думаю?», я уверенно кивнул. И даже злорадно улыбнулся, представив, как будет стекать сперма Бука по пухлым губам и наутюженным волосам этой обычной расфуфыренной продажной шлюшки, которая возомнила себя Матой Хари.

— Мо, я твой должник! — крикнул он мне вслед.

— Ты же знаешь, Бук, за мной не заржавеет, сочтёмся! — махнул я, выходя.

Как же я был зол! Ёбаный Сагитов! Я прекрасно понял, чего он добивается и куда клонит, ещё после его откровений с Женькой в баре. Жёсткий секс. Ничего, если она будет кричать? Вот сука! Хотелось кого-нибудь убить. Или да, жёстко отодрать. Ехать домой, где, выставив попку из-под скомканного одеяла спит моя сладкая девочка, было как минимум, опасно. Но было и ещё кое-что, то самое, гештальт, что я, кажется, должен наконец закрыть, спустя семнадцать лет.

Уже в машине я назвал Андрею адрес, который не знал никто.

Цветы?

Я едва оторвала голову от подушки, когда взгляд упёрся в розу. И я думала к ней будет конверт — ещё один, какой там по счёту: шестой, седьмой? — но это была просто записка.

«Не скучай. Буду завтра. М»

Где у «М» был забавный хвостик от буквы «Ц», что невольно читалось как «МЦ».

— И всё?!

Я отшвырнула вырванную из какого-то блокнота бумажку.

Он не вернулся домой. Он, хер его знает, где шлюхается. Держит меня на вытянутой руке, а я должна сидеть его ждать? Всё, хватит!

Мне есть чем заняться! Через три дня начнутся занятия — как минимум, мне нужны тетради. Ещё я могу позвонить Карине — она вернулась в город. Посидим в кафе, познакомлю её с Бринном.

Я натянула джинсы, убрала волосы в узел, плотно позавтракала, попутно изучая копии архивных документов особняка, что привезла от мамы, и… неожиданно получила отказ от Антона.

— В смысле ты занят? — включив телефон на громкую связь, возмущалась я.

И Бринн, конечно, мягко пояснил, что Моцарт платит ему не за то, что он со мной дружит, у него есть дела. Вернее, он ничего такого и близко не сказал — это я со злости так услышала слова, что он сегодня работает.

Но, может, оно и к лучшему. Прижав к себе папку, я смотрела на Ивана, что галантно открыл мне дверь машины. Теперь бы определиться куда сначала ехать.

Оказалось, Карина — вариант не на сегодня. После перелёта бедняжка ловит страшные джетлаги, её крепко накрыл десинхроз после смены часовых поясов. Канцтовары, решила я, тоже подождут: зачем покупать что-то, если не знаешь, что именно нужно.

Блин, ну зачем я такая рациональная?

Недолго поколебавшись, я назвала Ивану адрес особняка.

После вчерашних разговоров с Моцартом я поняла одно: дело не в том, что у нас разница в возрасте, а в том, что я в принципе слишком юна. Неопытна, не успела вкусить прелести жизни и молодости, а он не хочет меня этого лишать. Будь мне двадцать пять, а ему сорок семь — это многое бы изменило. Но что ж мне теперь, как тому Шарику, потом прибегать? Через год? Через пять?